- Я же знал, с кем садился в ши-пак играть, - согласно кивнул Ларо. - И ты даже не станешь спрашивать, кто мой брат, прежде чем скрепить договор по пиратским обычаям?
- Зачем мне знать? Брат мой никогда не спрашивает имен тех, кого велит казнить.
Раш
Ночь была бесконечно долгой. Порой карманнику казалось, что стоит ему закрыть глаза - как в комнату тот час ворвется разъяренный Арэн, и переполовинит его одним ударом меча. А Рашу отчаянно хотелось жить. До самого рассвета он перебирал в голове все, что скажет Миэ, когда узнает правду, как станет вести себя северянка. И что, в конце-концов, решит дасириец. Когда Арэн покидал комнату, вид его не предвещал ничего хорошего. Интересно, он еще помнит о том, что рука поганого румийца спасла его от смерти по меньшей мере трижды.
Раш оглядывался в сторону окна несколько раз, думая о побеге. Чем бы ни грозил дасириец, а ему не хватит ни сил, ни сноровки его поймать. Можно просто сигануть в окно, а потом, взяв ночь себе в спутницы, улизнуть из Рагойра. К тому времени, как расшевелиться солнце, он бы успел уйти достаточно далеко. Снега нынче нет, а около городка ходит столько караванов и путников, что даже самый опытный следопыт не возьмется искать беглеца. И Раш понимал, что дасириец, вероятно, не слишком-то станет усердствовать, чтобы поймать того, кто замыливал ему зенки последние несколько лет. Плюнет и разотрет, на том все и кончится. Но карманнику хотелось знать, что Арэн приготовил для него. Быть может великодушное прощение?
И к прочим его несчастьям, добавилась еще и Фархи. Зараза, появилась неожиданно и непредсказуемо, словно болотная гадюка. Больше четырех лет прошло с тех пор, как они виделись в последний раз, но Раш помнил каждое мгновение того бесконечно долгого семейного совета, хоть мало кто знал, что он стал ему свидетелем. Мать, отец, два старших брата, сестра. Еще дна сестра, самая младшая, спала в своей постели, не зная даже, что ей уже никогда не увидеть солнца. Семья единогласно решила, что девочку нужно умертвить. Вот так, запросто, без сентиментальности, без слез и заламывай рук. Мать сидела понурив голову, как всегда полностью послушная воле мужа. Рашу всегда казалось, что ее красота была столь же велика, как и добро в сердце, но мать тщательно скрывал себя настоящую ото всех. Только изредка, когда он был совсем маленьким, приходила к нему, гладила по волосам и повторяла, словно заклинание: никогда не снимай обруч, не забывай о нем ни на мгновение. Но он забывал, снимал, забывал то там, то здесь, а она всегда находила и приносила обратно: одевала его так, чтоб железное кольцо плотно держало уши, а сверху прикрывала волосами. Не стриги волосы, не снимай обруч.
Раш невольно прошелся пятерней по своей обкромсанной "шевелюре". Теперь она не скрывала ни оттопыренных ушей, ни ожогов. Мать, наверное, пришла бы в ужас, увидь его таким.
Румийцы, помешанные на желании вернуть себе прежний человеческий облик, днями и ночами колдовали над зельями, отварами, разбирали по косточкам тела своих мертвецов и изучали их строение с дотошностью голодного дятла, долбящего дерево в поисках червяка. Год за годом, послушные воле свой темной покровительницы, они изобретали новые средства, которые делали их кожу глаже, а кости - ровнее. Шараяна давала своим детям все, взамен на преданность и самоотверженную веру в нее. Те, кто некогда были шаймерцами, с годами стали ненавидеть своих собратьев, отреклись от прошлого, но не забыли обиды на богов и тех, кто славно жил на щедрых просторах Серединных земель. Каждый ребенок, который рождался на свет, с первым вздохом и глотком материнского молока узнавал слово "месть". Шли годы, десятилетия, столетия. Румийцы освоили каждый клок человеческого тела, каждый обломок кости, каждую волосину и край ногтя. Они выправили свои кости, вернули лицам прежнюю форму, а коже - гладкость. Но проклятие богов висело над ними, и напоминало о себе.
Раш поднялся с постели, дважды померил шагами комнату, подошел к двери и прислушался. Фархи не просто так объявилась здесь. Она что-то ищет, очень удачно притворившись пилигримкой. Прекрасная маскировка, которой румийцы с успехом пользуются почти пять десятков лет. Карманник улыбнулся: он сам выдавал себя за другого, не боясь быть узнанным. Его родичи научились извлекать выгоду даже из слухов, и обернули их себе в пользу. Кто углядит в темноглазой красавице или статном мужчине кривого, уродливого и побитого коростой черного мага? Напротив, румийцы всячески подкармливали людские пересуды, используя для этого массу хитростей. Молва продолжала трезвонить о проклятых черных магах, а те, неузнанные никем, свободно колесили по просторам Эзершата.
Раш отодвинулся от двери, когда расслышал скрип половиц под тяжелыми шагами. Он не сомневался, что вернулся Арэн. На какое-то мгновение Раш снова посмотрел в сторону окна: может, еще есть шанс?.. Но тут же передумал, стоило вспомнить о Фархи. Если Арэн выведет его, Раша, на чистую воду, и она о том прознает - сестра обязательно сделает все, чтоб те, кто могут выдать тайну ее народа, остались навеки безмолвными.
Дверь отворилась, впуская внутрь дасирийца, а вместе с ним - крепкий запах хмеля. Но Арэн уверенно стоял на ногах, хоть взгляд его бесцельно блуждал по комнате. Увидев Раша, дасириец выпрямился, стал, широко расставив ноги и загородив собою путь до двери. Карманник подумал, что тот выбрал не самое удачное время показывать свое недоверие: кому как ни дасирийцу знать, что удержать его против силы - невозможно.
- Я уж думал, что тебя и след простыл, - как-то неуверенно бросил Арэн. Его язык немного заплетался, но хмель не настолько сильно разобрал дасирийца, чтоб махнуть рукой на осторожность.
- Ты же пригрозил расправой, - попытался пошутить Раш, на всякий случай отступая назад, поближе к окну, ставни которого предусмотрительно оставил открытыми.
- С каких пор мои слова для тебя вес имеют? Ты же дураком меня считал. Меня, Миэ, Банру... всех, кому говорил, что вышел из пены морской. Вот потеха-то была, да? А скажи мне, у вас, румийцев, есть какой-то особый почет тем, кто облапошит побольше простаков, вроде нас?
Карманник не стал отвечать. В Арэне говорила злость и разгоряченная хмелем кровь. Каждое слово он вывернет в ту сторону, с которой будет удобнее понимать. Раш отгородился молчанием. Если дасирийцу охота потешиться, он не станет давать ему повода. Хочет зашибить мерзкого румийца? Так пусть сам и ищет, как подступиться, даром что поводов обоз да телега.
- Отчего ты не сбежал? - Дасириец сел на кровать. Она прогнулась под его весом и жалобно скрипнула.
- А отчего ты мне горло сразу не перерезал, а? Я же поганый румиец, тварь, которую каждый порядочный человек в Эзершате должен непременно убить. Тебе бы зачлось перед богами.
- Лучше не напоминай мне лишний раз, и не гневи зазря. Ашлон мне свидетель - я и так еле держусь.
"Мог бы и не говорить " - мысленно ответил ему карманник.
После они оба долго молчали. Раш догадывался, о чем думает дасириец: наверняка размышляет над его судьбой. Странно, что ему ночи не хватило, чтоб принять такое очевидное решение. Карманник знал Арэна и знал, что тот лучше разрешит себя удавить, чем предаст честь. Теперь же перед ним стоял выбор убить поганого обманщика-румийца или даровать ему жизнь, но вопреки своим принципам и клятвам. Раш не был уверен, что, будь он на месте дасирийца, не выбрал бы смерть для предателя.
Когда в окне стало светло и "Лошадиная голова" наполнилась гулом голосов проснувшихся постояльцев, дасириец поднялся, размял затекшие ноги и кивнул в сторону двери:
- Пойдем, хватит кота за яйца тянуть, - сказал Арэн, и карманник подумал, что едва ли не впервые слышит от дасирийца грубую брань.
Арэн распахнул дверь, предлагая Рашу выйти первым, что карманник и сделал. Проходя мимо него, он слышал, как скрежещут его зубы, видел вздутые желваки. Потребовалось закрыть глаза на все страхи и собственную злость, лишь бы не поддаваться желанию унести ноги. Ночью, когда Раш размышлял над призрачным будущим, он ставил гораздо больше на свое спасение, чем поставил бы теперь. Что-то скажет Миэ? Хани... Карманнику не хотелось видеть ее, не хотелось заглянуть ей в глаза, когда откроется правда. Напоминанием, словно тревожный набат, звучали в памяти ее слова: "Не говори никому, что темное во мне взяло верх..." Ее полный доверия взгляд. Как она посмотрит на после, когда Арэн выложит правду? Времени гадать осталось ровно пара шагов до двери. Мимо проскочила девчушка прислужница, чуть не вывернув на дасирийца кувшин с водой. Она тут же взялась извиняться, на что получила пожелание поцеловать харстов зад. Карманник усмехнулся, постучал в дверь комнаты, которую заняли девушки, и подумал, что зря все-таки не сбежал.