Глава 18

Пуаро задержался у входа в Венддернбернскую галерею, чтобы рассмотреть картину, на которой были изображены агрессивного вида коровы с вытянутыми туловищами, над которыми нависла какая-то хитроумная мельница, которая угадывалась только по крыльям ветряка. Пожалуй, самым примечательным в картине была их окраска: одна была лазоревого цвета, другая — нежнорозового.

— Интересно, верно? — спросил мурлыкающий голос.

Возле Пуаро стоял мужчина средних лет, показывающий в широкой улыбке изобилие очень белых зубов.

— Такая свежесть.

Руки у него тоже были белые, пухлые, и он ими картинно жестикулировал.

— Умная выставка. Закрылась на прошлой неделе. Выставка произведений Клода Рафаэля открылась позавчера. Пройдет успешно, и даже очень.

— Да? — спросил или сказал Пуаро, и его тут же провели через серые портьеры в. длинный зал.

Он выдавил из себя несколько осторожных замечаний, подавленный тем, что было изображено на полотнах. Толстяк в полном смысле слова «прибрал его к рукам». Многолетний опыт подсказывал ему, что этого забавного иностранца нельзя отпугнуть. У него, несомненно, имеются деньги. В живописи же он ровным счетом ничего не понимает. Толстяк понимал, что посетитель должен сразу же почувствовать себя желанным гостем в галерее, которому будут рады до конца рабочего дня, лишь бы он сделал покупку. И второе: посетитель должен понять, что его окружают прекрасные картины, даже если в первый момент они ему такими не показались. Даже восхитительные. Именно люди, несведущие в живописи, легче всего поддаются такому внушению.

Начав с ничего не значащих фраз, типа: «Не правда ли, как это здорово?», мистер Бескомб постепенно перешел к более определенным: «Удивительно, что вы так сказали. Сразу видно, что природа вас наградила художественным чутьем. Реакция далеко не обычная. Большинство людей предпочло бы нечто более очевидное, вроде этого вот...»

Вдоволь налюбовавшись каким-то оранжевым шаром, с которого свешивались два глаза, соединенные подобием черного паука, и убедившись, что мистер Бескомб окончательно и бесповоротно причислил его к безмозглым, ничего не смыслящим денежным тузам, Пуаро, в свою очередь, пошел в наступление.

— Если я не ошибаюсь, у вас работает некая мисс Фрэнсис Кери?

— Да, да. Наша Фрэнсис — умная девушка. Компетентная, с хорошо развитым художественным вкусом.

Она только что вернулась из Португалии, где организовала для нас выставку. Колоссальный успех. Сама превосходный художник, но не слишком плодовитый, если вы меня понимаете. Куда полезнее на административной работе. По-моему, она и сама это признает.

— Я слышал, что она покровительствует художникам.

— Да, она сочувствует молодым. Подбадривает начинающие таланты, уговаривает меня устроить выставку для своих протеже. В прошлом году мы организовали показ работ группы молодых художников. Представьте, успех был потрясающий. Вся пресса отметила наше начинание. Да, да, она умеет выбирать своих протеже.

— Понимаете, я немножко старомоден. Некоторые из этих молодых людей...

Не закончив фразы, он воздел руки к потолку, сказав, что мистер Бескомб должен его понимать.

Мистер Бескомб понял.

— Ах, нельзя судить на основании их нынешнего вида! Все дело в этом, не больше. Длинные волосы, бородки, парчовые жилеты и кружевные жабо. Пройдет, как проходило и все другое.

— Дэвид какой-то, не помню его фамилии. Кажется, мисс Кери весьма высокого мнения о нем.

— А вы не имеете в виду Питера Кардиффа? Он ее нынешний протеже. Учтите, я в нем вовсе не так уверен, как она. Лично я считаю его не столько передовым, сколько отсталым художником. Он совсем такой, каким в те годы был Пери-Джонс. Однако никогда наверняка не скажешь. Бывают неожиданные трансформации. Она иногда служит ему моделью.

— Дэвид Бейкер, вот какое имя я пытался припомнить,— сказал Пуаро.

— Он не плох,— заметил мистер Бескомб без всякого энтузиазма.— Маловато оригинальности, как я считаю. Он один из той группы художников, о которой я упоминал, но он не произвел большого впечатления. Хороший рисовальщик, но без изюминки. Подражатель.

Пуаро вернулся домой. Мисс Лемон сразу же представила ему кучу писем для подписи, и, когда ею были украшены все аккуратно напечатанные послания, она их унесла к себе в обитель.

Джордж подал на стол пышный омлет со специями. Втайне он покровительствовал своему хозяину, но делал это весьма незаметно.

После ленча месье Пуаро устроился в своем удобном кресле и только что собрался насладиться чашкой ароматного кофе, как раздался телефонный звонок.

— Миссис Оливер, сэр,— сказал Джордж, поднимая трубку.

Пуаро неохотно протянул руку. Он был уверен, что она начнет опять настаивать, чтобы он занялся чем-то таким, что он не был расположен делать.

— Месье Пуаро?

— Да, это я.

— Чем вы занимаетесь? И что вы сделали?

— Я сижу в кресле и раздумываю.

— И это все?

— Это очень важное занятие. Но преуспею ли я в нем или нет — я не знаю.

— Вы обязаны отыскать эту девушку. Возможно, ее похитили?

— Похоже на то,— согласился Пуаро.— Вот передо мной лежит письмо от ее отца, пришедшее с дневной почтой, в котором он просит приехать к нему и рассказать, чего я добился.

— Так чего же вы добились?

— В данный момент — ничего.

— Честное слово, месье Пуаро, вы должны взять себя в руки.

— И вы тоже.

— Как прикажете понимать?

— Вы должны заставить меня действовать.

— Почему вы не поехали в Челси, где меня ударили по голове?

— Чтобы меня тоже ударили?

— Я просто не понимаю этого,— сказала миссис Оливер,— я дала вам в руки такую путеводную нить, указав девушку, вы от этого не можете отказаться.

— Знаю, знаю.

— Что в отношении той женщины, которая выбросилась из окна? Вам это что-нибудь дало?

— Я навел справки.

— Ну?

— Ничего. Эта женщина одна из многих. Они в молодости были привлекательны, у них были многочисленные любовные связи, прошли годы, страсти не улеглись, а красота исчезла. Они заливают горе вином, придумывают себе всякие неизлечимые болезни, а под конец от отчаяния и одиночества выбрасываются из окна.

— Вы же сами сказали, что ее смерть была очень важной, это что-то да значит!

— Должно было бы быть.

— Вот как?

Не поняв, что должно было означать последнее восклицание Пуаро, миссис Оливер положила трубку.