Изменить стиль страницы

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ Во рту. Дуплистые зубы. Слюнные железы. Неожиданная тревога. Обед рабочего и путешеств

Наши путешественники снова прошли через правое предсердие, а дальше через правый желудочек в легкие, оттуда они снова попали в левое предсердие, а потом в левый желудочек. Теперь они из левого желудочка двинулись не вниз, а вверх, в рот. (рис. 20).

i_021.jpg

Рис. 20. Рот (3); глотка (8); дыхательное горло (12); надгортанный хрящ (9); язычок (4): начало носоглотки (2).

Здесь было очень интересно. Сначала Надо было неприятно. Они оказались на внутренней стенке щеки, куда они вылезли из волосного сосуда, по совету лейкоцита, чтобы получше наблюдать. Но как язык, так и щеки и нёбо — все было покрыто слоем слизи. Слизь непрерывно изливалась из массы железок, выводные протоки которых открывались и полость рта. Кроме слизи, во рту было некоторое количество слюны, и она, примешиваясь к слизи, внушала Наде еще большее отвращение. Но это продолжалось недолго; лейкоцит, видимо, чувствовал себя в слизи и слюне как в своей тарелке.

Во рту вдоль внутренней стенки щек шли два ряда зубов. Они были не очень привлекательны; правда, некоторые зубы были белы и целехоньки; но некоторые были черны, как деготь, в них были дупла, из которых шел скверный запах. Лейкоцит, видимо, испытывал удовольствие: тошнотворный запах его привлекал.

— Эх, — сказал он, — жалко, что нам надо отправиться на дальнейшее изучение человека, а то бы я остался здесь надолго. Работы здесь хоть отбавляй.

— Но почему здесь так отвратительно пахнет?

— В этом опять-таки виноват наш хозяин; он не чистит зубов и не следит за ними вообще. В дуплах завелась масса бактерий, которые вызывают гнилостное разложение; их необходимо уничтожить. Не думай, что я тут один; здесь много лейкоцитов и помимо меня. Много нас гибнет здесь в борьбе с бактериями; видишь, в слюне сколько плавает трупиков лейкоцитов? Человек их либо выплевывает, либо проглатывает со слюной, и тогда их трупики перевариваются в желудке. Да, не легко стоять на защите человека.

— Но почему не больно этому человеку? Зубы-то у него гниют.

— Гниют, конечно, но дупла еще не достигли до зубной мякоти; когда они до нее доберутся, тогда человеку станет больно; он заревет белугой, будет ругать «проклятый зуб», но не догадается обругать самого себя за свое невежество и за свою беспечность.

— А нельзя ли ему помочь?

Можно, конечно; надо починить дуплистые зубы и чистить зубы утром и на ночь. Тогда все будет благополучно.

— Когда окончу путешествие, непременно скажу ему об этом; много, о чем надо поговорить с ним, так заодно и об этом поговорю.

— Вот посмотри, сказал лейкоцит, — видишь, внизу, далеко под нами, виднеется отверстие выводного протока. Это проток слюнной железы (рис. 21).

i_022.jpg

Рис. 21. Слюнные железы человека.

У человека три пары слюнных желез (рис. 21): одна пара околоушных; когда они воспаляются и распухают, лицо делается похожим на морду поросенка; а потому болезнь эта получила название «свинки».

— Так свинка — это воспаление околоушных желез! А я этого не знала.

— Другая пара — это подчелюстные железы: третья — подъязычные. Все они выделяют слюну несколько различного качества. И, заметь, слюна выделяется обычно в очень скромных количествах; но когда человек начнет есть, то ее выделяется много. Попробуй глотать слюну впустую, — предложил лейкоцит.

Надя попробовала; глотнула раз, другой, третий и четвертый глотнула еле-еле; а на пятый глоток слюны никак не набралось. Пришлось глотнуть впустую и то с трудом.

Видя ее бесплодные попытки, лейкоцит весело смеялся.

— А ты попробуй что-либо жевать, хоть сухари, хоть яблоко; увидишь, как весело побежит слюна.

— Да тут ничего такого не найти. А твои клеточки можно есть только тогда, когда очень голодна.

— Смотри! Смотри! — закричал вдруг лейкоцит, — тут холерная запятая! — и он ринулся к тому месту, где лежала бактерия холеры. Скоро он начал обволакивать запятую своими ложноножками. Бактерия сопротивлялась отчаянно; она корчилась и судорожно била своими жгутиками. Надя с интересом и тревогой следила за ходом битвы и успокоилась лишь тогда, когда запятая оказалась целиком внутри лейкоцита и начала замирать.

Успокоился и лейкоцит:

— Теперь она понемногу начнет перевариваться во мне.

— Что значит — перевариваться? Разве у тебя внутри печь и горшки?

— Перевариваться — это значит растворяться внутри нашего тела; она постепенно разложится и растворится, а вещества, из которых она состоит, пойдут в мою пользу.

— Странно, однако, ты не беспокоился так, когда встретил холерную запятую в другом месте.

— Совершенно верно; в другом месте она не опасна почти нисколько; можно ввести довольно много холерных занятых в кровь или под кожу человека: они там не размножаются, так как для этого нет подходящих условий. Опасно, если эта запятая попадет в рот, а оттуда в желудок и кишки; в тонких кишках она находит для себя очень хорошие условия; размножается необычайно быстро и вызывает холеру. Ведь чем опасна эта запятая, как ты думаешь?

— Не знаю, право.

— Да тем, что она живая, и что она способна к размножению.

Если ее не уничтожить, то через пять минут она разделится пополам; размножение бактерий именно так и происходит; вот подсчитай-ка, сколько их получится через сутки.

Надя попробовала и запнулась. Выходило так, что через час их будет 4096 штук; а дальше без записной книжки трудно было высчитывать.

В это время раздался властный рев, и Надя почувствовала равномерные и довольно сильные толчки в левый бок.

Оглянувшись, она ничего не могла заметить, но толчки продолжались. Человек открыл рот, и толчки заметно усилились. Происхождение их разгадалось.

Это гудел фабричный гудок на обед, а человек, в теле которого они были, приоткрыл рот, так как стоял слишком близко к гудку. Воздушные волны от гудка были настолько сильны, что Надя почувствовала их в виде здоровенных толчков.

Через несколько минут рот человека начал наполняться кусками хлеба и картофелинами; зубы начали крошить еду, и рот наполнился громадными количествами слюны.

Надя испугалась, как бы не попасть под зубы, которые ей казались гигантскими жерновами. Ее страхи получили непосредственное подтверждение. Один из громадных кусков хлеба, который рабочий запихал в рот, прошелся вдоль внутренней стенки щеки, снял с нее целый пласт слизи, а заодно и наших приятелей.

Что тут делалось потом, сказать трудно. Наши друзья попали на язык, и пошла писать губерния. Их подбрасывало вверх к небу, а затем они с быстротой молнии летали куда-то глубоко вниз, словно в пропасть; со всех сторон их окружала липкая и скользкая масса хлеба и картошки, насквозь пропитанная слюной.

«Хоть бы под зубы не попасть» — с тоской подумала Надя.

Извиваясь изо всех сил, стараясь уйти из-под жевательных бугров коренных зубов, Надя скоро потеряла из вида своего друга лейкоцита. Все ее усилия сводились к одному: чтобы благополучно уйти из пищевого комка и отдохнуть.

Ее счастье, что человек, видимо, торопился есть; он не прожевывал пищу и глотал ее наспех: иначе ей не миновать бы попасть под зубы и окончить свое существование.

В этот момент человек перестал жевать; он взял в рот бутылку молока, запрокинул голову, и громадная молочная волна, словно лавина, смела пищевой комок, в котором находилась Надя, и отправила его вниз к пищеводу.

Надя потеряла сознание.

Когда она пришла в себя, оказалось, что она плавает в мутно-кислой жидкости огромного резервуара (рис. 22).

Она сделала попытку пошевелить своими членами и с удовольствием заметила, что они действуют превосходно. «Должно быть, я с молоком была проглочена и через пищевод попала в желудок. Однако, где же лейкоцит? Как я теперь обойдусь без его указаний?» Затем другая мысль, более ужасная, встревожила ее: «Кто же меня теперь защитит от других лейкоцитов? Их так много в организме… Словно патрули и разведчики, бродят они внутри человека, и ничто не может от них скрыться. Они учуют меня, как собаки зайца». Она пробралась к стенке желудка, уселась на крохотный выступ и начала соображать, как быть. Но ничего не могла придумать и в отчаянии тупо смотрела на громадное молочно-хлебное озеро, расположенное у ее ног.

Внезапно на нее полились мутно-грязные горячие потоки. Пришлось заползти в отверстие слизистой железки, чтобы уйти из-под горячего душа. «Верно, он пьет чай».

Довольно долго лились сверху чайные ручьи, подслащенные кусочками сахару. Но, наконец, все утихло. Надя обрадовалась. Но не надолго. Неожиданно вся жидкая масса, находящаяся в желудке, волною нахлынула на нее и вымыла ее из железки.

Опять она потеряла сознание. А когда снова пришла в себя, то сообразила, что после еды рабочий, вероятно, лег на спину, и вся пища в его желудке приняла другое положение. Это-то и был вал, который ее вымыл из железки.

Впрочем, железок кругом было сколько угодно, и в одной из них Надя снова нашла убежище.

Понемногу она успокоилась и начала знакомиться с тем, что в желудке происходит. А происходили очень интересные вещи: частицы молока на ее глазах начали превращаться в творог.

Если бы она не видела этого своими глазами, она не поверила бы. Но число творожных частиц все увеличивалось. Одновременно с этим она заметила энергичную работу желез. Они начали усиленно вырабатывать слизь и различные другие вещества. Все это нужно было объяснить, а спрашивать было не у кого. «Погиб, должно быть, мой лейкоцит», — подумала Надя.

Но в это мгновение она почувствовала на своем плече прикосновение ложноножек и, обернувшись, увидела своего приятеля.

— Откуда ты? — вскричала она, — неужели ты жив?

— Как видишь.

— Но как же ты меня нашел?

— А ты забываешь, что у нас, лейкоцитов, есть химическое чутье. Я тебя не потеряю, не беспокойся; только бы я не погиб.

— А я этого ужасно боялась, — призналась Надя, — но мне хотелось бы получить от тебя объяснения; здесь столько интересного. Давай поплывем.