Глава 4.Ксилофон

Писанина заняла три дня почти полностью. Приходилось чиркать, исправлять, вставлять пропущенное, да просто переписать набело чистых полдня ушло. Хорошо, что у нас уже выпускной класс и учителя спокойно относятся к посещению занятий, которые официально примерно неделю назад уже стали скорее предэкзаменационными консультациями, а не изучением нового материала. Исключение составляет только русский и литература, где в конце каждого урока у нас небольшой диктант, но она у нас в понедельник и среду. Начав писать дома в среду, я закончила только поздно вечером в пятницу. Два дня писала в читальном зале районной библиотеки, обложившись для маскировки кучей учебников. Ещё дома заготовила листы из тетрадки, срезала края по паре сантиметров в размер конверта, на всякий случай купила ещё три тетрадки, что оказалось очень кстати. Дома внутренние конверты снова в перчатках как писала чистовик склеила из двойных тетрадных листов и каждый пронумеровала и подписала:

"Вскрывать запрещается! В письме СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНЫЕ сведения! Обеспечить немедленную передачу в секретариат секретаря ВКП(б) Сталина И.В."

А на внешних конвертах написала самым красивым прописным почерком: Москва Центр, Лубянская (Дзержинского) площадь, Народному комиссару. Москва, Центр, ул. Петровка 38, Начальнику Московского управления милиции., Тула (Ленинград, Калинин, Куйбышев, Воронеж), Центр, Начальнику городского управления НКВД. В качестве обратного адреса: г. Подольск, ул. Ленина, д. 24, кв. 2, Васильев И.П.

По пути из библиотеки на Среднем зашла на почту, глянула и выписала индексы, так, что здесь у меня всё чинно и красиво с индексами получателя и отправителя. Когда я удивилась выбором в обратном адресе Васильева, а не Иванова, Сосед сказал, что распространённость именных фамилий, как Иванов, Петров, Николаев или Васильев почти одинаковая, так, что легенда про самое распространённое "Иванов" не обязательно правдива. И ещё, "Иванов" в системе связи будет псевдоним товарища Сталина, так, что лучше уж побыть Васильевым. Подольск это я нашла, Сосед почему-то хотел Гусь-Хрустальный или Горький. Теперь осталось с утра с тётей Машей сходить к её подруге с московского поезда и можно будет считать свой долг выполненным. Чтобы не показывать всем адреса и конверты, все письма я аккуратно завернула в серую обёрточную бумагу и перевязала шпагатом. Свёрток и свёрток, как много чего в магазинах упаковывают.

Я пробовала сказать Соседу, что отправлять просто так такие важные письма, это неправильно, что нужно заказными. Но он возразил, что со времён подписания Россией Парижской почтовой конвенции даже революция и гражданская война не отразились на высоком качестве работы нашей почты. Конечно, возможен вариант, что по пути в деревню Пендюкино пьяный возница может вместе с возом опрокинуться в реку и утопить всё, в том числе и почту, но разбор будет таким, что ему было бы лучше утопить два мешка денег государственного банка, чем пакет с письмами. Любой водитель знает, что без всяких мигалок на дороге пользуются особым статусом автомобили почты и хлебовозки, для чего у них на кузова нанесена косая белая полоса, это само о многом говорит. И не смотря на войну охватившую всю Европу, над воюющими странами по отведённым воздушным коридорам летают неприкосновенные почтовые самолёты, а почтовые вагоны имеют статус экстерриториальности и пересекают все границы без досмотров. Таможенные и пограничные действия с почтой начинаются только в месте назначения и только с точки зрения наличия в отправлениях опасных вложений. То есть, если письмо будет брошено в ящик большого города, из которого выемка писем производится регулярно, то вероятность, что письмо не дойдёт до адресата исчезающе мала. А то, что сотрудники НКВД рискнут не передать по инстанциям письмо, адресованное Сталину и снабжённое такими грозными комментариями, это даже не фантастика, это горячечный бред. Так, что возня с заказными письмами, при отправлении которых нужно предъявлять паспорт, составлять и подписывать квитанцию, то есть плодить ненужных свидетелей, это пустое!

Тётя Зина — подруга тёти Маши, оказалось как раз сегодня отправляется в рейс и весь завтрашний день будет в столице, так, что съездить на улицу Горького к главпочтамту ей не составит труда. Даже такую мелочь, как надеть простую кофточку вместо форменной тужурки она придумала сама. Углядев, что адреса с многозначительными заглавными буквами НКВД, она всё домыслила, так, что даже объяснять ничего не пришлось. Письма мгновенно оказались обратно завёрнуты в бумагу, а следом в тряпочку и нас немедленно заверили, что "УСЁ БУДЕТ НА ОТЛИЧНО! МОЖЕТЕ ДАЖЕ НЕ ПЕРЕЖИВАТЬ! Я Ж НЕ ДУРА! УСЁ ПОНИМАЮ!"…

Оставшиеся конверты я вручила тёте Маше, а до этого мы все вместе попили вкусного чая с купленными по дороге свежими духмяными медовыми пряниками. Женщины обсудили меж собой какие-то свои железнодорожные вопросы, перемыли косточки какой-то паразитке-Верке. А я была просто счастлива, что свалила такое серьёзное дело и от меня уже больше ничего не зависит.

Больше я думала о том, что прочитала, когда сосед писал своим мелким убористым почерком. Если сначала я просто не могла перестать удивляться его определению "мало, что знаю", это что же тогда будет знать МНОГО?! Вообще, я была в недоумении, когда он затеял такую глобальную подготовку, я то думала, что нужно просто написать, что начнётся война, ну, может добавить во сколько именно. А для объёма и солидности добавить к этому, что со своей стороны я обещаю приложить все свои силы и не пожалеть самой жизни для защиты завоеваний нашей Революции, как в газетах пишут. И куда здесь куча конвертов и тетрадок? Когда же сосед начал писать одно, другое, третье, я не просто обалдела, я в ужасе забилась мышкой куда-то в уголок, писать и знать такие вещи, у меня просто в голове не укладывалось. А как складно, но жёстко, я бы так точно не сумела и ведь это товарищу Сталину, и не боится и фамилии там такие… А такое МАЛО ЗНАЮ, я наверно до конца жизни столько знать не буду. Вот спросили бы меня дать советы Владимиру Ильичу накануне Революции, когда он ещё в Разливе сидел, и что бы я ему насоветовала? Но это быстро было задвинуто в сторону, потому, что из письма вырисовывалась не просто война, жуткая картина это войны. Я шла по улице, смотрела вокруг и у меня холодные цыпки пробегали по спине, когда я вспоминала строчку про "полмиллиона жителей от голода, холода, бомбёжек и обстрелов…", это же каждый четвёртый, вот идёт семья с тремя детьми, и одного из них вычеркнет зима этого года и было страшно и жутко.

Я уже не дёргалась по поводу того, что честно или не честно я сдала радиодело. По крайней мере, возникла некоторая определённость, и это придавало мне сил. Накануне того, что нас ждёт быть не просто в толпе гражданских, а иметь дело и не просто, а дело непосредственно связанное с такой организованной структурой, как армия, тем более, что я смогу принести пользу в защите СССР. А ведь ещё статью про какого-то Калинина и его собаку Мухтара кажется, я даже клички такой никогда не слышала. Хитро то как придумано "если поверите и захотите"…

Ноги как-то сами принесли меня на набережную у Румянцевского садика. Красивое место, как раз напротив Сенатской площади с Медным всадником. Но мне здесь ещё нравится всегдашняя толчея. Особенно ближе к зиме, когда все начинают дровами и углём на зиму запасаться. Сейчас всего три баржи с лесом стоят в один ряд, а ближе к зиме иногда и в четыре пять рядов пришвартованные одна к другой. Куча народа, возчики с телегами, машины, чаще от учреждений, матросы с барж, кольщики и пильщики дров и изумительный запах свежих опилок и дров. А они так по-разному пахнут, осина и ольха сладковато, сосна и ель горьковато и резко, берёза почти не пахнет, но её нотку всегда обнаружишь. Однажды привезли пихту, такой одуряющий запах был, до сих пор помню. Тут невысокая оградка над спуском к низкому причалу, где всё действо разворачивается, можно отвернуться от первой линии и трамваев и смотреть одновременно на дровяной гвалт и Неву, которая привычно несёт свои маслянистые тёмные воды в Балтику. Надо будет перед экзаменами прибежать сюда и наломать в Румянцевском садике сирени и обязательно найти пятилепестковый цветок сирени, загадать желание и на экзаменах обязательно повезёт.

Внутри продолжало с прошедших дней потряхивать от причастности к чему-то великому, такому огромному и государственному. То есть всегда где-то там в Москве делались большие дела, про которые писали газеты, а у нас был свой Мироныч, когда его убили я плакала вместе со всеми, кажется горевал весь город. Я смутно помню его крупную кряжистую фигуру, которую мне отец издали показал на демонстрации, но я была маленькая и не очень поняла и разглядела. А вот теперь я прикоснулась. И если Сталин может сомневаться и не доверять тому, что в письме написано, то я то точно знаю, что сосед не врал, вернее я чувствовала, что не врёт. И значит, нас ждёт внезапное нападение, отступления и миллионы погибших. И блокада моего Ленинграда! Господи! Страшно то как!

Наверно надо маму с малышами уговорить в бабушке под Белозерск на лето перебраться. Только уговаривать нужно не маму, а папу, она у нас женщина правильная по всем канонам деревенского патриархата воспитанная, потому, у нас дома не муж и отец семейства, а хозяин и владыка, как скажет, так и будет, скажет на одной ноге стоять целый день, только спасибо скажет и жутко смущаясь попробует только уточнить, на какой ноге ей горемычной стоять велено. Папка у меня классный и нормальный, но кому ж такое может не нравится? Даже маленького Ваську за его хулиганства мы с Веркой по проказливой попенции охаживаем гораздо спокойнее, чем мама, ведь как же можно то, это же маленький будущий хозяин и наследник! Графёнок, барон фон Луговых, блин! Вот уже подцепила у соседа его эти постоянные "БЛИН!" когда сердится или ругаться хочет. Всего пару дней общаемся, а уже заразилась. Но ведь до чего же прилипучее! Мне — девушке не материться же, и даже чертыхнуться неприлично.