Глава 7 Великий Равалло

Эрни Голвейда прибыл точно в назначенное время. Он был чуть выше среднего роста, изящный, с безупречной фигурой. На первый взгляд, правда, он казался немного полноватым. Но на самом деле состоял лишь из мускулов. Ноги он ставил со странной точностью и мягкостью, напоминая повадку кошачьих. Округлое лицо казалось добродушным, но это впечатление создавалось, если не замечать его глаз. Они были серо–голубые со странным стальным блеском. Словом, это были глаза убийцы.

Говорил он со смесью испанского и бельгийского акцентов. Свое более чем педантичное произношение он уснащал случайными брызгами американского жаргона, что придавало речи странное несоответствие с его мыслями. Например, «хей!» он употреблял как некое заключительное местоимение и вставлял его туда, где это совершенно не требовалось.

Я предложил ему виски с содовой, и он, прислонившись к буфету в моей гостиной, с полнейшим хладнокровием рассматривал превосходно разглаженные складки своих брюк в интервалах между глотками.

— Я хотел бы сказать вам, мистер Келлс, что очень рад случаю поработать с вами. Очень приятно. В самом деле. Я очень много слышал о вас. И уверен, что вы не будете заниматься чем–либо несущественным. Хей?

— Вы не любите людей, которые занимаются несущественным, Голвейда?

— По отношению к немцам, я имею в виду. — Когда он произносил слово «немцы», пальцы его совершили особое движение, как бы схватывая кого–то за горло и с силой сдавливая. — Я лично, — продолжал он, — никогда не занимался несущественным по отношению к проклятым немцам. Хей?

Я заметил суховато:

— Я слышал об этом. Хорошо, возможно, у вас будет шанс развлечься.

— Ничто не может меня порадовать больше.

— Но в то же время, — подчеркнул я, — самостоятельно ни в коем случае не забегайте вперед. Ни в коем случае не позволяйте вашей столь естественной склонности существенно насолить немцам увлечь вас чересчур.

— Уверяю вас, что я достаточно расторопный малый и серьезно отношусь к немцам только тогда, когда это не вредит делу. С чего я должен начать?

— Вы знаете Фриби?

— Очень хорошо.

— Я поручил ему следить за женщиной, носящей имя Бетина Вейл. Эта миссис — немка. Она сотрудница Внешнего отдела гиммлеровской разведслужбы, та самая леди, которая заботливо сунулась мне под нос, чтобы я сконцентрировал все свое внимание на ее особе.

Голвейда кивнул головой.

— Это старый трюк, — сказал он. — Она должна отвлечь вас от тех, кто делает дело и которых вы даже не знаете.

— Именно так это и выглядит. Так вот. За ней следит Фриби. Вполне возможно, что вскоре она будет знать это. Она может пожелать совершить по отношению к Фриби что–либо «существенное». Возможно, не она, а кто–либо другой из их группы получит указание сделать что–либо «забавное» по отношению к Фриби. Люди эти достаточно опытны и не останавливаются ни перед чем. Снять Фриби с наблюдения за ней нельзя, но потерять его мы тоже не можем. Ваша задача — страховать Фриби и быть в курсе событий в районе его слежки. Без крайней надобности Фриби об этом не должен знать.

Затем я кратко рассказал Голвейде о всех происшедших событиях и поделился с ним своими соображениями.

Взяв листок бумаги, я написал адрес Бетины Вейл, адреса еще двух пунктов, которые, как я полагал, могут ему понадобиться, и передал ему.

— Запомните и уничтожьте эту записку. Держите связь со мной здесь. Думаю, неплохо, если вы будете звонить мне сюда два раза в день. В двенадцать часов дня и затем в девять вечера. Даже если меня здесь не будет, я постараюсь связываться с вами через портье. Ночные и дневные портье предупреждены. В разговоре с ними называйте себя Эрни.

— Полагаю, что это разумно.

— Что–то должно взорваться. Что–то должно неожиданно оказаться на поверхности, — сказал я. — Это очевидно. Миссис Вейл не стала бы сбрасывать маску и раскрывать себя только для того, чтобы показать, что она собой представляет. Она знает, что' я вцеплюсь в нее обеими руками, и, конечно, приготовилась к этому. Главное же, однако, состоит в том, что все это она ни в коем случае не проделывала бы, если бы не считала, что дело, которым они занимаются, приближается к завершению.

— Да, мне кажется, что они выигрывают время, — задумчиво произнес Голвейда. — Она немножко поторопилась и думает, что может предоставить своей группе в чем–то большие преимущества. Вероятно, эта леди является одной из тех фанатичных сук, которые считают величайшим счастьем умереть за фюрера. Она думает, что вы готовитесь ликвидировать ее, а пока вы будете этим заниматься, кто–то еще успеет справиться с каким–то большим делом. И это дело они заканчивают. Ясно. Ясно и то, что рано или поздно придется отнестись к этим немцам серьезно. Это меня устраивает. Хей?

Я налил ему еще виски с содовой и сказал:

— Хорошо, Голвейда, пользуйтесь револьвером, ножом или еще чем–либо, но ни в коем случае не делайте этого только ради забавы. Не забывайте чрезвычайную важность этого дела.

— Очень хорошо, мистер Келле. Уверяю вас, что без необходимости или без вашего указания я не вытащу из кармана ни револьвера, ни ножа, ни веревки. Уверяю вас. Хей?

Он внимательно прочел мою записку с адресами, вытащил из кармана маленькую золотую зажигалку, поджег уголок листа и с интересом наблюдал, как он горит. Пепел он аккуратно ссыпал в мою корзинку для бумаг. Затем взял свою шляпу, щелкнул каблуками, почти незаметно поклонился и ушел.

Большую часть времени, когда он находился в моей комнате, я чувствовал себя слегка не в своей тарелке. Он обладал особым видом нервного воздействия. И тем не менее он мне понравился. Для этого дела он был вполне подходящим сотрудником.

Думая о нем, я испытывал удовлетворение оттого, что имею его в союзниках, а не в противниках.

Был чудесный летний вечер, когда я прибыл в Чипинг–филд. Часы показывали шесть тридцать.

Чипингфилд представлял собой маленькую деревеньку, по единственной улице которой группами были разбросаны коттеджи.

Медленно проехав по улице и разыскав небольшой отель, я поставил во дворе машину и вошел внутрь.

В маленьком полупустом холле я заказал виски с содовой и попросил принести местный телефонный справочник.

Вскоре я уже сидел со стаканом в руке и с книгой на коленях.

Открывая справочник на букве «К», я подумал, повезет мне или нет?

Я выпил стакан виски и принялся просматривать этот раздел детально. Оказалось, что в Чипингфилде проживала только одна Кэрью — мисс Элеонора Кэрью. И жила она в старом Мавританском замке.

Я вздохнул с большим облегчением.

Расплатившись за виски и вернув справочник, я вышел из отеля и отправился отыскивать замок.

Деревенский полисмен, стоявший на углу, указал мне дорогу. По пути я пытался представить себе характер приема, который мог быть оказан мне со стороны мисс Кэрью. Со слов Сэмми я знал о ее существовании, но никогда с ней не встречался. И думал, что, если даже мои догадки и предположения верны, может случиться так, что я потерплю здесь полную неудачу. Так или иначе, скоро я это выясню.

Мавританский замок представлял собой старинный дом, много повидавший на своем веку.

Вокруг дома царила атмосфера мирной античности, что мне очень понравилось. На фоне этой обстановки я представил себе Сэмми и подумал, когда он мог быть здесь в последний раз.

Я протиснулся в щель между створками тяжелых чугунных ворот, прошел по крытому тоннелю и еще через несколько ярдов очутился перед самым домом.

Дернув за грушу звонка, я смог убедиться, что этот звонок принадлежит к тем старомодным изделиям, которые звучат в течение многих минут после того, как его привели в действие.

Через некоторое время дверь открылась, и в проеме почти квадратных дверей появилась приятная на вид старая леди в сером домашнем платье. Пара мерцавших глаз глядела на меня из–за очков в роговой оправе.

Я вежливо осведомился:

— Вы мисс Кэрью?

— Да.

Она стояла;, улыбаясь, и смотрела на меня так, как будто уже давно ожидала моего визита.

— Простите меня за то, что я задаю вам вопросы. Я сейчас поясню, почему это делаю. Так вот. Я полагаю, что вы являетесь тетей Сэмми Кэрью?

— Да. Я его тетя.

Она вовсе не казалась удивленной вопросом, и мне это не понравилось.