Ангелика и Роксана весьма были довольны приемом снисходительнаго, а при том и довольно приятнаго в обхождении отца Пахомия. Он был собою росл и довольно статен; но одежда его приводила Ангелику в великое удивление. Для чего, спрашивала она у Роксаны, сей человек не так одет, как другие? Что значит сия висящая на поясе связка нанизанная маленькими шариками? чудное убранство! — Это Европейской Брамин, говорила Роксана, каковых я уже видела в Тулузе. Связка сия висящая на поясе не есть убранство; она служит им к изчислению молитв приносимых ими Богам своим и Богиням. Они столько прочитывают молитв, сколько на ней шариков, а дальше того не пускаются. Это очень хорошо выдумано, сказала Ангелика, и не так трудно, как царапанье наших Браминов. О сколько Европейцы имеют разума!

Ангелика пребыванием своиме в уединенном жилище Отца Пахомия не могла налюбоваться. Она видела пред собою море и приятной его берег. Положение дома сего было прелестно и хозяин услужлив. Она решилась препроводить там день или два для отдохновения, услаждаясь самыми приятными чувствиями, что избегла Срацинских оков и в короткое время могла возвратиться в свое отечество, за оставление котораго делала уже себе чувствительный укоризны. Один только Роланд ее безпокоил. Она оплакивала судьбу столь благороднаго и великодушнаго войственника. Ренод также представлялся в ея мыслях, но она сие досадное воображение разогнать старалась.

Отец Пахомий пришел к ним побеседовать: удивлялся красоте дел провидения; немог довольно на них насмотреться и принял смелость спросит у них, откуда оне и куда едут и узнав, что возвращаются в Азию, говорил им: весьма надобно беречься, сударыни, опасностей в таких долгих путешествиях. Мы, слава Богу, не видали их, ответствовала Роксана. Благодарю небо, говорил умильный Пахомий, что странствование ваше благополучно. — Что принадлежит до меня, я все на одном месте и живу здесь в совершенном спокойствии. Рыболовы снабжают меня рыбою, охотники дичиною, а виноградники ближних мест доставляют изрядное вино. Правда, прибавил отец Пахомий, что соседи мои дают мне довольно дела: возлагают на меня попечение о наставлении жен их и дочерей; но по щастию оне удивительное имеют к учению понятие. — Однакож сия работа, поистине, тягостна. Бедный человек! сказала Роксана, как я о нем жалею. Я не достоин сожаления, подхватил монах, потому что имею к тому довольно силы, и сношу попечения свои с преданием себя на волю Божию. Между тем, мои прекрасный сударыни, естьли вам угодно, станем ужинать.

Оне сели за стол, и благодаря подрядчиков отца Пахомия, ужинали изрядниохонько. Между тем набожный пустыннике веема пристально смотрел на Роксану, а еще более на Ангелику. Какое удовольствие, говорил он сам себе, понаставить сих прекрасных неразумниц, я уверен, что оне грешницы или по крайней мере Магометанки.

Отец Пахомий принял решительное намерение попытаться на сию добычу, и почти не сомневался о успехе. Он наставлял такое множество женщин, что нельзя было не знать их свойства. Он считал их местами так плохо укрепленными и обороняющимися, что по его мнению, лишь толко дойдет дело до пролому, то они всегда сдаются. И так утвердился он в намерении атаковать и исполнить то мужественно.

Лишь только оне уснули, отец Пахомий вошел в их комнату и приблизился к постели. О святительская отважность, какия ты чудеса строишь! — Он прильнул с боку к Ангелике. Ей привиделось в сию минуту, будто она находится в объятиях Ренода, мстящаго ей за свои обиды. Наконец пробуждается от удовольствия и видит себя в объятиях отца Пахомия. Удивление, гнев, или может быть любопытство сделало ее безсловесною. Нельзя знать поистине, какая была причина удивительнаго ея молчания, но то заподлннно известно, что она потеряла речь и даже память; ибо она не вспомнила и о волшебном кольце своем. Что же касается до отшельника, он не забыл ничего: он исполнил и то, чего Ренод не мог исполнить, и покрылся всеми миртами, кои любовь определяла некогда сему Рыцарю. Он пожал Розы.

Торжество, котораго жаждали Цари, и славу, за которою тщетно гонялись Роланд и Ренод, щастию угодно было доставить отшельнику. Дорого бы он заплатил за дерзкия свои предприятия, естли бы страже Ангеликин мог подать ей помощь; но он принужден был уступить превосходнейшей силе. По вшествии в пустынническую комнату, пояс Ангеликин нечаянно как то прикоснулся к поясу отца Пахомия. Мы говорили о висящей на нем унизанной маленькими шариками связке; ея то чудодейственная сила принудила бежать адскаго духа. Ангелика предана была судьбе своей! Как могла она в таком случае обороняться? Она была женщина.

Между тем страж Ангеликин приведенный в отчаяние собственным своим и Мирандиной дочери изнеможением, оказывал неистовство свое на море. Он собирает тучи, развазывает крылья ветров, производит молнию и мещет перуны. Поднимаются волны, море колеблется, брега наводняются, корабли поглощаются. От столбов Геркулесовых даже до Дона воды вышед из брегов своих угрожают народам потоплением и всеобщим раззорением. Довольно шуму для девицы и для пустынника; но Адские духи при всей своей ярости в таком случае не согрозили бы ни отцу Пахомию ни Ангелике.

Княжна вытерпела гнев его с достойною ея твердостию. При всем нещастии в ночи приключившемся, встала она гораздо веселее и прелестнее, нежели была прежде. Она увидела отца Пахомия, и не только смотрела на него без гнева, но и совсем ему простила. Кротка подобно Агнцу прыгающему по лугам, нежна как дубравная горлица, она неимела ни малейшей ко мщению охоты. — Не думаешь ли ты, говорила она подруге своей, что Брамин сей вовсе неимеет никакого достоинства! — Ничуть не думаю, ответствовала Роксана, но долгая одежда его не сносна. Он одет точно так, как смотрители Азиатских женщин. Может быть одним только тем и похоже он на них, сказала Ангелика.

В следующую ночь, Роксана имела случай быть убежденною в достоинстве отца Пахомия. Он делал себе такую честь угощением странниц, что оне пробыли там долгое время. Наконец оставили сего добраго отца, уверив его, что оне до безконечности почитают европейских Браминов.

Как только начали оне подъезжать к Магеллану, вышедшая из пристани шлюбка высадила трех человек на берег, кои седши на лошадей приближились к нашим путешественницам. Одежда их была скромна, но обращение и разговоры не таковы были. Это были церковныя особы; они предложили дамам свое сопровождение и хотя им в том отказано было, но они не переставали за ними следовать. Сия компания безпокоила Ангелику, особливо, когда они въехали в лес, которым надобно было проезжать к Эгеморту; но щастие не хотело более предавать их в священный руки и уготовило им избавителей. Оне тотчас увидели четырех рыцарей, от которых прежние их спутники пустились бежать во весь опор.

Двое из сих кавалеров сошедши с лошадей, подняли шлемы свои и подошли к путешественницам. Благопристойное и учтивое обращение отличало их от прежних церковных особ. Они ехали из Эгеморта, но согласились возвратиться туда единственно для провождения прекрасных незнакомок.

Младший из сих рыцарей хотя и неимел столь воинственнаго виду, как Ренод, но черты лица его гораздо были приятнее и милее. Можно сказать что это была Павская богиня в доспехах бога Фракийскаго. Ангелика взирала на него со умилением и неприметно становилась к нему чувствительною. Что до него касается, глаза его на нее только устремлены были. Нещастный! какими стрелами пронзен он был и какою пагубною любовию воспламенился!

Имя мое Медор, говорил он Ангелике. Я родился в Аравии. Осмаи и я, продолжал он указывая на другаго воина, мы ехали для приобретения славы под знаменами Аграмана и Марсиля; но признаюсь, милостивая Государыня, что слава в одно мгновение потеряла в глазах моих все свое блистание. Она не стоит щастия видеть вас, служить вам и жить под вашими повелениями. Ангелика ответствовала одним только взором, но тем сказано уже довольно.

По въезде в город услышали они о совершенном разбитии магометанской армии и о подвигах двух христианских рыцарей. Ангелика узнав, что сии живы, обрадовалась; но Медор, один уже Медор занимал ее. Она его только видела, о нем думала, его только желала. Медор сделался единственным предметом ея желаний, услаждением ея сердца, прелестию ея жизни. Естьли они разлучились хотя на одну минуту, не терпеливо желали видеться; естьли были вместе, не хотели разстаться. Они обещались взаимно любить друга друга вечно и никогда не разлучаться… Когда уже корабль, на котором им надлежало ехать в Египет, готов был, они пустились в море.

Между тем царица Кашемирская объята была смертельною горестию. Ее не долго печалило то, что происходило в пустыне отца Пахомия. Ангелика была женщина, отец Пахомий мущина: там ничего не было кроме человеческаго. Но печаль ея происходила от пламенной страсти Ангеликиной к Медору. Сия любовь могла продолжить отсутствие любимой ея дочери. Миранда довольно ведала, что как бы ни велика была дочерняя нежность к матери своей, но она никогда не согласится из доброй воли предпочесть матерния обэятия любовниковым. Волшебница не хотела употребить насилия, зная что сей способ чувствительно огорчил бы Ангелику; да он же был и не верен потому, что волшебное кольцо ея составляло довольную оборону.

Она прибегнула к обыкновенному своему советнику прорицалищу Татарскому, от котораго сие только в ответ получила: не долго продлится. Неясность слов сих усугубила Мирандиио безпокойство. Она не знала, любовь ли, или жизнь ея дочери заключалась в сем прорицании. Неутешная царица Кашемирская находясь в вельком недоумении заключилась на целый день в чертогах своих и ни с кем не говорила ни слова.