Изменить стиль страницы

Глава 31

ЖЕНИХ НАПРОКАТ

Амелия

В свадебном приглашении указан вечерний дресс-код.

Хоть я и удивилась необходимости длинного платья, все же была рада отправиться на поиски идеального.

И с помощью Макайлы я нашла его – винтажное черное платье-футляр без рукавов с симпатичным вырезом сзади.

Подбираю дерзкие ювелирные украшения, включая большое коктейльное кольцо, и смотрю в зеркало, где вижу потрясающее отражение. Представьте Одри Хэпберн в «Завтрак у Тиффани», только без перчаток... и мундштука.

Это я.

Жаль, у меня не было времени найти мундштук, забавы ради, но в Лагуне на это не было ни единого шанса.

Я вроде как скучаю по большому городу. Не уверена, что могла бы быть счастлива в таком маленьком городишке. Мне нравится пляж, но суету и сутолоку мегаполисов я люблю больше.

С убранными волосами, сексуальными туфлями и жемчугом, ниспадающим по спине, чувствую себя представительницей старого Голливуда. Поправочка. Без трусиков я чувствую себя как распутница старого Голливуда, что по какой-то причине кажется мне привлекательным.

Мы с Бруклином не виделись со среды. Он должен был позаботиться об отце. Но мысль о скорой встрече вызывает порхание бабочек в животе.

Пытаясь не обращать внимания нервы, я наношу немного блеска для губ и опрыскиваю себя духами.

Сегодня наша последняя ночь вместе, и я хочу, чтобы она была идеальной.

Звенит дверной звонок, и, хотя обычно Бруклин просто беспардонно заходит, я знаю, что это он. Спешу добраться до двери быстрее Кема, и внезапно мне кажется, что у меня снова выпускной. И под взором моего старшего брата это чувство не пройдет, пока мы не уйдем. Черт, я даже не смогу поцеловать Бруклина, если не успею первой и не украду один поцелуй. Слава богу, нам не нужно обмениваться бутоньерками. В этот момент все всегда пялятся, и это невыносимо.

К моему разочарованию, Кем подходит к двери первым. Я держусь в тени, пока он открывает ее, и чувствую, как мои коленки начинают дрожать. Я даже радуюсь, что Кем подошел к двери раньше меня.

Помните Джона Кеннеди младшего?

Просто представьте его на любом из десятков официальных приемов, где его фотографировали в смокинге, с галстуком-бабочкой и гладко зачесанными назад волосами. Именно так выглядит Бруклин, стоя в дверях.

Его волосы кажутся темнее, потому что он подстригся. Непослушная шевелюра теперь укрощена и уложена. Он сменил свои шорты на смокинг, который на нем выглядит на миллион долларов. И этот галстук-бабочка просто восхитителен.

Я пожираю глазами парня, который обычно ведет себя так, будто ему на всё плевать. Но не сегодня. Сегодня он соответствует мероприятию.

Не в силах остановиться, я позволяю взгляду задержаться на нем. И как наркоман, которому в последний раз предстоит испытать кайф, я боюсь, что следующая доза будет ой как не скоро.

Пытаясь не быть фанаткой, которых он так не любит, я делаю вдох и выхожу из-за угла.

— Амелия, — низким голосом произносит Бруклин.

Кем поворачивается посмотреть на меня, и его глаза практически вылезают из орбит. Я игнорирую его.

— Привет, Бруклин, — машу я и чувствую себя, как школьница, которой когда-то была.

Кин и Мэгги не приехали в эти выходные. Мэгги навестила ее мама, и Макайла уехала в Западный Голливуд встретиться с ними и заняться девчачьими делами. Поэтому Кем остался здесь один в подвешенном состоянии. Может, я могла бы просто пройти мимо него и выйти за дверь? Ха, видимо, нет.

— Ты прекрасно выглядишь, — произносят они одновременно.

— Спасибо, — отвечаю я неловко им обоим и иду ко все еще открытой двери.

Солнце светит ярко, и у обоих мужчин как будто нимбы над головой. Но они не ангелы. Свадьба состоится на закате, и я уверена, что будет прохладно. С этой мыслью я хватаю купленную мной шаль и продолжаю путь к брату и мужчине, с которым сплю, но который не является моим парнем. Слово «любовник» кажется более подходящим, но по какой-то причине мне это ненавистно. Ненавистно то, что мы превратили эти отношения во что-то тайное, грязное, потому что они такими не являются.

Тихий свист моего брата вырывает меня из раздумий, и, слава Богу, он не имеет отношения ко мне.

— Классная тачка, — говорит он Бруклину.

Снаружи стоит старинный и блестящий лимузин Роллс-Ройс черного цвета. Бруклин пожимает плечами, будто это пустяк, но я знаю, что это не так. Знаю, что он нанял его для меня, потому что ему известно о моей одержимости всем, что связано с сороковыми, пятидесятыми и шестидесятыми.

Парни обмениваются подколками, Кем обвиняет Бруклина в попытке возобновить статус кинозвезды с помощью этого обезьяньего костюма. Бруклин же отвечает Кему тем, что так он готовится к тому дню, когда Кема охомутают. Под конец они улыбаются друг другу и обзываются разными вариациями слова «мудак».

Мой взгляд сосредоточен на Бруклине, но не на его жестах и том, что он говорит, а скорее на его рте.

Этот рот.

И, боже, он улыбается.

Этой медленной, ленивой улыбкой, обещающей часы удовольствий. Даже не могу себе представить, сколько ног развела эта улыбка, потому что я хочу развести свои в ту же минуту, как сядем в машину.

Старясь вести себя непринужденно перед моим братом, Бруклин говорит:

— Готова отправиться в цирк?

Его тон настолько обыденный, что, клянусь, если бы у меня были распущенные волосы, он мог бы взъерошить их, как будто я ребенок, собирающийся играть в мяч.

Мне трудно притворяться, но я всё равно смеюсь. Мне просто необходимо поскорее убраться отсюда, поэтому я целую брата в щеку, прощаюсь и выхожу на улицу.

Кем наблюдает из дверного проема.

— Повеселитесь.

— Насколько это возможно в цирке, — комментирует Бруклин через плечо и следует за мной по пятам.

Я оглядываюсь на него.

— Там будут обезьяны и слоны?

Издав смешок, он смотрит на меня сквозь завесу ресниц, улыбаясь. Убийственно. Очаровательно.

— Папарацци и пресса, так что да, думаю, будут.

— Главное, чтобы там не было клоунов. Ненавижу клоунов, — говорю я.

— Ты ненавидишь клоунов? — спрашивает он удивленно.

— Да, они просто жуткие.

Его взгляд лениво скользит по мне, и мне начинает казаться, что Бруклин раздевает меня глазами.

— Наверное, — задумчиво отвечает он, встречаясь со мной взглядом. — Очень красивое платье.

— Спасибо, — говорю я и останавливаюсь как раз перед тем, как подойти к двери автомобиля, которую водитель уже открыл для меня.

— Я сам, — говорит Бруклин водителю и тот быстро занимает свое место за рулем.

Не совсем наедине, но в достаточной близости я смотрю на него.

— Я купила его с мыслями о тебе, — замечаю я, устраиваясь на шикарном кожаном сидении, позволяя высокому разрезу показать мое бедро.

Это движение легкомысленно. Кем, который всё ещё стоит в дверях, спрятав руки в карманы, никогда бы не узнал, что разрез – это приглашение нырнуть мне под платье, но Бруклин знает.

Стоя спиной к Кему, он закусывает нижнюю губу и высовывает язык, как будто хочет попробовать меня. И, ох, как же я хочу позволить ему это.

— Непослушная девчонка, — бурчит он как раз перед тем, как закрыть дверцу и обойти машину, чтобы сесть с другой стороны.

Вечерний воздух еще не остыл, но мурашки уже покрывают мою кожу.

Открывается вторая дверь, и Бруклин скользит внутрь. С поднятой перегородкой нет необходимости следить за своими словами, но Бруклин молчит, пока автомобиль не выезжает с нашей улицы.

Долгое время он просто смотрит на меня со своего сидения, и я думаю о том, правда ли этот вечер будет платоническим.

Но потом он тянется ко мне и сжимает меня в крепкой хватке.

Я смотрю на него.

— Я скучала по тебе.

Слова, которые мне не стоило бы произносить, но они правдивы и должны быть сказаны.

— Прошло всего три дня.

Обычная фраза. Четыре слова. Слова, которые жалят. Это не «Я тоже скучал».

Но не успеваю я ответить и попросить не воздвигать между нами стену на последнюю ночь вместе, как он обрушивает свой рот на мой: жестко, горячо, требовательно.

Господи, я люблю это в нем. То, как он во мне нуждается — это просто потрясающе, это превосходит всё остальное.

Его язык проникает в мой рот. Горячий и чувственный, скользит вокруг моего, пока он игриво кружит им у меня во рту. Дразнит меня. Испытывает.

Окутанная его теплом, я чувствую запах Бруклина, его одеколон, такой же манящий, как и его запах, и я кружу своим языком вокруг его, чтобы попробовать потрясающий вкус.

После нескольких минут, проведенных в борьбе за контроль, я сдаюсь и позволяю себе раствориться в его объятиях.

Наши поцелуи едва ли можно назвать простыми, а этот уж и подавно. И я хочу больше. Больше Бруклина. Больше этого жара. Больше его прикосновений. Больше его грешных уст. Хочу сказать, что он может писать свои сценарии где угодно. И хочу попросить его поехать в Нью-Йорк со мной. Хочу сказать, что он – всё, о чем я когда-либо мечтала. Что хочу его навсегда.

И это осознание парализует меня.

Неужели Мистер-такой-неправильный – это мой Мистер Правильный?

Когда его зубы касаются моей нижней губы, и он прикусывает ее, я обдумываю свое открытие. Но потом Бруклин ослабляет натиск на мой рот, скользя языком по месту, которое только что прикусил, и отстраняется. Его глаза темные, наполненные похотью, но слова темнее.

— Я благодарен, что сегодня наша последняя ночь, я больше не могу лгать твоему брату.

Застыв от того, что он радуется окончанию наших отношений, я внезапно чувствую себя разбитой. С трясущимися ногами и дрожащим голосом я могу лишь прикрыть пальцами покалывающие губы.

Бруклин потирает ладонями свои бедра.

— Нам, вероятно, стоит избегать любого публичного проявления чувств на свадьбе. Джиджи дала прессе свободный доступ, так что там будет множество фотографов, а снимки появятся во всех таблоидах.

Я сглатываю. Тяжело. И киваю.

— Да, это, наверное, хорошая идея.