— Это неправда, — говорю я тихим голосом, потому что, если подумать, это может оказаться правдой.

— Хоть раз раскрой глаза, Амелия. Посмотри, что ты упускаешь. Твоя жизнь не соответствует той картине, которую рисовали твои родные. Обещаю.

У меня в животе зарождаются эмоции. В ее словах есть доля правды. Смахнув слезы, я глотаю ком в горле и пытаюсь обдумать ее ложь.

Она выше меня ростом, поэтому смотрит на меня сверху вниз.

— Ты никогда не думала, почему твои родители расстались так скоро после смерти Брэндона? Они столько лет были вместе, так почему же? Почему, если семья и так была давно разбита?

Дальше следует пауза, словно следующая реплика должна быть моей. Но я молчу. Я задумывалась об этом, но теперь знаю причину — моя мать изменяла. Она нашла другого мужчину.

— Да потому что твоя мать винила в смерти Брэндона твоего отца. Она годами могла мириться с его донжуанством, но смерть Брэндона вышла за грань.

— О чем ты вообще говоришь?

Ее глаза коварно заблестели.

— Твой отец показал Брэндону эту жизнь. Водил его в клубы. Знакомил с девушками и, думаю, косвенно с наркотиками. Конечно, он не думал, что Брэндон зайдет так далеко.

У меня все плывет перед глазами, и я могу только покачать головой, отрицая ее слова.

— Ну же, малышка А, ты не можешь быть настолько наивной.

— Не зови меня так.

— Конечно. АБК. Символ привязанности только для вас троих. Вашего маленького клуба: Амелия, Брэндон и Кемден. Но, видимо, ему пришел конец.

— Прекрати! — кричу я.

Она тоже качает головой в отрицании.

— Ты должна знать еще кое-что.

Мне хочется закрыть уши.

— Ты не думала, что такого плохого должно было произойти между нами, что Кемден покинул Нью-Йорк?

Хватаясь за край столешницы, я наконец возвращаю себе способность говорить рассудительно.

— Я знаю, что было такого плохого — мысль о ежедневных встречах с тобой.

Она смеется.

— Нет, не со мной, а с твоим отцом. Видишь ли, Кемден застал нас с твоим отцом, занимающихся сексом на обеденном столе в День Благодарения.

— Лгунья! — верещу я.

Хладнокровная сучка смеется.

— А вот и нет.

— Да!

— Тогда скажи мне, ты никогда не думала, почему мы не встречаемся на работе?

Я пялюсь на нее.

— Да потому что твой отец попросил меня избегать встреч с тобой. Он не хочет, чтобы ты узнала о нас. Не хочет, чтобы ты знала о многих вещах. Но защищать тебя от правды было задачей Кемдена и Брэндона, не моей.

Мыслями я возвращаюсь к мужчине, с которым видела Ванессу менее пяти минут назад. К седым волосам мужчины, который целовал ее. К тому, как подумала о том, что запах одеколона Лендона стал сильнее на то мгновение, когда я проходила мимо нее. Был ли это мой отец? Или просто кто-то похожий на него? О боже, меня сейчас стошнит. Я бегу в кабинку и закрываю за собой дверь.

— Счастливого Нового Года, Амелия, — пропевает Ванесса, когда я падаю коленями на пол, после чего слышу звук закрывающейся за ней двери.

Мое сердце колотится.

Голова кружится.

Безудержный гнев обжигает вены.

Лгунья. Она такая лгунья.

Разве?

Собрав силы, я бегу за ней. Хочу убедиться, что мужчина, сопровождающий ее сегодня, это не мой отец.

И как раз в конце холла вижу свой самый страшный кошмар. Мужчина, которого я не могу видеть, раскрыл объятия, в которые падает Ванесса и целует его прямо в рот.

Сучка.

Мымра.

Шлюха.

Я втягиваю воздух, пытаясь облегчить давящую боль в груди.

Это нереально.

Мне все кажется.

Это не он.

Он кажется выше моего отца. Стройнее. И одежда куда более повседневная, чем когда-либо носил бы мой отец.

Чтобы убедиться, что это не он, я решаю сделать шаг ближе. Потом другой. И еще один.

Внезапно на моем пути появляется широкий торс.

«Шевелись, приятель», — думаю я.

Мне нужно убедиться, да и, кроме того, у меня в запасе еще куча имен для нее. Я не преуспеваю в попытках оттолкнуть большое тело со своего пути. Когда оно не шевелится, поднимаю взгляд и вижу, кто передо мной.

— Ты в порядке? — спрашивает Лендон, уставившись на меня с беспокойством в глазах шоколадного цвета.

Встав на носочки, я заглядываю ему через плечо. Их нет. А мне остается только гадать, был ли это мой отец. Правду ли говорила Ванесса. Что-то подсказывает мне, что она не лгала, и эта мысль невыносима.

— Ты в порядке? — снова спрашивает Лендон.

Нет, я не в порядке. Вокруг меня неожиданным образом рушится мир. И всё же я оставляю этот факт при себе, а вместо этого говорю:

— Да, я в порядке.

Как раз в то мгновение, когда он берет меня за руку, чтобы отвести обратно в клуб, толпа начинает отсчет.

— Пять, четыре, три, два, один. Счастливого Нового Года!

С этими словами я толкаю Лендона к стене и обхватываю его шею руками, чтобы поцеловать прямо в рот.

Конфетти летит со всех сторон. Крики тусовщиков раздаются у меня в ушах. Все кричат «Счастливого Нового Года!».

Губы Лендона мягкие и теплые, и, когда он прижимает меня к стене, его пыл заставляет мое сердце биться чаще. Мы бьемся зубами, сталкиваемся языками, пока наши рты шевелятся всё быстрее и быстрее.

Уверена, если бы мы не находились в общественном месте, его руки уже оказались бы под моим платьем, и я чувствую возбуждение от мысли, что парень окажется у меня между ног.

Обезумевшая, может пьяная или просто нуждающаяся в отвлечении, я долго целую Лендона, прежде чем отстраниться и посмотреть на него, гадая, он ли тот самый.

Тяжело дыша, Лендон прижимается лбом к моему, не проронив ни слова.

— Почему бы нам не уйти отсюда и создать свой собственный фейерверк, — мурлычу я слова, которые могли бы стать самыми смазливыми в книге.

С ними я также официально отменила последние два этапа свидания вслепую, да и все свои правила вместе взятые.

Пофиг.

Кому нужны правила?

Они могут лишь сломить тебя.

Осознав эту холодную, жестокую правду, я отодвигаюсь и смотрю ему в глаза. Да, вероятно, я превращаю эту ночь в одноразовую интрижку, нежели в вечную историю любви, но сейчас мне на это наплевать.

Эй, вечную любовь всё равно переоценивают.