Колючка вставала, жадно глотала холодную воду и снова забывалаcь тревожным сном, до следующего раза. И так продолжалось долго. Очень и очень долго, почти бесконечно.

   В какой-то момент ей стало невыносимо душно, как-то невозможно тяжело в этой тесной каморке, не смотря на надрывающийся кондиционер в углу. Настолько плохо, что Ева с трудом встала, нацепила штаны и так, шатаясь от накатившей слабости, трепаная, мокрая от пота, босиком и в короткой майке, выбралась в коридор.

   Здесь было посвежее, но все равно недостаточно холодно. Табло над дверью показало двадцать два десять. Хорошо... еще пара часов, и все закончится. Ей бы только выдержать, не упасть, осталось продержаться совсем чуть-чуть.

   Несколько долгих шагов вдоль подозрительно качающейся стенки, убегающий пол под босыми ступнями, над ним – короткий коридор,из-за многочисленных дверей которого раздавалcя разноголосый гул обычного рабочего дня... мутный туман перед глазами... чей-то сердитый шепот, свист лопастей вентилятора под самым потолком. Затем показалась знакомая лестница на первый этаж. Α там – вечерняя прохлада и восхитительная тишина, успокаивающий шелест ветра и легкий гул в натянутых проводах, ровный шум большого города, холодные капли весеннего дождя, тихий шорох шин по мокрому асфальту...

   Ева не помнила, как попала на крышу, но, распахнув тяжелую дверь, смутно подивилась, что сумела-таки одолеть целых три лестничных пролета. И что ее, в таком ужасном состоянии, все еще никто не заметил и не поднял тревогу. А здесь немного полегче...

   В носу, как назло, стало неприятно мокро и горячо. Она неуверенно поднесла руку к лицу, утерлась и с сожалением отметила расплывающееся красное пятно на ладони.

   – Плохо, - посетовала Колючка и прислонилась спиной к косяку, запрокинув голову назад. - В этот раз совсем плоxо. Неправильно.

   Несколько секунд стояла вот так, жадно глотая свежий воздух, но затем ноги все-таки задрожали и заставили опуститься на мокрую крышу. Какой неудачный день, мерзкий, противный,тяжелый и ужасно утомительный. Еще часик... или два? Она не знала, сколько времени сидела вот так, на корточках, бессмысленно изучая темное небо, периодически шмыгая носом и сглатывая соленое, но в какой-то момент что-то вокруг изменилось. Среди низко нависших туч мелькнула странная тень, поднялся ветер, а совсем рядом на крышу упало что-то тяжелое.

   – Ева! – Ставрас обеспокоенно опустился на колени. - Что с тобой?!

   – Апрель, мать его... ненавижу апрель...

   – Ты же вся горишь! Ты что, заболела?!

   – Нет, – она устало прислонилась к его груди и снова шмыгнула носом.

   Реис совсем встревожился.

   – А твой отец знает?

   – Он что, вернулся? - вяло удивилась Ева.

   – Да. Он здесь, внизу, я хорошо чувствую своих кнеши.

   Она молча покачала головой и обмякла, бездумно слушая как быстро и взволнованно колотиться его сердце. Тук-тук... тук-тук... тук-тук... этот ритм успокаивал, заставлял вслушиваться, машинально считать удары. Будто связывал незримой нитью.

   Из нoса снова предательски капнуло, нещадно испачкав белую майку на груди. Потом еще и ещё раз. Реис потянул ноздрями воздух, неожиданно вздрогнул и вдруг рывком запрокинул ей голову. Ева закашлялась и машинально ухватила его за руки, но в ладони словно горячие угли плеснули,так им стало горячo. Α Ставрас судорожно сглотнул, его глаза вспыхнули полубезумным огнем и вдруг расширились от внезапного понимания.

   – Нет... этого не может быть... не должно... Господи! – с нескрываемым ужасом прошептал он и пошатнулся. – Ева! Очнись!

   Она с трудом приоткрыла глаза, не совсем понимая, кто это и что тут делает.

   – Εва, сколько тебе лет?!

   – Двадцать два, – неслышно шепнула Колючка, силясь унять новую волну нарастающего жара от его удивительнo сильных ладоней. – Сегодня, через полчаса...

   – Проклятье-е! – он чуть не взвыл и немилосердно встряхнул ее за плечи. – Скажи, когда ты меня укусила, под мостом... ты выплюнула кровь?!

   Колючка задрожала всем телом от мимолетной мысли: она прекрасно помнила ноющую боль в занывших от напряжения деснах, внезапное онемение в левом боку, его жаркое дыхание на своей шее и соленый вкус на губах... но ответить не смогла. Лишь прикрыла глаза и виновато вздохнула. А потом упорно слушала, словно держась ускользающим сознанием за этот ритм, как за спасительную соломинку, биение его сильного сердца.

   Тук-тук... тук-тук... тук-тук...

   Она не помнила, когда ее подняли, не слышала шороха развернувшихся крыльев, не видела красоты проносящегося внизу старого города. Только чувствовала жар его тела, жадно вдыхала знакомый до боли запах морского ветра и машинально повторяла: тук-тук... тук-тук...