– Мы с вами толком не познакомились, Валериан Витольдович, – начал Поляков. – Как-то не случилось. Представлюсь: коммерции советник Давид Соломонович Поляков.
– Зауряд-врач Валериан Витольдович Довнар-Подляский, – кивнул я.
– И это все? – улыбнулся он. – А как же шляхтич гербов Брама, Друцк и Лис?
– Это заслуга предков. Я всего лишь зауряд-врач. Один из тысяч.
– Приятно видеть скромного человека, но вы не правы, Валериан Витольдович. Эти ордена, – он указал на мою грудь, – свидетельствуют о том, что вы не посрамили род. Странная штука жизнь, – развел он руками, – шляхтич, родовитый как король, получает орден, который дает право на потомственное дворянство, а другой, кому он жизненно необходим, пребывает в низком достоинстве.
– Если б ордена раздавали по потребности, они б утратили свое назначение. Никто не стал бы стремиться к подвигам или ревностной службе.
– Вы не по годам мудры, – улыбнулся Поляков. – Странно слышать это от молодого человека.
Опять прокол…
– Дочь сказала, что вы не хотите принимать от нас награды. Почему?
– Вы поблагодарили меня в письме. Этого достаточно. Нельзя награждать за естественный поступок.
– А вот сейчас вы говорите, как молодой человек. Мудрый не отказался бы от шанса.
– Какого, например?
– Насколько знаю из газет, вы не завершили образования. Когда война кончится, потребуется диплом. Без него не дадут разрешения практиковать. Знаю, что вы не богаты и мог бы помочь. Любой университет за границей по вашему выбору.
Умен, Давид Соломонович, ох, как умен! Знает, что предложить.
– В этом нет нужды. Мне обещали диплом российского университета. Выдадут без экзаменов.
– Гм! – он посмотрел на меня с интересом. – Как вам удалось договориться?
– Предложили после показательной операции в госпитале. Сам не просил.
– Удивили вы меня, Валериан Витольдович. Не знал, что вы столь талантливы. В вашем возрасте проводить показательные операции…
Это он еще про главнокомандующего не знает.
– Чем собираетесь заняться после войны?
– Она еще не окончилась.
– Победа не за горами. Как фабрикант, причастный к военным поставкам, могу в этом заверить. На фронт потоком идет оружие и боеприпасы. Дивизии и полки пополняются солдатами и офицерами. Я сужу об этом по запросам на обмундирование и обувь. Они выросли многократно.
Болтун находка для шпиона. Хорошо, что в моем теле не донор.
– Мы разгромим супостата. И тогда встанет вопрос: а что дальше? Вас непременно демобилизуют. С дипломом вы можете стать военным врачом, но это означает прозябание в отдаленном гарнизоне в каком-нибудь захолустье. Сомневаюсь, что у вас есть связи для получения места в Минске. Про Москву и вовсе молчу.
Толстый такой намек. Соблазняет, ирод! Только я не барышня.
– Не готов строить планы, Давид Соломонович. Как вы верно заметили: идет война. А на ней, случаются, убивают. Дважды я выжил чудом, в третий раз может не повезти. Благодарю за ром, сигару и чудесный вечер. Мне пора.
Я положил сигару в пепельницу и встал.
– Сядьте! – повысил голос Поляков. – Мы не договорили.
На слуг своих будешь кричать! Я не успел это сказать, как в дверь ворвалась Лиза.
– Папа! Изе плохо! Послали за врачом. Но сейчас вечер, и пока его найдут… Я вспомнила о Валериане Витольдовиче.
Вовремя она.
– Идемте, Елизавета Давидовна!
Мы спустились на первый этаж. В углу зала обнаружилась толпа. Я бесцеремонно растолкал гостей. На составленных стульях лежал знакомый мне подросток. Возле него топтались родители. Мордух стоял растерянно, а жена его что-то причитала. Я невежливо отодвинул ее в сторону и склонился над пациентом. Так. Кожа бледная, лицо мокрое от пота, дышит часто, но в сознании. Зрачки расширены. Взял запястье – пульс учащен. Склонился к лицу – запаха ацетона нет, а вот алкоголя присутствует. Все ясно. Гипогликемическая кома легкой степени. Точнее не определю – я не эндокринолог. И причина понятна. Десерт еще не подавали – сладкого пацан не ел. За столом, наверное, на рыбку фаршированную нажимал, да еще винца под шумок хлебнул. Алкоголь привел к снижению уровня сахара в крови.
– Отойдите все! Остаются только родители. Больному нужен воздух.
Толпа недовольно заколыхалась – любопытно ведь, но послушно перетекла в другой конец зала. Лиза осталась. Я повернулся к ней.
– Прикажите принести стакан воды и кусочек сахара. Можно меда. Быстро!
Лиза повторила приказ слуге. Тот метнулся к дверям. Воду и мед в вазочке принесли практически мгновенно.
– Ешь, Изя!
Мордух шагнул ближе и приподнял сына. Я зачерпнул ложечкой из вазочки янтарный мед и вложил ее в открытый рот мальчика, затем дал запить. Не прошло и минуты, как кожа Изи стала розоветь. Он высвободился из рук отца и сел самостоятельно. Полез в карман, достал носовой платок и стал вытирать лицо. Мордух облегченно вздохнул
– Что это было, доктор?
– Гипогликемическая кома. Недостаток сахара в крови.
– Это лечится?
– Да. Нужно показать его хорошему врачу-диетологу. А пока не давайте ему жирной пищи. И больше сладкого! Варенье, чай, конфеты.
– Правда? – оживился Изя.
– Мы лишали его сладкого, – пробурчал Мордух и зло посмотрел на жену. – Не слушался.
– Воспитывайте другими методами. Например, ремнем (Изя поскучнел), но сладкого не лишайте. Иначе болезнь будет прогрессировать. Она может пройти сама по себе. Со сладким, впрочем, не переборщите. Все есть яд и все есть лекарство, как говорил Авиценна. Диетолог скажет точнее.
– Благодарю, доктор! – поклонился Мордух. – Можно вас на минуту?
Он взял меня под локоть и отвел в сторону.
– Сколько я должен за лечение?
– Нисколько. Я здесь гость.
– Но вы спасли Изю!
– Только помог. Денег не возьму.
– Вы благородный человек, – сказал Мордух. – Извините за неловкий вопрос, в вашем роду были евреи?
– Сомневаюсь.
– Очень похожи. И внешне, – он окинул меня взглядом, – и талантом. С одного взгляда определить болезнь и помочь мальчику… После войны, если решите практиковать в Минске, разыщите меня. Полагаю, договоримся.
Еще один.
– Я подумаю.
Мордух поклонился и убежал к сыну. Тот, как я заметил, уже что-то жевал. Судя по довольному лицу, конфету или что-то вроде того. Ко мне подошла Лиза.
– Спасибо, Валериан Витольдович!
– Не за что. Было нетрудно.
– Что хотел от вас дядя?
– Предлагал деньги. Я отказался, тогда он обещал содействие по открытию практики после войны. Как я понимаю, за долю в деле. Ловкий у вас дядя! Подковы на ходу сдирает.
– Он такой, – засмеялась Лиза. – Не обижайтесь, Валериан Витольдович! Мы евреи, да еще купцы, нам положено искать выгоду.
– Мордух брат вашего отца?
– Матери. Здесь, – она обвела рукой зал, – в основном ее родня. Отцовская не приехала – для нее это незначительный повод. Мои братья далеко и заняты делами, – она вздохнула. – Потому и сказала вам, что праздник маленький. На большом от гостей не протолкнуться.
Интересно люди живут…
– О чем вы говорили с отцом?
Любопытная…
– Давид Соломонович предлагал то же, что и ваш дядя. Только не за долю, а в благодарность.
– А вы?
– Отказался. Извините за пафос, но всего в жизни хочу добиться сам.
– Не хотите быть обязанным, – вздохнула она.
Проницательная…
– И это тоже.
– Уверяю вас, что предложение от души.
Так я и поверил.
– Впрочем, это ваше право. Но вы не против поддерживать с нами отношения?
– Это будет непросто. Конференция закончилась, и я возвращаюсь в лазарет. Если и приеду в Минск, то не скоро.
– Когда уезжаете?
– Думаю, через пару дней. Есть в Минске одно дело.
– Тогда навестите меня завтра. Когда вас ждать?
– Не могу обещать. Предстоит сложная операция, затем – дежурство у постели пациента.
– Вы всегда так делаете?
– Иногда.
– Пациент не простой, – догадалась она. Умная девочка, я же говорил.
– Где вы остановились?
– В гостинице «Европа».
– Я буду справляться о вас там. Не возражаете?
– Как вам будет угодно.
– Договорились! – улыбнулась она. – Не забывайте, что меня нужно обучить обращению с пистолетом. Сами подарили.
Толкнул меня черт в руку!
– Если будет время. А сейчас позвольте откланяться. Операция утром, нужно выспаться. У хирурга не должны дрожать руки.