– Читали? – спросила вошедшего секретаря, показав газету.
– Да, ваше императорское величество, – кивнул тот.
– Найдите мне Муравьева и этого Довнар-Подляского. Немедленно!
– Его превосходительство ждет в приемной. За Довнар-Подляским послали. Я подумал, что вы захотите с ними поговорить.
«Умница! – подумала Мария. – Сокровище, а не секретарь».
– Благодарю, Сергей Витальевич. Пригласите генерала.
Муравьев выглядел встрепанным. Войдя в кабинет, он поклонился, и запричитал с порога:
– Да что ж это такое, государыня? Облили грязью старика! На всю страну! Убийцей сделали. Да я для раненых… Денно и нощно…
– Успокойтесь, Аристарх Модестович! – сказала Мария. – Присядьте, выпейте воды.
Она подала гостю стакан. Муравьев схватил его и жадно осушил.
– А теперь поговорим, – Мария поставила стакан на стол. – То, что написано в газете, правда?
– Клевета, государыня!
– Значит, прошения от Брусилова не было? Его предложения поддержать инициативу зауряд-врача и других медиков?
– Э-э…
– Значит, было, – заключила Мария. – Резолюцию писали?
– Ваше императорское величество! Мне чуть ли не ежедневно присылают подобные прожекты. Их авторы уверены, что только они знают, как лучше организовать вспомоществование раненым. А у меня в управлении трудятся лучшие специалисты империи. Они в отличие от авторов прожектов в деле разбираются.
– Среди ваших специалистов много врачей?
– Э-э…
– Не слышу!
– Никого нет, ваше императорское величество.
– Тогда почему вы называете их специалистами?
– Они много лет на службе. Собаку на этом съели.
– Тогда почему процент излеченных и вернувшихся в строй раненых у германцев больше?
– У них врачи лучше.
– Вы так считаете?
– Убежден, государыня! Этот щенок, распустивший язык, учился в Германии, потому и оперирует хорошо. Наши хуже.
– А как же Оппель, Вельяминов, Бурденко, Миротворцев, Вреден, Петров, Альбрехт? – перечислила Мария. – Все они учились в России. Замечательные врачи, и это признают за рубежом.
Муравьев не ответил, только опустил глаза долу. «Ольга права, – подумала императрица. – Нельзя давать волю чувству, даже такому, как благодарность. Муравьева давно следовало отправить в отставку».
– Вы много сделали для империи, Аристарх Модестович, – сказала она примирительно. – Я этого не забуду. Однако силы человеческие не беспредельны. Для каждого из нас рано или поздно настает срок, когда нужно отойти от дел.
Муравьев поднял голову. В тусклых старческих глазах блеснула влага.
– Мне подать прошение об отставке?
– Она будет почетной. С наградой, титулом, выдачей земель. Вы это заслужили.
– Благодарю, ваше императорское величество! Честь имею!
Муравьев встал и, сгорбившись, направился к выходу. У дверей вдруг встал и обернулся.
– Последняя просьба, ваше императорское величество. Уважьте старика!
– Слушаю! – сказала Мария.
– Накажите этого лекаришку! Законопатьте его!.. – Муравьев сжал кулак.
– Вы можете сделать это своей властью. Отставка пока не принята.
– Мне нельзя. Скажут, что я расправился с человеком, который сказал правду в глаза.
«А мне, значит, можно?» – подумала Мария, но все ж кивнула:
– Обещаю!
– Я буду молиться за вас! – сказал Муравьев и вышел.
Мария опустилась в кресло. Тяжело увольнять преданных людей, однако, необходимо. Отставка Муравьева притушит страсти в обществе. А вот кем его заменить? В идеале – врачом. Но воспримет ли его армия? Нужна фигура, которая устроит всех. Где такую найти?..
Размышления прервал стук в дверь.
– Войдите! – сказала Мария.
На пороге возник секретарь.
– Прибыл Довнар-Подляский, – доложил с порога.
– Пусть войдет! – сказала императрица и встала. Не из уважения к гостю. Стоящий государь вызывает у подданных трепет. А ей хотелось, чтобы гость трепетал…