4

Я готов согласиться с тем, что Кремер неплохо понимает Вульфа во многих отношениях, однако не во всех. Например, он преувеличивает аппетит Вульфа на звонкую монету, что, впрочем, вполне естественно, ибо самая большая плата честному фараону, каковым он является, значительно меньше той суммы, которую Вульф отчисляет мне, тогда как годовой доход самого Вульфа обозначается шестизначной цифрой. Вульф включает в смету расходов даже билеты на поезда и проезд на такси.

Но у Кремера свои соображения относительно наших доходов, поэтому, узнав, что теперь у нас нет и уже не будет клиента, так или иначе связанного с Присциллой Идз, а следовательно, нет и надежды на гонорар, он начал называть меня Арчи, что делал и раньше, хотя и не часто. Он оценил предоставленную мною информацию, исписав дюжину страниц в своем блокноте мелким аккуратным почерком и задав массу вопросов, не вызывающих, а просто требующих разъяснения. Правда, он позволил себе одно колкое замечание: назвал наш разговор с Холмером, пока его подопечная сидела наверху, «хитрой уловкой». Я возмутился:

— Отлично. Говорите, что хотите. Она пришла сюда без приглашения, и он тоже. Ни с одной стороной мы не заключили никаких сделок. Оба они не могли получить желаемого. Давайте послушаем, как бы вы тут управились.

— Я не гений, как Вульф. Наверное, он сейчас слишком занят, если отказался от предложения Холмера.

— А также от гонорара? Если уж говорить о занятости, то располагаете ли вы временем, чтобы ответить на вопрос одного добропорядочного джентльмена?

Он посмотрел на часы.

— В половине одиннадцатого я должен быть у районного прокурора.

— Значит, успеем. Почему вы так старались выяснить, во сколько ушел отсюда Холмер? Сразу после десяти, а мисс — через час с лишним.

— Какую газету вы обычно читаете? — спросил он и достал сигару.

— «Таймс», но сегодня просмотрел только первую страницу и спорт.

— В «Таймсе» этого не печатали. Прошедшей ночью, чуть позже часа, в вестибюле дома по Восточной Двадцать девятой улице обнаружили тело женщины. Ее удушили чем–то вроде бечевки. Сперва ее никак не могли опознать — у нее стащили сумочку, — но поскольку она жила в соседнем доме, личность в конце концов установили. Ее звали Маргарет Фомоз, она работала служанкой у Присциллы Идз на Семьдесят четвертой улице, но жила с мужем на Двадцать девятой. Обычно она возвращалась домой около девяти, а вчера вечером позвонила супругу и заявила, что не придет до одиннадцати. Поскольку жена показалась ему расстроенной, он спросил ее о причинах, а она пообещала обязательно все объяснить при встрече.

— Итак, ее убили около одиннадцати?

— Неизвестно. Дом на Семьдесят четвертой улице частный, с роскошными квартирами, по одной на каждом этаже, за исключением квартиры мисс Идз, занимающей два этажа и имеющей отдельный лифт. Обслуживающий персонал в-здании отсутствует, поэтому за посетителями никто не наблюдает. Судебный эксперт считает, что трагедия произошла между половиной одиннадцатого и двенадцатью.

Кремер взглянул на часы, сунул в левый угол рта сигару и зажал ее зубами. Он никогда их не раскуривал.

— Я находился дома в постели, — продолжал он. — Сообщение получил Роуклиф. Он направил туда четырех человек — обычная формальность, — один из них, молодой парень по имени Ауэрбах, решил, что обязан дать своим мозгам шанс отличиться. Ведь раньше он никогда не слышал, чтобы похитители сумочек душили своих жертв, а никаких признаков попытки изнасилования не было. Что же такое скрывала убитая или ее сумка, что стало причиной преступления? По словам мужа —ничего. Но в списке содержимого сумочки, составленном с помощью мужа, один предмет показался Ауэрбаху, заслуживающим внимания–ключи от квартиры, в которой миссис Фомоз работала.

— В один прекрасный день он займет ваше место.

— Он бы и сейчас с удовольствием занял. Итак, он отправился на Семьдесят четвертую улицу, позвонил в апартаменты Идз и, не получив ответа, прошел к швейцару. Тот открыл дверь запасным ключом, и Ауэрбах проник в квартиру. Тело Присциллы Идз лежало между ванной и холлом. Ее ударили по голове кочергой, а потом задушили капроновой веревкой. Женщина даже не успела снять жакет, шляпка валялась рядом, так что убийца, возможно, поджидал ее внутри. Мы узнаем об этом побольше, когда найдем шофера такси по тем данным, которые вы мне сообщили. Судебно–медицинский эксперт предполагает, что она погибла между часом и двумя.

— Значит, домой она поехала не сразу, — заметил я. Я уже говорил, что посадил ее в машину без четверти двенадцать.

— Я помню. Ауэрбах связался с Роуклифом, и мальчики взялись за дело. Количество полученных отпечатков было ниже среднего — миссис Фомоз, по–моему, очень внимательно следила за чистотой, — и вершиной улова оказалась коллекция на багаже. Установив, что она принадлежит вам, Роуклиф позвонил мне, и я решил забежать сюда по пути в нижнюю часть города. Он понятия не имеет, как вести себя с Вульфом, а вы вообще влияете на Роуклифа, как пчела на собачий нос.

— Когда–нибудь я расскажу, как он на меня влияет.

— Лучше не стоит, — Кремер опять посмотрел на часы. — Я бы не возражал против того, чтобы перекинуться словечком с Вульфом, но зная его отношение к таким пустякам, как убийство, удовольствуюсь информацией, полученной от вас.

— Она совершенно полная.

— Поверю для разнообразия. — Он встал. — К тому же у пего нет клиента и не предвидится, насколько я понимаю. Случившееся не приведет его в хорошее настроение, так что я вам не завидую. Ладно, я ухожу. Надеюсь, вы понимаете, что как свидетель должны быть под рукой.

Я пообещал.

Проводив Кремера, я снова отправился было в кабинет, по, дойдя до двери, круто повернулся и зашагал к лестнице. Поднявшись на два этажа, я вошел в южную комнату и, встав посередине, огляделся. Фриц еще не убирался здесь, и постель имела тот вид, в каком оставила ее Присцилла. Сложенное покрывало по–прежнему лежало на одной кровати. Я заглянул под него и снова опустил. Потом посмотрел под подушку на разобранной кровати. Затем подошел'к вместительному бюро, стоящему в простенке между окнами, и принялся выдвигать и задвигать ящики.

Не го, чтобы я спятил. Нет, я был тренированным и опытным детективом. Просто данное убийство очень меня интересовало, и мне хотелось выяснить о нем побольше, а ближе всего я находился сейчас к той комнате, в которой Присцилла собиралась ночевать и завтракать.

Я совершенно не надеялся обнаружить что–то ценное, поэтому не был разочарован, когда так и случилось. И все же кое–чем я разжился. На- полке в ванной лежали зубная щетка и побывавший в употреблении носовой платок. Я отнес их в свою комнату. Они до сих пор хранятся у меня в ящике туалетного столика, дополняя коллекцию различных профессиональных реликвий.

Никакой нужды подниматься в оранжерею и затевать перебранку не было, поэтому я спустился в кабинет, разобрал утреннюю почту и принялся за обыденные домашние дела. Очень скоро я заметил, что вношу дату прорастания цимбидиум холфордианум на карточку цимбидиум паулверс, решил, что не склонен к канцелярской работе, рассовал бумаги по папкам, сел и начал разглядывать свои пальцы. У меня накопилось четыре тысячи вопросов, ответы на которые были мне необходимы, и существовали люди, которых я мог расспросить, например сержант Перли Стеббинс или Лон Коэн из «Газетт», но, к сожалению, в конторе Ниро Вульфа телефон тоже принадлежал ему.

В одиннадцать часов он спустился в кабинет, прошел к письменному столу, уселся в кресло и принялся просматривать тонкую пачку адресованной ему корреспонденции. Ничего интересного и срочного там не было. Он поднял голову, сфокусировал взгляд и наконец заметил меня.

— Ты бы не погрешил против совести, поднявшись в десять часов наверх за инструкциями, как мы уславли–вались.

Я кивнул.

— Конечно. Но Кремер ушел на целых пять минут позже назначенного времени, и я не знал, как вы отреагируете. Желаете услышать подробности?

— Начинай.

Я сообщил ему новости, полученные от Кремера, а когда закончил, он хмуро воззрился на меня из–под прикрытых век. Последовало долгое молчание. Наконец он заговорил: