15.

Все-таки в прошлой жизни я была кошкой, лениво подумала Алена, мягко изгибаясь в истоме, подставляя всю себя его взглядам и таким же ленивым прикосновениям.

С Олегом сразу после секса ей хотелось забраться под одеяло или одеться – лишь бы он не смотрел на ее тело, которого она отчаянно стеснялась. Со Стасом все было иначе. Она была самой красивой, самой желанной. Пусть только для него одного – неважно, какое ей дело до остальных! Он смотрел на нее – и это было не менее осязаемо, чем касания рук, губ, языка. Его взгляд заводил, будоражил до секса, подстегивал во время, ласкал и нежил после. Так, что хотелось мурлыкать.

- У тебя было много женщин? – спросила она, медленно прокладывая ногтем путь между кубиками пресса, как в лабиринте.

- Много, - не сразу ответил Стас. – Это имеет какое-то значение?

- Нет. Расскажи мне про самую первую. Ты же все знаешь про моего первого мужчину, - Алена хитро улыбнулась.

Стас молчал, глядя в потолок, лицо его стало жестким, и она испугалась, что забрела в опасную зону.

- Мне было тринадцать. А ей двадцать три. Она была у нас аккомпаниатором, - сказал он и резко повернулся к ней. – Ты уверена, что хочешь знать подробности?

- Нет, - помотала головой Алена. – Лучше расскажи тогда про свою первую любовь. Самую-самую первую.

- Это можно, - Стас улыбнулся. – Ее звали Эгле Зариня. Латышка. Такая, знаешь, типичная прибалтийка. Голубоглазая блондинка. Высокая, тоненькая. Мы с ней танцевали в паре на бальных два года. Пятый и шестой класс. Золото выиграли на чемпионате Европы. В Варшаве. За самбу. Мне очень хотелось ее куда-нибудь пригласить. В кино или погулять. Но я страшно стеснялся.

- Ты? Стеснялся? – рассмеялась Алена: настолько ей было трудно представить стеснительного Стаса.

- Да вот представь себе. Поэтому мы с ней только после занятий шли вместе и разговаривали. Она до автобуса, я дальше, до метро. И я всегда приносил яблоко, мы его съедали пополам. Муму специально покупала и напоминала: «Яблоко для Эгле не забыл?»

- Муму? – удивилась Алена.

- Мама. Я ее так звал.

- Почему?

- Не знаю. Она говорила, что у меня не получалось сказать «мама», когда был совсем маленьким. Только «муму». Так и пошло.

- Забавно. А где она сейчас?

- Умерла.

- Извини…

- Ничего. Когда нам уже по двенадцать было, у Эгле начала расти грудь. Ну, совсем немного, но она ужасно смущалась. Надевала под гимнастический купальник по две майки. А мне нравилось. Это, конечно, были еще не такие взрослые желания, - Стас провел рукой по ноге Алены, - но все равно волновало.

- И чем все кончилось? – она прижалась к нему спиной, так уютно, удобно, как две ложки в коробке.

- Да ничем. Они уехали всей семьей.

- В Латвию?

- В Германию. К родственникам. И на прощание я ее все-таки поцеловал. Еще год мы переписывались по электронной почте, а потом все потихоньку сошло на нет. Ну а у тебя? Рассказывай!

Алена потянулась, еще плотнее прижавшись к Стасу, потерлась затылком о его подбородок.

- В первом классе. Его звали Артем. Мы сидели за одной партой. Он на меня никакого внимания не обращал. Я же страшная была. В очках. На зубах пластинки. Две тощие косички. В общем, крысенок. И вдруг он угостил меня конфетой. Уж не знаю, почему. Может, сам не хотел. В общем, я была так растрогана, что взяла и поцеловала его в щеку. От избытка чувств. Это в классе было, на перемене. Все видели. Ну и понеслось: жених и невеста. И тогда он треснул меня рюкзаком. Очень больно. Я рыдала страшно, но больше от обиды, наверно. Учительница его пересадила за другую парту, ну а потом у меня потихоньку все прошло.

- Надо же, какая драма, - Стас рассеянно поглаживал ее грудь, обводя одним пальцем по окружности. – Не могу тебя представить крысенком.

- Отец меня зовет весенним ежом. До сих пор.

- Прикольно. Никакой ты не еж. Ты очень стройная, - он провел ладонью линию от ее груди до бедра. - И очень красивая.

- Мурр! А твой отец жив?

- Нет, тоже умер. Давно. Десять лет уже. А Муму четыре года назад. Я у них поздно родился. Ему было сорок пять, а ей тридцать восемь. Они вместе в школе работали.

- Учителя?

- Да. Муму русский и литературу, отец историю.

- Тогда понятно, - улыбнулась Алена, повернувшись к нему лицом.

- Что именно?

- Я удивлялась, что у тебя речь… как бы тебе сказать. Немного не соответствует возрасту. Когда сленг – еще ничего, а вот когда что-то рассказываешь, такое чувство, что тебе лет тридцать, не меньше. Но раз у тебя родители были в возрасте, да еще мама русский преподавала, тогда это все объясняет.

- Ты до такой степени замечаешь, кто и как говорит? – удивился Стас.

- Да. Я же тебе говорила, я чистый аудиал. Все вокруг в первую очередь на звук.

- А для меня главное - запах, - он уткнулся носом ей под мышку, лизнул, тяжело положил руку на живот. – И вкус. И на ощупь. Потом на вид, а потом уже на звук.

- Ты кинестетик. А я слепошарый крот, у меня вид в последнюю очередь.

- Крысенок, еж, крот, целый зоопарк… Я как-то в детстве увидел объявление на столбе: «Продам кротовьи шкурки на шубу». Никак не мог представить себе шубу из крота, он же маленький. Потом в интернете нашел. Обалдел от цены.

- Ну да, - хихикнула Алена. – Примерно половина твоей лярвы.

- Ну ты и язва!

Она глазом моргнуть не успела, как обнаружила себя лежащей на спине. И этот взгляд – сверху вниз, насквозь. Как магнитные линии сквозь землю.

- Я просто с ума схожу от твоего запаха.

А я схожу с ума от вот этих ноток в твоем голосе, низких, чуть хрипловатых, из самой глубины. Я просто умираю от твоего голоса, когда слышу в нем желание!

- И от вкуса. Рассказать тебе, где? Тебе должно это нравиться – слушать и слышать, правда? Когда ты хочешь меня. Когда я раздвигаю твои губы, - его рука пробралась между ее сжатых ног, пальцы нашли путь в глубину, - а между ними сочится влага. Сок. Когда ты вся течешь. Как сейчас, - он убрал руку и облизал палец, глядя ей в глаза. – Соленый. Горький. Терпкий.

От слов Стаса Алену заливали жаркие волны, по спине пробегала крупная дрожь. Плотный колючий воздух с трудом протискивался сквозь горло, пересохшее так, словно влага со всего тела стекла туда, где только что была его рука.

- Я тоже хочу, - прошептала она. – Попробовать тебя на вкус.

- Правда? – он прикусил мочку ее уха. – И что мешает?

- Я не знаю… как. То есть знаю, конечно, но… чтобы тебе было хорошо.

- Я тебе покажу кое-что. Немножко черной магии.

Алена вспомнила, как пыталась обозначить для себя его взгляд. Сегодня ей на ум пришло другое слово – «порочный», и оно отозвалось еще более сильной вспышкой желания.

Он встал с кровати, задернул плотные шторы, подошел к зеркалу в дверце шкафа.

- Иди сюда. На вкус в другой раз попробуешь, начнем ликбез с азов. Разврат должен быть грамотным.

Алена хихикнула, спрыгнула с кровати.

- Свечи бы зажечь, - с сожалением сказал Стас. – Ну да ладно, и так должно получиться. Только учти. Никаких стеснений и прочей фигни, иначе и затеваться не стоит.

- Да ну! – фыркнула Алена. – Я с тобой себя чувствую какой-то дикой нимфоманкой, и мне это страшно нравится. Может, сначала и было что-то, но уже нет. Сама удивляюсь.

- Ну и отлично. Начнем ручками. Одной. Порно смотрела? Значит, представление в теории имеешь. Я скажу, если что не так. А второй одновременно ласкаешь себя. Клитор. Желательно синхронно.

Алена посмотрела на него удивленно, но от комментариев воздержалось.

- А теперь главный фокус. Смотри в зеркало. На меня. На то, что у тебя в руке. Взгляд сфокусируй так, чтобы ничего другого не видеть. Сможешь?

- Да, - судорожно переводя дыхание, ответила она.

- Представь, что это твое отражение. Я в зеркале – это ты. Ты ласкаешь себя и смотришь на это. Все твои ощущения – мои. Или наоборот, неважно. Прислушивайся к ним, запоминай.

Сначала ей показалось, что это какой-то бред. Смотреть в зеркало и представлять себя мужчиной, да еще ублажая одновременно себя и его? Что должно быть в голове, чтобы всерьез это представить? Тут с координацией движений бы разобраться, да еще взгляд держать так, чтобы не убегал с одной точки, пытаясь выхватить из зеркальной мути что-то лишнее. А ощущения… совершенно безумные. Как будто музыка шла только на один наушник и вдруг прорвалась во второй, став яркой, объемной, осязаемой. И все же это были только ее ощущения. И вдруг…

Она сама не поняла, как и в какой момент это произошло. Словно какая-то ее часть отделилась и наблюдала за происходящим, но изнутри зеркала. Из Зазеркалья. А другая действительно стала Стасом. Ее – Алены – больше не было, она как будто растворилась в нем. И как только она это осознала, ее подхватила волна оргазма – такого яркого и мощного, какого она никогда еще не испытывала наедине с собою. Стас глухо застонал, запрокинув голову, и она почувствовала липкую теплую влагу на ладони, на животе.

Отдышавшись, он отошел, достал из-под подушки маленькое полотенце, вытерся, бросил ей. Сильно закружилась голова. Алена осторожно добралась до кровати и легла на живот, лицом в подушку, пытаясь прийти в себя.

- Что с тобой? – Стас сел с ней рядом, провел рукой по спине. – Ты бледная такая.

- Не знаю. Это действительно… черная магия. Я не думала, что получится, но…

- Неужели? – усмехнулся он.

- Неужели что? Что сомневалась или что получилось?

- Что получилось, - он подвинул ее и лег рядом.

- То есть ты сам сомневался? – Алена подняла голову и с любопытством посмотрела на него. – А говорил с такой уверенностью.

- Я-то не сомневался. А вот у тебя на лице такой скепсис был. Хрень какая-то, ну да ладно, раз уж тебе так хочется, попробуем.

- Звучало на самом деле бредово. Представить, что я – это ты. И почувствовать за тебя то, что происходит со мной. Ну правда же. А потом вдруг…

- Попробуем в другом формате? – прищурился Стас, положив руку ей на грудь.

- Только не сейчас, - захныкала Алена. – У меня уже сил нет.

- Разумеется. У меня тоже. А в обратном направлении?