Дядя Петрович
Дядя Петрович — так запросто стали его звать в нашей роте. Двумя этими словами выражалось то, что вновь прибывшему красноармейцу идет пятый десяток и что он самый бывалый среди остальных бойцов.
Появился он в роте поздно вечером, когда бойцы возвратились с ужина. В каптерке у старшины стоял усатый пожилой человек. Он стоял под команду «смирно» и коротко отвечал на вопросы.
— В армии служили?
— Так точно, служил.
— Когда?
— С тысяча девятьсот шестнадцатого по двадцать первый год.
— Ого… а где?
— В 213-м пехотном полку.
Ему отвели койку рядом с койкой молоденького красноармейца Платошкина.
— Товарищ Платошкин, — сказал старшина, — вот расскажите новенькому обо всех наших порядках.
Платошкин служил в армии около месяца и чувствовал себя ветераном. Поручение старшины льстило ему. Он сразу принял покровительственный тон.
— А гимнастерка укладывается вот так, рукава вот так, и — на тумбочку.
Новичок покорно повторял все сложные приемы укладки обмундирования. Потом он вдруг нахмурил брови, расправил усы и спросил:
— А ремень?
— Что ремень?
— Как ремень складывается?
— А как угодно, — ответил Платошкин, — об этом в уставе нет.
— В уставе-то, может быть, и нет, а порядок и для ремня есть. Вот как раньше мы ремень складывали.
И ловкими движениями новичок свернул свой ремень в тугое кольцо.
За окнами несколько раз труба пропела тянучий сигнал отбоя. Неожиданно в тон сигналу новичок тоже пропел:
— Ло-жи-сь спа-а-ть!
И все тут почувствовали, что новый боец, несмотря на возраст, веселый человек.
Утром, когда дневальный громко оповестил о подъеме, дядя Петрович первым вскочил с койки.
Мы удивлялись аккуратности и усердию дяди Петровича. Особенно он имел какую-то необычайную страсть ко всевозможной чистке. Он чистил ботинки ежедневно, словно перед парадом, он скоблил свой подбородок до красноты. А когда дело доходило до чистки винтовки, дядю Петровича нельзя было оторвать от дела даже на секунду.
За несколько дней дядя Петрович стал самым популярным человеком в роте. Он мог рассказать о том, как воевали против немцев в 1916 году, умел к месту вставить новую пословицу и развеселить бойцов.
А известным всему полку дядя Петрович стал вот при каких обстоятельствах. Бойцы и командиры собрались в клубе, чтобы послушать рассказы участников боев с немецкими оккупантами. На вечер приехал командир дивизии, генерал-майор.
Фронтовики рассказывали о боях под Тихвином, под Ростовом, вспоминали разгром немцев под Москвой. Но вот рассказы закончились. Тогда заместитель командира полка по политической части предложил:
— Может быть, кто-нибудь еще желает выступить!?
В зале тихо. Нет больше желающих. Вдруг встает дядя Петрович.
— Я не участвовал теперь в боях с фашистами, но немцев бивал в прошлую войну. Разрешите рассказать эпизодик один… Это было в 1916 году, когда мы наступали на Луцком направлении. Гнали немцев и австрийцев, как говорится, в хвост и в гриву. Но в одном месте пришлось нашей роте задержаться. Немцы укрепились в одной деревеньке. Командир роты решил перед ударом навести у врагов панику с тыла. Вызвал он двадцать молодцов и во главе со взводным послал в обход. Был в этой команде и я. Сделали мы кружок добрых верст на десять. А взводный у нас был, скажу вам, боевой парень. Ну, говорит, ребята, не ударим лицом в грязь, а ударим по немцу, чтобы пух пошел. И ударили. Сначала обстреляли деревню, потом бросились в штыки, сбили охрану и отходить стали. В деревне — переполох. Немцы преследовать начали. И тут туго нам пришлось. Оторваться не удалось. И вся команда полегла в бою. Но в это время рота уже шла в наступление и через час окончательно выбила немцев из деревни. И пошли наши опять вперед, погнали немцев. А я остался жив, меня чуть только пулей поцарапало. Да очень сильно ранен был взводный. Я его вынес с поля боя и санитарам передал. Но, должно быть, умер он, бедняга. Храбрый был командир…
Дядя Петрович умолк. Видит он, генерал-майор стоит и недоверчиво на него смотрит. Дядя Петрович даже смутился. И как бы оправдываясь, он тихо сказал, обращаясь к бойцам.
— Может, вы думаете, я прихвастнул…
— А фамилию взводного вы не помните? — спросил генерал.
Дядя Петрович стоял перед генералом навытяжку.
— Как же не помнить своего взводного, товарищ генерал-майор, — ответил он, — фамилия его Ефимов была…
Генерал широко шагнул к дяде Петровичу и, обняв, крепко трижды поцеловал старого солдата.
— Взводного запомнил, Ефимов, правильно, — улыбнулся генерал. — А командира своей дивизии сейчас не знаешь. Ну, как его фамилия?
Да, дядя Петрович не знал фамилии этого генерала. Но ему тут же подсказали все бойцы, все командиры, весь зал:
— Ефимов.
Патриот Родины. 1943. 1 мая.