Глава 14

Коннер

Я наблюдаю за её уходом, абсолютно неспособный сделать что-нибудь с тем, что она снова покидает меня.

Зачем я это сказал? Почему мне надо было быть таким ублюдком? Она не заслуживает этого.

Да, она забрала у меня Милу. Но именно она была с ней всё это время. Она целовала раненные коленки и вытирала испачканное лицо. Она в одиночку проводила бесконечные часы, укладывая мою дочь спать и задаваясь вопросом, уснёт ли она сама. Она учила её ходить и говорить, и всем другим удивительным вещам. Она, чёрт возьми, была с ней двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю, днём и ночью, утром и вечером.

Не важно, насколько я зол на неё из-за того, что она не хотела бы возвращаться сюда, она не заслуживает таких слов.

Потому что у неё есть оправдание. Она лишь пыталась защитить Милу. Делала то, что было естественно для неё. То, что должно было быть естественным для меня.

Только я не защитил её. Я сделал всё наоборот. Я напугал её.

— Чёрт возьми!

Опускаю руки на ближайшее дерево и прислоняюсь к нему. Смотрю на землю и несколько раз ударяю кулаками по коре. Мои глаза горят от слёз вины. Из-за Софи и Милы.

Ни одна из них не заслуживает этого. Ни на одну чёртову секунду.

— Прекрасно, ты был в ударе, — проносится по двору голос Дженны.

— Если ты здесь, чтобы поделиться со мной своими нравоучениями, то не утруждай себя. Они уже в моей голове.

— Нет, она уже сделала то, что ты заслуживаешь, козёл.

— Ну, спасибо за поддержку, — отталкиваюсь от дерева и направляюсь в дом. — Мне не нужны напоминания о том, что я облажался. Моя дочь, находящаяся здесь без матери, достаточное напоминание об этом.

— Ах, она здесь? — её голос наполнятся радостью. — Я люблю младенцев.

— Она не младенец. Ей почти два.

— О, но они такие милые со своими сокращёнными словечками.

Смотрю на неё через плечо.

— Продолжишь вести себя так, и я подумаю, что ты беременна, — она прикусывает губу и улыбается. — Да ну.

— Я узнала об этом за день до приезда сюда, — она пожимает плечами. — Плата за секс на работе.

— Хорошо, что твой парень работает на нас, иначе я бы поинтересовался, когда ты успела, — обнимаю её за плечи и легонько сжимаю. — Поздравляю, Джей. Ты будешь великолепной мамой.

Она обнимает меня за талию и кладёт голову на плечо.

— Ты тоже, знаешь. Папой, не мамой. Как только у тебя появится реальный шанс.

— У меня был шанс. Я облажался, — печально улыбаюсь. — Чёрт, у меня был больше, чем шанс. Я мог бы подарить Миле настоящую семью, но нет, я сказал нечто дурацкое и конкретно облажался.

Я отпускаю Дженну и захожу внутрь. Как только она присоединяется ко мне, в комнату вплывает мама с Милой на руках.

Моя малышка визжит, едва увидев меня, и начинает вырываться из маминых объятий. Я беру её и, прижав к себе, утыкаюсь лицом в её непослушные тёмные волосы и вздыхаю.

— Папочка, — лепечет она мне на ухо.

Обнимаю её ещё крепче. Чёрт, как я мог сделать что-то такое, что может причинить ей боль? Легко… я забыл, кто действительно имеет значение. Я сосредоточился на Софи вместо дочери, сделал то, чего не собирался.

Но легко было забыть, когда они обе так для меня важны.

— Ты повеселилась с бабулей и тётушкой Лейлой?

— Да, папочка. Веселье! — она хлопает в ладоши. — Ох! Кроля!

Мила начинает лихорадочно осматриваться, пока Тэйт не подаёт ей игрушку. Она моргает, смотря на него, будто впервые видит, а после на её лице вспыхивает широкая улыбка.

— Тэй! — счастливо кричит она. — Кроля, спасибо!

Я тихо смеюсь.

— Похоже, у тебя новый друг.

Протягиваю ему Милу, и он испуганно пялится на меня.

— Какого чёрта, бро?

— Тэй, Тэй! — Мила цепляется за него, смеясь, и Тэйт берёт её на руки.

Он неловко сажает её на бедро и смотрит сверху вниз. Видеть, как мой самоуверенный татуированный старший брат держит маленькую девочку, очень смешно. Трогательно, но смешно.

У меня появляется полуулыбка, но она пропадает, когда я получаю резкий подзатыльник.

— Что за...

Поворачиваюсь и натыкаюсь на взгляд Лейлы, поднимающейся по лестнице.

— Что укусило её за задницу? — спрашиваю маму.

Она приподнимает брови, поджимает губы и отворачивается.

Думаю, Софи рассказала им, что случилось.

Я вздыхаю и забираю Милу. Зайдя в гостиную, опускаю её на пол и сажусь на диван. К нам подходит мама с карандашами и бумагой и кладёт их перед ней.

Мила смотрит наверх с улыбкой.

— Спасибо.

Я наблюдаю за ней, когда она бросает кролика и хватает зелёный карандаш. Мила начала чёркать на листе, не рисуя ничего конкретного, а затем меняет зелёный карандаш на фиолетовый. Я продолжаю наблюдать за ней, позволяя заниматься своим делом. Закончив с первым листом, она отталкивает его в сторону и приступает к следующему рисунку.

Она в таком блаженном неведении о боли родителей.

Надеюсь, так и останется.

Лейла просовывает голову в дверной проём и переводит взгляд с Милы на меня.

— Что?

— Я ухожу, — зло произносит она.

— Великолепно. Зачем мне это знать?

— Затем, — тихо шипит она, чтобы не побеспокоить Милу. — Я ухожу, чтобы исправить твои косяки. Вот зачем.

Она разворачивается и исчезает, прежде чем успеваю сказать хоть слово. Я откидываю голову обратно на диван, глядя в потолок. Чёрт, от плохого к худшему.

Я должен был послушать Софи. Должен был позволить ей просто проигнорировать меня.

Должен был, хотел бы, мог бы.

Поднимаюсь наверх в свою комнату, беру блокнот с карандашом и возвращаюсь в гостиную. Мила настолько погружена в своё занятие, что даже не заметила мой уход. Кладу блокнот на колено и нажимаю на кончик карандаша.

— Пишешь песню? — тихо спрашивает Кай, садясь возле меня.

Я киваю и, касаясь карандашом бумаги, позволяю словам излиться.

***

На следующее утро, я выползаю из комнаты, пока Мила продолжает спать. Спускаюсь, обходя скрипучие ступени, и иду на кухню. Моя гитара прислонена к задней двери, я поднимаю её и кладу на стол. Открываю чехол и беру два блокнота: один из чехла, а второй, в котором писал вчера.

Ранним утром прохладный ветер обдувает мою голую спину, пока я сижу на ступеньках крыльца, гитара лежит на коленях. Я перелистываю блокноты, пока не нахожу нужные записи, и пытаюсь связать ноты с текстом.

Я играю и напеваю каждые пару строк, чтобы убедиться, что всё правильно. Я уверен в том, что делаю, но в любом случае повторяю снова и снова. Повторяю до тех пор, пока мелодия не застревает в моей голове, и я не обретаю уверенность, что ненавижу каждое слово, написанное прошлой ночью.

— Всё в порядке, сынок? — папа просовывает голову в дверной проём, когда я заканчиваю играть.

Поднимаю на него взгляд.

— Да. Просто… запутался.

— Мила проснулась, — произносит он. — Не спеши. Твоя мама приготовила ей завтрак.

— Ты должен был позвать меня раньше, — закрываю блокнот и встаю. — Я бы сам сделал.

— Ты успокаивался. У меня не было намерения прерывать тебя, — мама прерывает нас суровым взглядом. — После вчерашнего тебе точно это необходимо.

Я не обращаю внимания на раздражение в её голосе и прохожу мимо неё в дом.

— Во сколько она заберёт Милу?

— В час, — отвечает мама. — Лейла написала мне.

— Ладно, — целую Милу в голову и кладу несколько тостов в тостер. — Она в порядке?

— Лейла? В полном.

— Ты знаешь, что я имел в виду Софи.

— Что ты подразумеваешь под «в порядке»? — спрашивает она, подняв брови. — Ты в порядке сейчас?

Приму это как нет.

Пока мой тост поджаривается, я смазываю арахисовым маслом каждый ломтик. Я откусываю от одного и облокачиваюсь о столешницу, наслаждаясь хрустом. Меня окружает напряжённая и неловкая тишина.

Тэйт заходит через переднюю дверь, выглядя так, будто не ночевал дома.

— Тэйт Бёрк! — кричит мама. — Где ты был?

— Отстань, мам, — он направляется сразу наверх. Надеюсь, в душ.

Эйден фыркает, проходя на кухню.

— Эй, бро, у них скоро будет ещё один из братьев Бёрк, о котором можно будет писать домыслы. Он может даже скинуть тебя с первой страницы, когда его последняя пассия продаст свою грязную историю, — он хлопает меня по плечу.

Я ухмыляюсь. Да. Та история о групповушке была неловкой, мягко говоря. Всё-таки, Тэйт был не виноват, что одна из девушек, будучи проституткой, продала звёздную историю в газету. Не думаю, что в следующие три месяца родители бросили на него хоть один взгляд. Чёрт, да они не разговаривали с ним полгода.

— Лучше бы этого не произошло, — ворчит мама.

— Диана, дорогая, почему бы тебе не принять душ? — папа выводит её из кухни.

Она опять ворчит, но делает, как он сказал. Папа ждёт, пока она не окажется вне пределов слышимости, и садится за стол, опираясь о него.

— Слава Богу, — произносит он, вздыхая. — Я имел дело с этим всю ночь, так что вам, мальчики, лучше поработать над своим поведением. Я понимаю, что слишком поздно говорить об этом Коннеру и Тэйту, но, Эйден, дорогой мой, веди себя, сынок, как идеал для своего папы.

— Дорогой отец, готов поставить на это левую половину задницы, — Эйден выхватывает у меня другой тост и уворачивается, когда я собираюсь ударить его.

— Задница! — весело кричит Мила.

— Что? Нет, — я наклоняюсь перед её стульчиком. — Плохое. Плохое слово.

— Задница, — хихикает она, прикрыв лицо ладошками.

Я стреляю взглядом в Эйдена.

— Спасибо.

— Извини, братан, — он на самом деле выглядит виноватым.

Вытираю лоб и поднимаю её со стульчика. Пора готовиться.

***

— Что думаешь? Отстой, да?

Мила хватается за пальцы ног и раскачивается.

— Приму это как «да», — вздыхаю и беру карандаш, чтобы изменить несколько слов. — Ладно, господин автор, как насчёт… — я наигрываю последние поправки перед припевом и начинаю читать с листа. — Время пройдёт, и чувства изменятся, но ты не знаешь, всё те же ли мы, я всё ещё хочу тебя как раньше, я всё ещё хочу тебя, как ты хочешь меня... Да?

Мила хлопает в ладоши.

— Да, папочка!

— У тебя явно мамины способности для написания песен, а не мои, — я проверяю следующий абзац. — Ладно, следующие строки, — снова начинаю играть. — Я отрицаю это, потому что больно, я борюсь с этим, потому это чувство сжигает, но я хочу всё, что ты можешь дать... Как-то так?