Кого совершенно не волновало происходящее, так это спортсмен Серегу. Его мысли занимал бег, а тело томилось жаждой движений. Впервые за проведенное в клинике время, Серега задался вопросом, почему он перестал бегать — трусцой по утрам, днем на тренировках в спортивном колледже, а вечером в свое удовольствие? Серега с подозрением глянул вокруг себя и, кажется, смекнул, что находится в окружении каких-то идиотов. Тоже впервые.
Тут из окон второго этажа — сначала одного, потом и второго, — повалили клубы черного дыма. Пациенты загалдели от нетерпения, будто смотрели художественный фильм и горело какое-то воображаемое здание, а не их клиника и, вполне возможно, их комнаты.
— Смотрите! Спецназ! — выкрикнул худосочный парень, сидящий возле окна. Нырнув под розовую тюль, он прижался носом к стеклу.
— Будет штурм! — взвизгнул другой.
«Спецназом» была тройка санитаров в темных шапочках, но все в той же светло-зеленой униформе. Стараясь, чтобы их не было заметно из окон второго этажа, санитарский спецназ аккуратно вылез из углового окошка, что располагалось возле главного входа в клинику, и стал медленно красться вдоль стены.
Киношное восприятие происходящего некоторыми пациентами значительно усилилось; другая часть — достигла пика в уничижительном самобичевании.
Серега понял, что надо выбираться из этого сумасшедшего дома и как можно скорее.
Вечерело.
* * *
Я пришла в себя, но некоторое время, не открывая глаз, прислушивалась к окружающему миру. Я лежала на чем-то твердом и очень холодном. Не хотелось, чтобы этим оказался залитый кровью кафельный пол в туалете. Слышался приглушенный, ритмичный треск дерева. Интересно, кому взбрело в голову колоть дрова?
Я решилась и открыла глаза. Мои преследователи были до безобразия беспечны. Я лежала там же, на полу у стены коридора, где и потеряла сознание, только лодыжки и кисти были связанны белой тканью. Сначала я решила, что это бинты, и освободиться будет проще простого, но это оказалась исполосованная простыня. Ее так просто не разорвать.
Дрова кололи в пустовавшей комнате, справа от туалета. Там же рвали ткань, наверное, кому-то требовались еще веревки из простыней. Но кого связывать, если оставшиеся на этаже были заодно? Или кто-то еще пошел против течения?
— Какого хрена, а? — послышался Пашин голос. — Я тебе говорил, не усердствуй. Мне лишние проблемы не нужны.
Дровосек прервался и с одышкой сказал:
— Слышишь… это я подставляюсь… а не ты.
Это был Валера. Ломать в комнате он мог либо платяной шкаф, либо одну из деревянных кроватей. Но зачем?
— Слышишь! — Рявкнул на него Паша. — Когда обоих заметут, разбираться не будут! Я не просил избивать медсестру и санитара до полусмерти! Я просил убрать их с дороги, а это значит, связать, вставить кляпы и запереть в комнате. А еще закрыть входную дверь! Это было первое, о чем я просил, слышишь меня? А теперь у меня на руках три тела на издыхании! И если ты еще раз….
Пашина тирада прервалась на полуслове. Валера что-то шипел, чередуя слова матом и изощренными угрозами. Из коридора этого почти не было слышно. Сводилось все к тому, что даже, если он, Валера, действует под Пашиным началом, еще не значит, что Паша здесь главный и если он, Валера, захочет, то сбежит отсюда сам и кое-кто другой останется расхлебывать эту кашу, уж он-то постарается.
— Ясно?! — в довершении гаркнул Валера.
В ответ Паша почему-то долго кашлял, а потом прохрипел: «Да». Валера продолжил колоть казенную мебель.
Разговаривать они больше не собирались. Я стала думать. Можно остаться в коридоре и делать вид, что я до сих пор в обмороке. Можно допрыгать к двери, ведущей на лестничные пролеты, но после Валериного фиаско Паша наверняка собственноручно ее запер. Можно спрятаться в одной из комнат, только не понятно зачем. Можно найти Тома и Симку, но тоже не совсем понятно, кому это из нас больше нужно. Том от меня отвернулся, неужели Симка тоже?…
С другой стороны Паша кричал о том, что их «обоих заметут», значит, Тома и Симку могли, как и меня, обезвредить. В этом Пашу даже можно понять — не самая лучшая идея бежать всей толпой. Вот только Валера мало походил на дрессированную собачонку. Валерина самостоятельность с каждым часом только зашкаливала и он, наконец, в открытую объявил, что не намерен танцевать на задних лапках в надежде получить поощрительный сухарик. Теперь Паша готов был вот-вот встать на цыпочки и исполнить «казачка», лишь бы не очутиться за бортом собственного плана.
А ведь это Артем подкинул идейку о побеге, а потом вовремя сбежал в одиночку. Что он специально спровоцировал свое заключение, я больше не сомневалась. Артем знал, на что давить в разговоре с Шахраз и одного только крика ему показалось мало, поэтому он решил воспользоваться запрещенным приемом — указать на календарь. Удивительно, что только я отреагировала на это так болезненно. Остальные не могли только из-за шока, вызванного нелогичным поведением Артема, пропустить мимо ушей словосочетание «майские праздники». На первом ночном заседании Том сказал, что находится здесь четыре месяца. Возникал вопрос, откуда все, кроме меня, знали о календарном времени?
Итак, Артем сбегает от нас в карцер. Делавер сообщает обо всех наших планах Шахраз, и происходит это почти одновременно. Либо Артем заранее знал о предательстве Делавера, либо у Делавера была своя причина тянуть лямку, чтобы не сдавать нас начальству. «Ты не вылезаешь из одиночки, тебе постоянно прописывают двойные порции. На долго тебя хватит? Мой метод лучше», — ответил Делавер Артему после того, как тот очередной раз вернулся из карцера. Что же, методом Делавера было сдать всех нас и выйти на свободу за примерное поведение? Делавера ведь никто не видел с тех пор, может быть, его и не переводили ни в какую другую группу, как рассказывали?
С другой стороны, они с Артемом были друзьями. Могли они разыгрывать семейные сцены на публику? Тоже логично. Артем подстрекает рейд, затем, чтобы не вызвать подозрений и переждать бурю, напрашивается на «одиночку». А Делавер… Вот тут неувязочка, конечно. Он зачем-то предупредил меня о грядущей облаве.
Так или иначе, управление побегом берет в свои руки Паша, который в первые же часы под напором головореза Валеры теряет лидерство. И если у Делавера, и у Артема было по личному, разработанному плану, в который ни один из них не хотел никого посвящать, у двух заговорщиков, оставшихся на этаже, от изначального плана остались только ошметки. Я сбилась со счета, сколько интересов пересекалось в этом коридоре со взбудораженной ковровой дорожкой.
Серый усик дыма с резким запахом гари скользнул из комнаты в коридор.
— Больше тряпок кидай, не жалей, — сказал Валера.
— Плохо горит, — виновато ответил Паша.
— Окно открой.
В коридор вместе со сквозняком хлынули клубы окрепшего и потемневшего, как тучи перед грозой, смога. Проклиная свою медлительность и задумчивость, я поползла вдоль стены к холлу. Почему клиника ничего не предпринимает? Ведь они уже наверняка знают о захвате этажа. Где оперативное реагирование? Где милиция, в конце концов?
— Слышь, я тут решил, что… — донесся до меня Валерин бас, но треск горящей мебели поглотил остаток фразы.
Наконец, мелкими прыжками я добралась до холла и спряталась за ближайшим креслом. Повторила попытку освободить руки. Едкого дыма горящей ткани становилось все больше, пожарище завывало на сквозняке, жадно глотая свежий кислород из раскрытого окна. Нужно было бежать и быстрее, но на окнах были решетки, а единственные двери заперты. Огонь не сразу доберется до меня, сначала ему придется миновать весь коридор. Быстрее до меня доберется Валера или Паша. Где же Симка и Том?
Словно отвечая мне, в дверь какой-то палаты стали колотить чем-то тяжелым. Я не могла определить, откуда доносился звук. Таким и был Пашин план — связать и запереть в комнатах. Чья же была гениальная идея напоследок еще и поджарить всех?
Кто-то с кашлем бежал из коридора в холл и кричал:
— Света, ты где?… Не бойся! Света?
Я похолодела.
— Том, сейчас я открою дверь! — заорал Паша. — Только отойди… Что? Ну, отползи от двери. Как зачем? Она же во внутрь открывается. Погоди, сейчас.