При этом сообщении Старик даже бровью не повел. Он только спросил:

— Вы его видели?

— Да, я только что из морга. Несомненно, это он.

Старик вздохнул.

— Это не самое плохое.

— Не самое? — спросил я. — Почему не самое?

— Худшее состоит в том, что я не знал, чем именно был занят Сэмми. Кем он был направлен сюда, вы знаете. Он связался со мной два дня тому назад и сообщил, что работает над одним деликатным вопросом. Он осведомился о вашем прибытии сюда. Я сказал, что вы должны вернуться с судна завтра, то есть фактически вчера. Он просил, чтобы вы сразу iio прибытии связались с ним, так как вы должны были совместно разрабатывать это деликатное дело. Он сказал также, что, войдя в курс дела, вы сможете поставить в известность и меня. Он не выразил желания немедля войти в прямой контакт со мной, сказав, что в данный момент не может терять ни одной минуты. Вот И все. И теперь вы знаете столько же, сколько и я.

— Так, — сказал я. — Все это выглядит довольно странно. Никто ничего не знает, кроме Сэмми, а он убит.

Старик допил свое вино, взял наши стаканы, подошел к стойке и вернулся с новой порцией портвейна, снова усевшись напротив меня.

— Что бы следовало предпринять, по–вашему? — спросил он. И сам ответил: — Думаю, здесь два пути, по которым можно было бы пойти.

— Один из них — закрыть дело?

— Да.. Мы можем вычеркнуть Сэмми и позволить событиям идти своим чередом. Пытаться что–либо выяснить у тех, кто направил сюда Сэмми, дело бесполезное. Насколько я знаю, Сэмми один нащупал какую–то нить. Дело это, безусловно, важное, и на его разработку сразу же направили и его, и вас, а мне предложили оказать вам содействие. Но в чем именно состоит это дело, как именно выглядит эта ниточка, ни я, ни кто–либо другой, полагаю, не знает. Сэмми собирался вас первого посвятить в суть этого дела, но не успел. Мы в неизвестности, так что наш отход от действий можно было бы понять. Но есть и другой путь.

— Я заранее и решительно склоняюсь к нему.

— То есть попытаться поймать эту ниточку, теперь никому не ведомую?

—- Совершенно верно. Попытаться собрать все кусочки, обрывки и посмотреть, что можно сделать.

— Вы с ним были довольно дружны, не так ли?

— Да, это верно. Но далеко не только это вынуждает меня решительно поддержать второй вариант. Сэмми человек дела, он имел большой опыт и пустяками не стал бы заниматься. Я попытаюсь собрать все частички этого дела и сложить вместе. В конце концов, никакого вреда от этого не будет. Попробовать обязательно нужно.

Старик оскалился в одобрительной улыбке.

— В конечном счете вы неплохой парень, — сказал он. — Правда, у вас некоторый избыток самомнения и фантазерства, но все же парень вы неплохой. Всегда, по крайней мере в большинстве случаев, вы делаете максимум возможного.

— Благодарю вас.

— Я не к тому. Вы действительно намереваетесь взяться за это дело не только из–за вашей былой дружбы?

— Я уже сказал, что эти мотивы для меня имеют определенное значение. Однако здесь нечто такое, что совершенно исключает возможность колебаний с моей стороны.

— Уверенность в важности дела?

— Безусловно. Значимость этого дела доказывает тот факт, что Сэмми не был убит ни бомбой, ни грузовиком.

— То есть?

— Он был убит кем–то другим.

Старик приподнял брови.

— Вы так думаете? — медленно спросил он.

— Не думаю, а знаю. Это было именно так.

— Да… — задумчиво произнес он. — Что ж, в таком случае это выглядит несколько иначе.

Заказав новую порцию выпивки, мы еще некоторое время обсуждали возможные варианты загадочного убийства Сэмми Кэрью, работавшего со мной по специальным заданиям сугубо секретного характера. Теперь Старик уже не выдвигал каких–либо возражений против начала расследования, а, напротив, одобрил мой план и обещал свое содействие.

Пожелав ему спокойной ночи и оставив его сосредоточенно рассматривавшим остаток портвейна в стакане, я вышел на улицу.

Спустя некоторое время я взял курс на Верйти–стрит.

Я чувствовал, что все это дело понемногу начинает меня затягивать. Никогда в жизни, пожалуй, я не попадал в такое странное положение.

По всем едва уловимым фактам и соображениям Сэмми шел по какому–то следу, известному только ему. Именно об этом он собирался сообщить мне, чтобы вместе идти по этому следу. Прошлой ночью он имел такую возможность — проинформировать меня во время вечеринки; но не воспользовался ею. Почему? Разумеется, только потому, что кто–то неустанно вел за ним наблюдение и он знал об этом.

Теперь Сэмми уже ничего не скажет о том кончике нити, за который он ухватился. Но ведь ниточка–то существует. Все дело в том, чтобы вновь ее обнаружить. Но где и как? Очень хорошо, что Старик так благосклонно отнесся к мысли о Выяснении того, что знал Сэмми и что он собирался сообщить мне. С этой стороны не только не будет помех, но, наоборот, он сможет оказать весьма существенную помощь. Хотя бы в предоставлении мне необходимого времени для поисков никому не известной ниточки. Все это дело явно сомнительное, и тем не менее взяться за него следует. Кто–то сказал: «Если сомневаешься, не делай ничего». Это не очень мудро. Если сомневаться и ничего не делать, то дело пойдет много хуже. А чтобы делать дело, надо следовать за своим носом. Нюх определенно приведет в конце концов к чему–либо нужному.

Я стоял перед дверью квартиры Джанины, рассматривал ее выгравированное на металлической дощечке имя и думал о ней. Потом нажал кнопку звонка.

Дверной механизм щелкнул, дверь открылась, и я поднялся.

Джанина вновь стояла на верхней площадке, прислонившись к дверному косяку, и встретила меня внимательным и вопросительным взглядом.

— Хэлло, Джанина!

Она, ответила коротко:

— Привет. Что же еще?

Я улыбнулся ей.

— Тон ваш не слишком приветлив. Возможно, тому причиной моя настойчивость?

— Настойчивость?

— Вы хотите назвать ее назойливостью?

— Не знаю, на что вы намекаете. Прошу вас сказать мне прямо: вы хотите мне что–либо сообщить или, наоборот, хотите о чем–то спросить меня?

Она не предложила мне войти в комнату, и мы продолжали разговор, стоя на лестничной площадке.

— Вы были абсолютно правы относительно Кэрью. Я был в морге и осмотрел его. Он выглядит довольно прилично. Лицо совсем не задето.

— Да? А тело?

— Оно выглядит не так хорошо. Кэрью попал в основательную переделку.

— Так. И что же?

— Я хотел бы от вас кое–что услышать.

— А именно?

— Тот полисмен, который пришел к вам и сообщил о гибели Сэмми. Что, собственно, он вам сказал? Сказал ли он, что своими глазами видел Сэмми покидающим ваш дом или что его уход видели другие?

Наступила пауза. Молчание становилось тягостным.

— Для чего вам это? — спросила она. наконец.

— Видите ли, Джанина, я являюсь одним из тех людей, кому не задают вопросы, а кто их сам задает. Нет сомнений в том, что в свое время вы узнаете все, а пока скажите то, что мне нужно знать. Сказал ли полисмен, что он лично видел Сэмми оставляющим ваш дом?

— Точно не могу припомнить, что и как именно он сказал. Зачем это мне? Вы сами должны понимать, что не существует таких причин, по которым я могла бы быть особенно заинтересована в вашем друге Кэрью.

— Разве? Что ж, он был просто… просто очередным посетителем?

Она слегка покраснела.

— Что вы подразумеваете под этим?

— То, что вы сами пожелаете. Хорошо. Итак, вы не были особенно заинтересованы в Кэрью. Но все же попробуйте припомнить слова полисмена.

— В этом я совсем не заинтересована.

Ее тон стал вызывающим.

— Не ошибаетесь ли вы?

— Это мое личное дело — желать или не желать припоминать не интересующие меня подробности.

— И тем не менее вы вспомните, — сказал я, взглянув на нее.

Она закурила сигарету, которая была в ее руке, и глубоко затянулась. Губы у нее были ярко–вишневые и, несомненно, совершенной формы.

— Я не думаю, что полисмен сказал, что сам видел Сэмми выходящим из дома. Я думаю, что он сказал, что Сэмми был замечен каким–то другим джентльменом, который и видел, как Сэмми был убит взрывом авиабомбы на площади.

Все это Джанина проговорила медленно, как бы силясь припомнить все подробности.

— Благодарю вас, Джанина. Это именно то, что мне хотелось бы знать.