Волосы скрывали ее лицо, но в этот момент мой ботинок задел камешек, и она подняла голову, прерывая свое пение. Если Стокер отреагировал, я этого не заметила. Я услышал только свое резкое дыхание, когда впервые посмотрела на лицо Кэролайн де Морган.

Я видела ее фотографию и думала, что готова. Я приняла к сведению совершенство ее костей, изящные черты, которые были бы прекрасны, даже когда возраст ссушил бы ee плоть и сморщил ее кожу. Я изучила линии ее лица и фигуры, отмечая каждое место, где природа одарила ее. Список был длинным. От дуги ее бровей до кончиков ее зауживающихя пальцев, от изгиба ее лебединой шеи до изящного изгиба ее губ, она была создана доброжелательной рукой.

Но то, что ни одна фотография не могла передать, было чистое совершенство красок. Ее волосы были насыщенного цвета летнего кукурузного шелка, а ресницы чуть темнее. Ее глаза — но что можно сказать о таких глазах? Нужен поэт, чтобы отдать им должное. Это были светло-голубые тона, которые вызывали бы зависть у сапфиров. Розы цвели на щеках, подчеркивая кожу на лице, такую прекрасную и белоснежную, что это заставило бы подснежник отвернуться от стыда.

Ее руки замерли, и она медленно моргнула, всматриваясь в зеленые тени. — Кто там? — позвала она.

Только голосу не хватало совершенства. Он был высоким и легким, но странно хриплым. Стокер шагнул вперед, и я двинулась по его следу на непослушных ногах. Я добивалась этой встречи, но в этот момент я бы продала свою душу в одну секунду, чтобы быть где-нибудь еще. Стокер двинулся в круг света лампы, теплое сияние окутало его черты и осветило его фигуру.

Кэролайн де Морган подняла лицо, ничего не выражавшее, глядя на своего бывшего мужа.

Она дважды моргнула в явном недоумении, затем заговорила. — Я вас знаю?

Стокер открыл рот, но ни один звук не вышел из него. Я подошла к ней с улыбкой, которая стоила мне всех сил. — Добрый день. Вы миссис де Морган, не так ли?

При звуке собственного имени ее лицо сморщилось в замешательстве. Она перевела взгляд с меня на груду рукоделия на коленях. Она подняла иглу и начала еще одну строчку. — Мама говорит, что я не должна обременять себя, — медленно сказала она.

— Конечно. — сказала я ей. — Могу ли я увидеть, над чем вы работаете?

Я прошла мимо Стокера, потому что он стоял, как превращенный в камень. Я старалась не приближаться к ней слишком близко, потому что она казалась робкой, как лань. Ее игла провела красным шелком сквозь большой кусок белой ткани, и она подняла его, чтобы я увидела. Ткань по краям была неровной, грубый кусок белья, который когда-то можно было использовать для полотенец. Лоскуты тут и там были покрыты случайными строчками, вариациями на тему хаоса, без двух одинаковых кусков. Она сшивала по своей прихоти, переходя от неопрятной техники пламени к кривым крестам, которые она делала, пока я смотрела.

— Очень красиво, — сказала я ей. Я взглянула на Стокера, но он все еще стоял, прикованный к месту, его рот был ослаблен в шокированном понимании. Тогда я вспомнила намеки о ее состоянии. Сэр Хьюго, Морнадей, даже Тивертоны говорили, что она стала жертвой допросов полиции относительно исчезновения ее мужа. Сэр Хьюго обвинил полицию Дувра в грубом обращении с ней. Неудивительно, что ее нервы не выдержали напряжения. Она посмотрела на меня, голубой взгляд был совершенно пустым. — Я вас знаю? — повторила она.

— Нет, миссис де Морган. Меня зовут Вероника Спидвелл, — ответила я ей. Я бросила взгляд на Стокера, чтобы убедить его подойти ближе, но он стоял на краю папоротника, его руки сжались в кулаки.

— Зачем вы пришли? — спросила она меня.

Я колебалась, не желая быть такой же жестокой, как дуврская полиция.

Затем Стокер двинулся, сложив руки на груди. — Довольно. Возможно, ты обманула полицию своим маленьким выступлением, но я знаю твои любительские театральные постановки.

Она посмотрела на него, медленно моргая, на ее лице отсутствовало выражение. Затем со звучным вздохом она откинулась на спинку стула с совершенно ясным выражением лица. — Что меня выдало?

— Ты забыла, что я видел твою Офелию. Ты проделала ту же самую маленькую уловку, сжимая руки, — прокомментировал он с прохладой, которую, я подозревала, он не чувствовал.

Красивый рот не улыбался, но углы слегка смягчились. — Я забыла. Ну, я, возможно, не одурачила тебя, но, к счастью, люди в Скотланд-Ярде не настолько подозрительны.

— Это уловка, не так ли? Притворится глупой, чтобы они оставили тебя в покое?

Возмущение вспыхнуло в ее взгляде. — Они были чудовищны. Они думают, что я сговорилась с Джоном, чтобы украсть эту жалкую корону, — взорвалась она.

— Если честно, это только одна из их теорий, — поправила ее я.

Она смотрела на меня с явным отсутствием тепла. — Ревелстоук, кто твоя подруга?

— Мисс Спидвелл — мой профессиональный партнер, — сообщил он ей.

Она склонила голову в сторону, внимательно изучая меня. — И еще кое-кто, я подозреваю.

Стокер не поймался на удочку. — Это все, что ты хочешь сказать мне?

Ее губы покраснели. — Полагаю, ты хочешь, чтобы я извинилась.

— Я думаю, что мы далеко прошли этот пункт, — ответил он. — Ты можешь вырезать свое собственное сердце и предложить его на блюде, и твоя бухгалтерская книга по-прежнему будет красной от долгов.

Ее руки сжались в кулаки. — Не надо, Ревелстоук. Я не горжусь тем, что я сделала. Но я не такой злобная, как ты хотел бы верить. Злоба никогда не была моей мотивацией.

— Какое утешение, — сказал он, слова резко обрезались, как клинком.

— Ты можешь издеваться надо мной, — сказала она ему равномерно. — Бог знает, ты заслужил это право. Но это правда. Я хотела быть тебя хорошей женой.

— Из всей лжи, которую ты мне когда-либо говорила, эта, я думаю, самая мерзкая, — ответил он. Он снова двинулся, и она смотрела на него с настороженным выражением лица. Она вызывающе подняла подбородок, но по учащенному пульсу на ее горле я видела, что она боится. Он двигался медленно, осторожно, и она облизнула губы, наблюдая, как он приближается, казалось, не в силах оторвать от него взгляд. Ее пальцы сжались на игле в ее руке, и я подумала, как близко он должен будет подойти, прежде чем она вонзит ее в его плоть.

Он остановился, едва не коснувшись ее. Не говоря ни слова, он опустился перед ней на колени, его лицо было почти на одном уровне с ее. Он откинул голову назад так, что свет напал на него, обнажив шрам от его бровей до воротника. — Я подумал, что тебе, возможно, понравится другой кусок твоей работы, — сказал он тихим и ужасным голосом. Он кивнул на иглу в ее руке. — Ты хотела подписать это? Продолжай. Ты больше не можешь сделать мне больно. Ты уже сломала человека, которого знала, распяла каждую часть моей души и не оставила меня ни с чем, кроме развалин того, кем я когда-то был. Почему ты отворачиваешься? У тебя появилась совесть? Какое бремя это должно быть для тебя.

Он мог бы пойти дальше. Он мог подтолкнуть ее, чтобы вонзить иглу в его плоть. Он мог издеваться над ней, пока она не убежала бы или не заплакала. И я бы позволила ему, если бы это означало причинить ей боль. Я видела отвращение на ее лице, когда она смотрела на шрам, мерцание отвращения, которое слишком ясно показывало ее чувства.

Она смотрела на него и видела только уродство; я же видела места, где он сшивал себя вместе. То, что отталкивало ее, было для меня самой главной его частью. Каждая отметина, которую оставили его страдания, была немым памятником его сил, нечеловеческой храбрости, побудившей его отвергнуть смерть и деградацию, любое зло и порок, которыми он утешал себя в долгом пути после своего уничтожения. Он прошел сквозь адский огонь и вернулся обратно. Она увидела только следы ожогов, я видела феникса.

Я ненавидела ее за это. О, позвольте мне быть честной — я ненавидела ее по тысяче причин! Но в тот момент я ненавидела ее больше всего за то, что она все еще могла причинить ему боль. Он стоял перед ней на коленях, опускаясь, чтобы оскорбить ее, и именно это снятие всех его защитных сил заставило меня заступиться. Она не обидит его снова, я поклялась.

— Вы убили своего мужа, миссис де Морган? — спросила я острее и громче, чем хотела.

Мгновенно их головы повернулись ко мне. Рот Кэролайн де Морган дрогнул, и она слегка вскрикнула, подняв руки. Взгляд Стокера на мгновение опустел. Затем его глаза, казалось, сфокусировались, и он вырвался обратно в настоящее, увидев меня, где мгновение назад он… — но кто может сказать, каких дьяволов он вызвал в своем разуме? Думал ли он о ней, как о невинной невесте, чьи губы целовал перед алтарем до того, как она оставила его умирать?

Он поднялся на ноги, когда Кэролайн де Морган обратилась ко мне холодным от ярости голосом. — Как вы смеете? Это самое чудовищное предположение.

— Разве? — мягко спросила я. — Отчеты о состоянии вашего брака показывают, что он был не совсем счастливым.

— Он был — и он есть — совершенно счастливый, — настаивала она сердито. — Джон любит меня, и я люблю его. И если мы иногда ссоримся, то только потому, что мы не такие умеренные. Наш брак — это страсть, — сказала она, оборвав себя, когда посмотрела на Стокера. — Я не понимаю, почему вы пришли, мучая меня вопросами.

— Мы пришли, потому что мы расследуем местонахождение вашего мужа, — ответила я.

— Расследуете! И кто вы такие, чтобы заниматься делами полиции? — потребовала она.

— Я не склонна объяснять наш интерес к этому вопросу. Но если вы не будете говорить с полицией, вы должны поговорить с нами. Конечно, вы хотите раскрыть тайну исчезновения вашего мужа. — Я позволила своему голосу замереть, как бы предполагая.

— Конечно, я хочу! — Она подражала моему тону с резкой жестокостью. — Как вы холодны. Вы можете стоять там и обсуждать величайшую трагедию в моей жизни так же беспристрастно, как если бы я потеряла заколку! Вы самая странная женщина, которую я когда-либо встречала.