Опоздали на одну минуту.

Не так уж плохо.

Не так уж хорошо, но и совсем неплохо для первой акции после столь длительного перерыва.

В десять пятьдесят в тот же вечер мистер Джон Пикелис, его дочь и второй наиболее выгодный жених Соединенных Штатов торжественно следовали по Сентрал-авеню в принадлежащем Пикелису «кадиллаке» 1970 года с шофером и стереомагнитофоном в направлении «Фан парлор». Гость изъявил желание попытать счастья и рискнуть «парой дукатов», и хозяину было любопытно понаблюдать за поведением П. Т. Карстерса в игорном доме. Иногда можно узнать прелюбопытнейшие вещи о людях — особенно о тех, у кого такое самообладание, как у этого Карстерса, — по их поведению в казино.

«Кадиллак» притормозил и остановился.

Огромная толпа людей — явно зрители, только что посмотревшие последний сеанс в кинотеатре «Сентрал» неподалеку, — собралась у витрины универмага «Херманз бразерс». Народу было так много, что люди не уместились на тротуаре и вышли на проезжую часть. В толпе раздавались смешки и хихиканье. Кое-кто просто стоял, вытаращив глаза и качая головой, но все-таки большинство посмеивались и похихикивали.

— Что там такое, Том? — спросил Пикелис.

Прежде чем шофер ответил, завыла сирена приближающейся полицейской машины, и толпа тотчас начала рассеиваться. К тому моменту, когда патрульная машина с визгом затормозила перед универмагом, половина зевак уже разбежались, словно из опасения быть заподозренными в причастности к тому, что было выставлено в витрине.

Ночь прорезал еще один вой сирены. Когда «кадиллак» остановился в каких-нибудь двенадцати ярдах от витрины, Пикелис устремил взгляд на стекло и заморгал.

— Ближе!

Лимузин подъехал вплотную к витрине и встал как раз напротив предмета, привлекшего столь живое внимание прохожих.

Это был, по правде сказать, весьма необычный предмет, который, будь он выставлен в любой другой витрине магазина любого другого города, привлек бы внимание прохожих. Даже самые замысловатые сооружения, которыми к Рождеству декорируют витрины фешенебельных столичных магазинов, не могли сравниться с этим по новаторству, простоте и откровенности. Посреди витрины в кресле-качалке восседал Лютер Хайетт. Он был без одежды и без сознания. Его руки и ноги были связаны, а какой-то шутник водрузил на его огромную голову — немного набекрень — рыжий парик. Его срамное место было прикрыто горкой измятых американских банкнот, и несколько случайных купюр торчали между пальцами ног и из-под забавного парика. На тот случай, если бы смысл сего символа оказался не вполне ясен зрителям, кто-то расшифровал его значение в сделанной губной помадой надписи на голой груди Хайетта.

Такую идею по достоинству оценило бы агентство «Дойл, Дейн, Бернбах»: ведь эта нью-йоркская дизайнерская фирма сделала себе громкое имя на оригинальных рекламных плакатах, отличающихся строгостью композиции и лапидарностью словесного решения.

А эта конструкция, безусловно, производила весьма яркий визуальный эффект, что же касается ее словесного решения, то трудно было придумать что-либо более лапидарное.

Обращенный к потребителю призыв, в сущности, состоял лишь из двух слов.

Простых, ясных, звучных.

Два слова — большими буквами.

НЕ ПЛАТИТЕ.