ГЛАВНОЕ — ЗДОРОВЬЕ

Измученный до предела Ибрахан только через четыре часа добрался до яшкалинской больницы. И вот он тут уже десятый день. Занозы были извлечены, чтобы не очень травмировать больного, в несколько приемов за два дня. Через неделю рука вроде зажила, но нервное потрясение, вызванное страхом перед возможным заражением крови, потребовало, чтобы Ибрахан задержался в больнице еще на несколько дней. Так настояли врачи. О, как томительно и нудно лежать в отдельной палате, не с кем и словом перекинуться. Хоть бы кто-нибудь пришел… Булат еще не вернулся из Уфы, Ямбика и Минира навестили его вчера…

Кто-то постучал в дверь. Это пришел по поручению месткома комбината Факай. Пришел с каким-то непонятным пакетом под мышкой. Рыжий и тучный, он еще больше раздался в ширину. Считанные волоски на макушке еще больше поредели. Совершив тройной поклон, он приветствовал больного директора тройной улыбкой, струившейся из его зеленоватых глаз.

— Проходи… Садись… Будешь гостем, — сухо сказал Ибрахан, полагая, что так следует говорить, когда приходят навещать больного. — Это что за бомба у тебя в руках?

— Никакая не бомба, а гостинцы, — заговорщицки подмигнул Факай. — Месткомовские гостинцы. Когда идем к рядовым членам профсоюза, местком отпускает на подарки два рубля восемьдесят семь копеек. Для вас же, дорогой Ибрахан Сираевич, поскольку вы единственный в своем роде, так сказать, начальство специальным решением ассигновало десять рублей. Так что угощайтесь на полное здоровье!

Факай с шумом извлек из пакета две бутылки «Старки», баночную селедку, кусочек копченой колбасы и несколько яблок. Факай проделал эту процедуру с торжественным видом, полагая, что месткомовским подарком доставил радость измученному тяжкой болезнью начальнику, но Ибрахан вместо благодарности разразился гневной тирадой.

— Чьи это выдумки? Кому пришло в голову в больницу тащить «Старку»? Разве можно, когда лечишься после травмы и нервного потрясения?.. Опозорить меня хотите окончательно…

— Никакого позора не будет, — возразил спокойно медоточивым голосом Факай. — Водка — лучшее лекарство. Если бы не помогало, не выпускали бы…

— Ну, я понимаю, одну-две столовых ложки, как лекарство, а то выдумали — две бутылки.

— Не беспокойтесь, Ибрахан Сираевич, мы с вами быстро управимся. Даже мало окажется… И притом закуска, как видите, подходящая…

Ибрахан притворно изобразил брезгливость, не отводя взора от стоявших на столе блестящих бутылок. А Факай тем временем распространялся насчет целебных свойств сорокаградусной.

— Когда что болит, она, родимая, моментально снимает боль. Убивает больной нерв. Помню, в молодости у меня выдрали ноготь большого пальца на правой ноге. Палец заморозили. Но заморозка быстро прошла, и я света белого невзвидел. Еле дотащился до забегаловки. И что вы думаете, хватил стакан горькой, и боль как рукой сняло.

Факай наполнил стаканы.

— И когда живот болит, тоже нет лучшего лекарства, только надо еще немного поперчить. Ну, поехали, Ибрахан Сираевич! За ваше здоровье!..

Опрокинули по стакану. Однако Ибрахан трусливо посматривал на дверь, как бы кто из посторонних не вошел и не застукал злостных нарушителей больничного режима. Факай уловил директорский взгляд и быстро просунул в ручку двери ножку табуретки — так было безопаснее.

— Она от всех болезней спасение, не было случая, чтоб не выручала. Если что снаружи — трем, а болит внутри — льем.

— А я и не думал, Факайетдин Фасхутдинович, что вы такой ретивый поклонник зеленого змия…

— Тоже скажете! Какой же это зеленый змий? Напиток чистый, как слеза младенца.

Ибрахан явно захмелел и, отказавшись от очередного стакана «Старки», перешел на более интимный тон:

— Ты лучше расскажи, как дела в комбинате? Как там печь?

— Закончат не сегодня-завтра. Работа кипит. Тут тебе и «Спецстрой», и, как его, — «Межколхозстрой». Дуют вовсю.

— Хорошо… Утрем нос…

— А что мы — хуже других, что ли? — Факай самодовольно переложил считанные волосы на лысине справа налево. — Пора и нам выйти в люди.

— Вот именно, — шагая по палате, вдохновенно рассуждал Ибрахан. — Выйдем в люди и покажем, на что способны. Построим туннельную печь, подведем газ и будем давать миллионы кирпичей в год! Знай наших! А то клепают на меня почем зря: Ибрахан такой, Ибрахан сякой. Всем заткнем глотку…

— Как пить дать — заткнем всем глотки, — поддержал совсем охмелевший Факай и по-панибратски обнял Ибрахана. — Ты хороший начальник, справедливый. Был бы ты плохой, разве собрались мы вокруг тебя? Дружной семьей собрались. Добрый ты! Давай же выпьем за твою доброту, Ибрахан Сираевич…

— Кстати, не знаешь ли ты, Факайетдин Фасхутдинович, как с санями? Я, когда был в горах, распорядился пригнать сюда сто пятьдесят саней. Взяли их в «Хозтоварах»?

— Не взяли, чего-то заартачились… На дворе лето, нужно, мол, телеги…

— Это все штучки Хамзы, не иначе…

— Определенно, Хамза науськивает, — поддержал Факай. — А ты, Ибрахан Сираевич, не волнуйся. Все будет хорошо. Главное — здоровье. Здоровье надо беречь, а на остальное нам наплевать! Что, не так?

— Ладно, я покажу ему где раки зимуют! Выйду на работу, разберусь и наведу порядок. А что, от Акопа есть вести?

— Как же! Конечно, есть! Акоп — такой человек, не подведет!

— Чем болтать о водке, сразу бы сказал, что есть важные вести, — буркнул Ибрахан и, выхватив из рук Факая долгожданное письмо, стал с жадностью читать.

«…пишу из Оренбурга… В Кумер-тау торговля не состоялась. Здесь тоже забыли про дрова и перешли на брикет. Но я не пал духом и повернул в Оренбург. Здесь тоже встречаю сопротивление, на каждом шагу только и слышно: перешли на газ, употребляем уголь, а я им толкую, что разве топором только дрова рубят? А бревна для строек чем будете тесать? Газом или углем?

И знаете, что они мне на это говорят? У нас леса нету, а для бетона топорища не нужны. Вот что говорят. Ну, чем не шакалы! Топорища я все равно продам. Нужно только немножко продержаться. Вот только стал пустой карман, так что прошу выслать дополнительно. А я топорища продам. Я слова на ветер не бросаю. С приветом и братским поцелуем преданный Вам Акоп».

Ибрахан читал и с каждым словом все больше багровел от гнева. Будь Акоп рядом с ним, он растерзал бы его на части.

— Денег просит? Вместо денег я вот что ему пошлю, — Ибрахан сконструировал из трех пальцев внушительную и понятную комбинацию. — Живым с меня шкуру сдирает! Режет без ножа! А тут еще, Факайетдин Фасхутдинович, автобаза представила счет за машины. О, аллах! — схватился за свою бритую голову Ибрахан. — Откуда я их возьму, если топорища не будут проданы? Вылетим в трубу. Какой там вылетим, уже вылетели.

— Успокойся, Ибрахан Сираевич! Все будет хорошо! Все будет прекрасно! Главное — здоровье! На остальное наплевать.

— А мне не плюется! Как мне не волноваться?! А как дела на складе? Товар идет?

Памятуя скандальную судьбу, постигшую топорища, Факай боялся сказать истинную правду, что склады по-прежнему забиты продукцией, на которую нет никакого спроса. Факай опасливо сказал:

— Слава богу, помаленьку идет… Но ты не принимай все так близко к сердцу. Не волнуйся, все будет хорошо, все будет прекрасно. Главное — береги здоровье!

— А мне для здоровья надо, чтобы товар шел не помаленьку, а помногу.

— Все будет. Наберитесь терпенья! А то в народе говорят: кто малым недоволен, тот большего недостоин. Это к вам не относится. Вы достойны большего.

Наступила пауза. Факай не знал, что еще такого сказать, чтобы успокоить и приободрить Ибрахана. Вдруг он ударил себя по лбу:

— Ах я, старая кочерыжка! Вот что значит склероз. Забыл сообщить радостную новость…

— Ну, говори, говори, а то от этих неприятностей голова кругом идет…

— Забыл вам сказать, что по городкам мы здорово вышли вперед. Который раз бьем быткомбинат. Наша команда и в самом деле крушит всех и все, как настоящий ураган. Если так пойдет дальше, поедем на межрайонные соревнования. А там, глядишь, прославимся и в масштабе республики! А если еще и по кирпичам — выйдем вперед по всем статьям… Так что вы не волнуйтесь.

Ибрахан слушал факаевские спортивные новости с тупым безразличием.

— И еще я хотел доложить, кто в нашей команде звезда. Никогда не угадаете! Минникунслу! Это вам не мастер спорта, а настоящий снайпер, бьет точно в цель с одного броска, без никакого промаха! Молодец женщина! Цены ей нет… А вот Шагей, после того как его отказались принять в команду, совсем что-то не в себе стал. Каждый вечер ходит сам не свой по комбинатовскому стадиону и что-то бурчит про себя. Видно, тронулся, бедняга. Ну, я заговорил вас, утомились небось… Так что, говорю, не волнуйтесь, Ибрахан Сираевич. Болейте себе на здоровье, а я пойду. Побегу домой, а то засиделся. Жена дома, наверное, волнуется, заждалась, ищет меня. Она такая…

Факай попрощался с Ибраханом, упрятал в кошелку две порожних бутылки, вытащил ножку табуретки из дверной ручки и исчез, оставив Ибрахана наедине со своими мрачными мыслями. Особенно почему-то не давала покоя новость о Шагей-бабае. Неужели, в самом деле, старик помешался? С чего бы это? Или он просто прикидывается, готовя Ибрахану новые сюрпризы?

Вы, естественно, хотите знать, что же происходило с Шагеем? Что правда, то правда: чуть ли не каждый вечер он приходил на спортивную площадку после того, как там уже заканчивались тренировки, и печально глядел на валявшиеся повсюду расщепленные скалки. На состязаниях команды играли закупленными в Уфе битами и рюхами, а тренировались по-прежнему сосновыми, сработанными из бывших скалок при непосредственном участии Шагея.

Старик вздыхал и предавался горестным размышлениям о бренности земной славы. Давно ли он вытачивал скалки, ставил рекорды, имя его красовалось на Доске показателей! Давно ли его, старика, завершающего свой жизненный путь, ставили в пример молодым! Он был в ореоле славы…