ДВАДЦАТЬ ТРИ

И наступил вечер разговора с мамой. Я боялась и ждала этого с ночи после падения Гарри. Часть меня была готова узнать, что грядет, но часть хотела спрятать голову в песок.

Я так спешила убрать после кружка рукоделия, что пролила клей из баночки, которая загадочно лишилась крышки. А потом еще и сбила коробочку с зелеными блестками, пока вытирала клей.

– Спасибо за помощь. Иначе я застряла бы на ночь, – я чуть не стала снова трепать волосы Гарри. Пару дней назад он сказал, что от этого ощущал себя ребенком. Месяц назад ему нравилось, а теперь это делало его ребенком. Он подрос. Это было хорошо.

– Точно, – Гарри посмотрел на повязку на запястье, теперь покрытую зелеными блестками.

– Не переживай. Я поменяю ее, когда мы придем в домик, – я поняла, о чем он думал.

Он пожал плечами.

– Почему вы с Кэлламом так странно смотрели друг на друга только что?

Я застыла на дорожке, ведущей к нашему домику.

– О чем ты? – я старалась сохранять спокойствие, потому что мы с Кэлламом были осторожны. Никто еще нас не разгадал. И уж точно не десятилетний мальчик.

– Вы были такие странные.

Я заставила себя идти.

– Как мы смотрели друг на друга.

Гарри сделал губы уточкой, пока думал.

– Так мы с друзьями смотрим друг на друга, когда пытаемся что–то сказать, но рядом есть тот, кто не должен услышать. Когда есть тайна, которую мы хотим сохранить.

А я–то думала, что мы скрытные.

– Мы с Кэлламом не так не смотрели друг на друга.

Гарри поправил очки и фыркнул.

– Что происходит? Он все еще злится из–за случившегося?

Я постаралась говорить убедительно, ответила:

– Нет.

– Все еще молчит, потому что ты подвела его?

Я вздохнула и ткнула его локтем.

– Ничего такого.

– А что такое? – теперь он остановился посреди дороги.

Я подошла ближе и огляделась. Только деревья.

– Нельзя никому говорить.

– Даже маме?

– Особенно маме.

Я вскинула бровь, чтобы он знал, что я настроена серьезно. Он вскинул руки.

– Ладно. Что?

Я прищурилась, думая, рассказывать ли ему. Гарри можно было доверять, но ему было десять. Многие десятилетние и не говорили о доверии, но я устала от тайн вокруг нас. Я не могла влиять на родителей в этом, но управляла тем, что скрывала от Гарри. Я хотела утаивать от него как можно меньше.

– Мы с Кэлламом интересны друг другу, – я уперла руки в бока, а потом опустила их.

Гарри сморщился.

– Интересны? – медленно сказал он. – Вы делали это с первой встречи?

Я не сразу поняла, на что он намекал. Да, я говорила с десятилетним. Я попробовала снова:

– Ты знаешь, что мы были серьезны?

Гарри моргнул.

– Поражает, Финикс. Но ты всегда серьезна, и Кэллам… тоже не кажется глупым.

Я покачала головой и огляделась снова. Деревья.

– Мы встречаемся, понимаешь? Интересуемся друг другом, становимся серьезнее… в свиданиях.

Лицо Гарри вытянулось от шока.

– Ого, – сказал он. – Это как парень и девушка?

– Я так не говорила.

Гарри оживился. Стал кружиться и ухать.

– Вот это да. Кэллам – твой парень?

– Вряд ли можно так сказать.

И тут рука сжала мое запястье, и он притянул меня к себе. Я бы выскочила из кожи, но была липкой после клея.

– Я не знаю, как ты это зовешь, но я бы звал тебя своей девушкой, – Кэллам улыбнулся мне и подмигнул, а потом подставил ладонь для Гарри.

Гарри даже не мешкал, вскочил и дал ему пять.

– Моя сестра встречается с самым крутым парнем лагеря. Обалдеть.

– Цель моей жизни. Встречаться с крутым парнем из лагеря, – сообщила я без эмоций на лице.

Кэллам поднял руку для Гарри, но я перехватила ее.

– Да, да, понятно. Вы отлично подружились. Чудесно. Но мы идем к маме, а ты, – я указала на Кэллама, – должен до ужина закончить с тестом.

Он заворчал, но я знала, что он это сделает. Он делал небольшие тесты каждый день, сколько мы учились, и его настойчивость и мое упрямство с поиском в интернете – у него была тревога из–за тестов – его оценки становились лучше с моей помощью. Но я не была готова рассказать ему о своей дополнительной помощи.

– Да, мэм, – Кэллам отсалютовал и улыбнулся, стал пятиться. – Надеюсь, разговор пройдет хорошо. Встретимся потом на пляже?

Кэллам показал мне частный пляж возле лагеря прошлой ночью, когда мы должны были учиться. Сработало все не так, как мы планировали.

– Для учебы?

– Для чего хочешь, – он широко улыбнулся. А потом пропал на тропе.

– Ты сказала ему написать тест, и он послушал, – Гарри щелкнул пальцами, моргая, глядя туда, где пропал Кэллам. – Ты – мастер дрессировки, Финикс.

– О, спасибо, – я поклонилась, обвила рукой плечи Гарри. Я хотела покончить с этим.

Домик был впереди, и я заметила, что Гарри морщится от тревоги.

– Финикс? Ты знаешь, что будет? Я много раз говорил с мамой раньше, но не так – с договоренным временем.

Я сжала кулак на его плече.

– У меня есть идея.

Гарри сглотнул.

– Мы будем в порядке?

– Конечно. Я тебя всегда поддержу. И всегда позабочусь, – я замерла у ступенек домика. – Ты же это знаешь?

Гарри смотрел на ступеньки, как на непреодолимые, но, когда взглянул на меня, его лицо просияло.

– Да, я знаю.

Я все–таки растрепала его волосы. Если он и злился, то не показал этого. Он выдохнул и поднялся со мной.

– Мама? – крикнула я у двери. Она была открыта.

– Тут! – позвала она, и я уловила запах… выпечки. Гарри понюхал воздух, мы переглянулись, словно не верили. Мама пекла пироги, печень и хлеб, но это было давно.

– Печенье, – вздохнул Гарри и поспешил в домик.

– Я вытаскиваю последние из печи, – мама стояла у плиты, умело высыпала печенье на тарелку. Овсяное с шоколадной крошкой. Наше с Гарри любимое. – Садитесь за стол. Я сейчас, – мама вытерла руки о джинсы, слизнув перед этим шоколад с пальцев.

Гарри подбежал к столу и рухнул на стул так быстро, что чуть не растянул другой запястье, но я стояла и смотрела на нее. Она словно стала мамой из моего детства, плясала по кухне под песню на радио, позволяла мне стучать деревянными ложками по кастрюлям, пока она пробовала новые рецепты. Мука в волосах, рукава закатаны до локтей, улыбка на лице… Мне захотелось подбежать и обвить ее руками, чтобы она успокоила, поцеловала и прогнала мои проблемы, как делала раньше.

Я напоминала себе, что проблемы семилетней отличались от проблем семнадцатилетней девушки. Это не сравнить.

– Финикс? – мама замерла, заметив меня у двери.

Я заерзала и не стала давать ей прогонять меня.

– Тебе помочь?

– Да, – она указала на стол, где Гарри уже собирал себе груду из печенья. На столе стояли три стакана молока. – Мне нужна помощь с поеданием печенья. Всего.

Гарри улыбнулся ей, его зубы были в шоколаде. Он поднял второе печенье.

Мама указала на стул рядом с Гарри и ждала меня. Я опустилась туда, и она посмотрела на нас, радостное спокойствие пропало с ее лица. Она села напротив нас, беспокойно ерзая. Я взяла печенье, но не ела. Сердце билось в горле.

– Я хочу, чтобы вы знали, что, несмотря ни на что, мы с вашим папой позаботимся о вас. Вы будете в порядке, и мы переживем это.

Мама посмотрела на часы на стене, как делала я, когда не могла дождаться конца урока. Она даже не начала говорить, а уже отсчитывала секунды, когда мы закончим.

Плохо дело.

– Вы знаете, что папа потерял работу два года назад, и с тех пор было… сложно.

Если «сложно» было шифром катастрофы, то да, было сложно.

– Ваш папа хорошо зарабатывал, и мы рассчитывали, что заплатим теми деньгами за дом, школу и многое другое, – она медленно крутила стакан молока, глядя на него. – Когда его уволили, он не смог найти другую работу, где платили бы примерно столько, сколько он хотел, и мы знали, что он мог или взять не такую престижную работу, и мы внесем изменения в планы, или он мог искать и дальше похожую по зарплате работу, а мы бы ждали… пока не кончатся сбережения.

– Деньги, – нетерпеливо сказала я. Мне не нужно было напоминать, мне нужно было знать, что ждет в будущем.

– И чтобы не переезжать, мы решили придерживаться того же образа жизни, надеясь…

Я фыркнула от «надеясь», пытаясь угадать, когда в разговоре появятся единороги и волшебные земли.

– Все сработало не так, как мы над… – мама замолчала, когда я снова фыркнула. – Как мы планировали. Ваш папа не смог найти такую работу, а… деньги кончились, – она смотрела на меня все время, но Гарри от этих слов отвлекся от печенья.

– У нас нет денег? – он проглотил кусок, что жевал. – Мы нищие?

Глаза мамы тут же стали стеклянными. Она собиралась плакать. Я смотрела, ждала первую слезу, но она подняла плечи, шумно вдохнула и выдавила улыбку для Гарри.

– У нас есть деньги, милый. Мы не нищие, – она не моргнула, говоря с ним. – Но мы не можем смотреть, как тают запасы, скрестив пальцы. Пора что–то менять. Я хочу об этом поговорить.

Гарри кивнул, но нервничал. Я так не выглядела, но тоже нервничала.

– Нам нужно переехать, – сказала она, стакан молока замер. – Оставить наш дом и перебраться в другой.

Гарри побелел.

– А мое Лего? Компьютер? Им конец, да? Я их уже не увижу?

Мама покачала головой с силой.

– Нет, Гаррисон, твои вещи в порядке. Потому папа и уехал. Он собирает вещи дома, чтобы мы забрали все нужное в новый дом.

– Новый дом будет в том же районе? – я подвинулась на стуле. Я знала, что мы потеряли дом. Я знала, что были проблемы с деньгами, но я надеялась, что дом будет в том же районе, чтобы мы с Гарри остались в своих школах.

Лицо мамы ответило вместо слов. Мои легкие сжались, и я не могла дышать.

– Мы этого хотели, Финикс. Мы старались найти место, чтобы вы с Гаррисоном остались в тех же школах, но наш район дорогой, – мама выдохнула и опустила взгляд. – Слишком дорогой для нас сейчас.

Я посмотрела на Гарри, но он не переживал. Он немного встревожился, но и все. Это мне казалось, что комната давит на меня.

– Куда мы переедем?

– Глубже… куда–то в округ Риверсайд. Ты будешь ходить в высшую школу Джефферсон, а Гаррисон… – мама покачала головой, прикусив губу. Она выглядела раздавлено, словно ее били много раз, и она не могла встать с земли. – Мы еще решаем это.