Глава 8

— Какого черта? — Лукас вышел из лимузина «Мерседес Роллс-ройс» и уставился на трехэтажное кирпичное здание. Он перевел взгляд на Джеймса, своего водителя. — Ты уверен, что это верный адрес?

Джеймс кивнул.

— Да, сэр.

Лукас опять посмотрел на здание, занимавшее незначительную часть квартала на Вашингтон-Стрит района Оук-Сквер в Брайтоне. Потрепанные кирпичи, стекло, и белые ставни здания создавали яркий контраст с более современным фасадом, расположенных по соседству с пиццерией и супермаркетом, делая здание еще более старым на вид, но... и изысканным. «Молодежный центр Майи Анджелу для девочек». Черная табличка с тяжелыми золотыми буквами придавала ему величавую ауру. Словно вдова, которая продолжала высоко держать гордую голову, вызывая у людей чувство уважения.

Так чем же, черт побери, занималась его невеста, и по совместительству уже неделю как соседка, в общественном центре Брайтона?

— Я сейчас вернусь, — сказал он водителю, устремляясь по тротуару к цементным ступенькам.

Как только он потянул на себя широкую дверь, его окутал аромат лимонного воска и клея, переплетаясь с ноткой хлорки, возвращая его в те дни и вечера, которые он провел в молодежном центре его района в Чикаго. Когда он только прибыл в незнакомый город, где его запихнули в новую семью, состоящую из дяди — единокровного брата его отца — которого он никогда до этого не встречал; центр с огромной баскетбольной площадкой, спортзалом и бассейном стал для него настоящим подарком судьбы... его убежищем. И не только из-за разнообразных мероприятий, позволявших ему избавиться от печали и гнева.

Тихое, но преданное присутствие Майкла, консультанта по работе с подростками, дарило ему пространство и спокойствие в самый разгар эмоционального шквала, который Лукас переживал. Майкл стал его первым настоящим другом в Чикаго, до Эйдана. До сегодняшнего дня они поддерживали связь, ходили вместе обедать и играли в баскетбол, когда Лукас приезжал домой. Черт, что бы было с ним сейчас без Майкла, который помог найти выход его гневу и скорби?

В тюрьме. Или где похуже.

Лукас скривился. Проклятье. Откуда возникли эти мысли? Он вернул свое внимание к длинному коридору, в котором находился, отвлекаясь от тех первых, темных недель на новом месте пятнадцать лет назад. Продвигаясь по холлу, он заметил несколько картин, вывешенных на стенах. Наброски и изображения пейзажей — некоторые из них были достаточно красивыми — и проекты о знаменитых жительницах Бостона: Эбигейл Адамс, Бетт Дэвис, Сьюзан Б. Энтони и... Он склонил голову набок и улыбнулся. Фэйт из «Баффи — истребительницы вампиров»? По всей видимости, он был не единственным фанатом ее задиристой героини.

— Могу я вам чем-нибудь помочь?

Лукас оторвался от изучения первых леди, актрис, суфражисток и охотниц на вампиров и наткнулся на пристальный взгляд невысокой женщины средних лет. Он едва подавил инстинктивный порыв, заикаясь, выдавить объяснение. Проклятье, она напоминала его учительницу английского из старшей школы. Та женщина, будучи очень строгой и обладая стальным взглядом, была крайне пугающей. У этой же были карие глаза, а не серые, и гладкая кожа оттенка карамели вместо бледной, тонкой кожи мисс Грегори, но их объединяла грозная аура.

— Да, — ответил он. — Я ищу Сидней Блэйк. Она попросила встретиться с ней здесь, — он протянул руку. — Меня зовут Лукас Оливер.

Женщина изогнула бровь.

— Вот как, — она приняла его руку и, коротко пожав, отпустила. — Сидней предупредила, что вы придете, — резко повернувшись на низких каблуках своих черных лодочек, она дернула подбородком. — Следуйте за мной.

Она не оставила ему выбора — да и, честно говоря, он боялся ослушаться — так что ошеломленный Лукас направился за ней. Совершенно ясно, что ей было знакомо его имя, но сказать, что это ее впечатлило, было бы равносильно утверждению, что Кинг Конг был простой гориллой, любящей высоту. Огромное преуменьшение.

Мгновением позже она остановилась у закрытой двери. Через толстое дерево в коридор просачивался шум голосов. Не оглядываясь на него, она распахнула дверь и замерла на пороге. Она не заходила, и он, не имея склонностей дразнить дракона у ворот, ждал вместе с ней.

Но затем он услышал знакомый голос и моментально забыл о ней. Забыл холодное приветствие. Забыл все, кроме этого хриплого, греховно-атласного голоса, с которым оператор секса по телефону заработал бы состояние.

Сидней.

— Таким образом, если постановление относительно ранений стражей было ложным, какую же цель преследовал Мизгивер, устанавливая такую систему убеждений, как думаете (прим. пер.: обсуждают книгу «Darkside Sun» Жослин Адамс)? — Сидней осмотрела кружок из около двадцати девочек-подростков, сидящих вокруг нее.

Некоторые девочки склонили головы над электронными читалками в своих руках, другие оглядывались по сторонам, вероятно, в поисках того, кто ответит первым.

Наконец, девчушка с потрясающим спектром разных цветов на волосах подала голос.

— Разделение. Так, они бы продолжили подозревать и бояться друг друга и никогда не выдали информацию о себе.

Сидней просияла.

— Очень хорошо, Анна. Кто-нибудь еще?

— Чтобы они оставались слабыми, — добавил более робкий голос.

Он поискал взглядом говорившего и обнаружил худенькую, маленькую девочку на периферии круга дальше всего от Сидней. Судя по ее расширившимся глазам и скорости, с какой она качала ногами, пребывание в центре внимания приводило ее в ужас.

— Без информации и единства они были слабее, и их было легче контролировать страхом и неизвестностью.

Сидней кивнула, улыбаясь этой девочке не очень широко, но нежно, как будто она понимала, чего стоило подростку набраться смелости и высказаться. Как будто она гордилась девочкой и ее усилиями.

— Именно, — сказала Сидней. — Отличная догадка, Лили.

Обсуждение продолжилось. Ни Сидней, ни девочки не заметили его с женщиной, застывших в проходе, подслушивая в месте, кажущимся книжным клубом.

Он не отводил — не мог отвести — глаз от Сидней. Он не видел ее уже три дня. Прошла уже неделя с того дня, как они встретились с ее отцом и Тайлером. Неделя с тех пор, как она въехала в его особняк в Бэк-Бэе, заполняя воздух дома своим присутствием. Хотя она пыталась избегать его — успешно, в большинстве случаев — он ощущал ее присутствие. Улавливал шлейф ее особого аромата, как только переступал порог дома по вечерам. Улавливал шум воды, когда она принимала душ... и представлял, какой скользкой и блестящей была ее кожа в тот момент. Ночевать с ней в одном доме и не иметь возможности провести пальцами по прямой линии ее спины, изгибу ее талии и округлости ее бедер было настоящей пыткой. Не иметь возможности обнажить и взять в руки изумительные округлости ее груди. Не имея разрешения трахнуть сладкую, горячую плоть меж ее ног, ощутить, как крепко она сжимает его член. Или влажный, голодный рот.

Он скрипнул зубами, его член запульсировал под молнией брюк, как будто требуя кое-чего, что за черт?

Что объясняло, почему он позвонил ей этим утром и сообщил, что получил приглашение на благотворительный прием, которое он, собственно принял. Он не мог вынести еще одного вечера с ней под одной крышей, соблазненный ее предложением. Сегодняшняя вечеринка послужит их первым появлением в свете в качестве помолвленной пары. А он мог дотрагиваться до нее, изображая безумно влюбленного, в то время как пристальное внимание публики обеспечит оправдание его поведению. Потому что прямо сейчас перспектива прижать ладонь к маленькой впадинке над ее безупречной задницей или вдохнуть аромат, гнездящийся в местечке позади ее уха... Ему потребуется еще больше его превосходной выдержки, чтобы удержать себя в рамках приличия.

Но когда Джеймс припарковался у здания, он ожидал... другого. Живя в Чикаго, он получил уйму внимания от чересчур усердных социальных работников-идеалистов и жадных до внимания светских людей, желающих стать следующей «Большой белой надеждой» для неимущих детей. Он мог различить на расстоянии сотни шагов и отпугнуть или рассердить с пятидесяти шагов. Но это так отличалось от того, что он увидел здесь.

Терпение, любовь и радость светились в ее улыбке, наполняли чувствами ее голос. Даже самый измученный уличный ребенок мог почувствовать ее искреннее удовольствие от работы с этими детишками. Даже он.

Что-то древнее и примитивное всколыхнулось в нем. Его инстинкт самосохранения. Интуиция никогда не направляла его в неверном направлении. И прямо сейчас его инстинкты кричали ему развернуться и бежать — не идти — к ближайшему выходу и оказаться где-нибудь подальше от Сидней Блэйк. Кричали, что она темная лошадка. Что она не та, кем кажется. Он не доверял тем, кого не мог прочитать, чьи мотивы он не мог уловить. По иронии судьбы, все, что люди знали о нем, было искусно созданной маской. Но, будучи так близко к успеху, он не мог позволить существовать неведомому. Особенно, если это неведомое играло такую важную роль в его победе. Разумно было бы отступить, перегруппировать и реорганизовать. Без Сидней. Просто уйти...

Он остался стоять в дверях.

— Хорошо, мы продолжим в понедельник.

Она улыбнулась, закрыв обложку читалки, и подняла взгляд. И замерла. Нежность исчезла из ее светло-карих глаз, а изгиб чувственного, мягкого рта затвердел. Вот так быстро появилась любезная, отчужденная светская львица. Часть его прокляла ее появление. Потребовала возвращения ранимой, достижимой женщины, которая говорила, смеялась и слушала девочек, внимающих каждому слову, что она произносила, как будто рассказывала о сияющих вампирах и полуобнаженных оборотнях.