ЧЕТЫРНАДЦАТЬ

Два дня спустя он принес мне ботинки для похода в горы. Хорошие.

Они ждали на крыльце домика, когда я вернулась перед завтраком, с запиской «Мифической птице от Славного голубя» на коробке. К счастью, я обнаружила их раньше, чем родители или Гарри. Не хотелось объяснять ни записку, ни ботинки.

Не было обертки или карточки. Не было чека, и я не знала, сколько денег ему вернуть. Просто коробка с обувью, от которой я задумалась о цели этого подарка. Если вообще были причины. Ему было восемнадцать. Он должен был знать, что парень не должен оставлять девушке подарок без объяснений. Такие игры запрещались.

Я пыталась придумать, как лучше поблагодарить его, пока завтракала позже тем утром.

У меня был выходной из–за того, что Бен не стал вписывать меня в семейный день. Если бы он спросил у меня, то знал бы, что я бы с радостью поработала сверхурочно.

Он пока еще надеялся вернуть семью Эйнсворс, в отличие от меня, но со временем он сдастся. Человек не мог смотреть на то, как мы живем, и надеяться, что мы разберемся с этим.

Доза семейных пыток сегодня состояла из канатного курса, что меня устраивало, ведь я могла захотеть там повеситься к концу дня.

Я ходила на канатные курсы пару лет назад для объединения команды по бегу, это было весело и сплотило нас. Но то, что сближало одних людей, могло сказаться иначе на нашей семье. Я знала это по опыту. Рождество, дни рождения, события, что требовали собираться за столом… То, что у многих в мире было приятным событием, считалось редкой и жестокой формой пытки в моей семье.

Мы прошли к канатному курсу, все стали окружать Кэллама, который показывал, как надевать снаряжение. Как только он закончил, Кэллам разделил нас на три группы. Мы с Гарри оказались в его группе. Может, намеренно. Вряд ли нам бы вот так повезло. Я не знала, почему вообще задумывалась о таком.

– Финикс? – Гарри стукнулся кулаком о кулаки друзей и повернулся ко мне.

Я подавила желание обнять его. Я так скучала по нему. Он все время проводил с новыми друзьями, и я старалась не обижаться.

– Гарри? – ответила я.

– Мне нравится Кэллам, – сказал он, махнув на него, как на Зевса.

– Рада за тебя, – приходилось скрывать эмоции по двум причинам. Во–первых, я не хотела, чтобы он подумал, что я смеюсь над ним за восхищение Кэлламом, а во–вторых, я не хотела, чтобы он уловил, что и мне Кэллам, вроде бы, нравился.

– Он тебе нравится?

Конечно, он это спросил. Почему нет?

– Он мне не противен, – ответила я.

– Но это не значит, что он тебе нравится.

Я взглянула на него.

– Нет, я просто не хочу отвечать на твой вопрос.

– На какой вопрос ты не хочешь отвечать?

Я чуть не вылетела из новых ботинок, когда услышала его голос. Он был прямо за мной – в двух футах за мной.

– Ни на какой, – рявкнула я.

Я с предупреждением посмотрела на Гарри, а тот пожал плечами.

– На вопрос, нравишься ты Финикс или нет.

Кэллам фыркнул, словно пытался подавить смех. А потом посмотрел на мои ноги и улыбнулся.

– И? Какой твой ответ?

– Без комментариев, – буркнула я и вытянула ногу, раз он все еще смотрел на новые ботинки. – Спасибо, кстати, за это. Сколько я тебе должна?

– Это подарок.

– У меня не день рождения.

– Подарки дарят не только по этому поводу.

Я уперлась языком в щеку. Он был упрямым, таких я уже знала.

– Я бы хотела отплатить.

– А я бы хотел большую котлету, но порой приходится жить с разочарованием.

Гарри смотрел на нас по очереди, а потом опускал взгляд на мои ботинки.

Я скрестила руки на животе.

– С тобой сложно.

Он улыбнулся шире.

– Спасибо. Люблю комплименты, – он опустился рядом с Гарри. – Вернемся к теме... Что думаешь, Гарри? – он сделал паузу для драматического эффекта. – Я нравлюсь Финикс? Или она меня ненавидит?

Гарри поднял ладонь и помахал ею.

– Не знаю. Вряд ли она знает, – ответил он, поправляя очки на носу, поглядывая на меня. Я продолжала смотреть на него с предупреждением. – Но даже если она когда–то поймет, я не смогу тебе сказать. Кэллам пожал плечами.

– Почему?

– Потому что она – моя сестра, и я ее защищаю, – он махнул на меня, будто я сидела на роскошном троне. – А она защищает меня.

У меня возникло странное чувство, когда младший брат защищал меня перед парнем, что был вдвое старше него. Его так изменил лагерь? Или так уже было, но заметила я только в лагере?

– Я уважаю мужчину, что заботится о семье, – Кэллам похлопал Гарри по плечу. – Ты хороший. Не меняйся.

– О, я планирую вырасти на тринадцать дюймов и подумываю о контактных линзах. Кто знает? Может, я отращу бороду, – Гарри изобразил большим и указательным пальцами бороду из подбородка. Я прикусила губу.

– Это меняй, сколько хочешь. Главное, не меняй важное.

Гарри моргнул.

– Ты про теорию, что было раньше: курица или яйцо? Потому что я уверен, что именно. У меня есть целый блокнот доказательств.

Кэллам взглянул на меня. Я пожала плечами. У Гарри на самом деле был блокнот с исследованиями по теме.

– Не нужно менять это, если в тебе это вызывает такой пыл, но я говорил о верности и смелости. Береги это изо всех сил.

Гарри серьезно кивнул.

– А теперь простите, ребята, долг зовет, – Кэллам протянул руку, чтобы Гарри дал пять, и тот не мешкал, а громко шлепнул ладонью. Месяц назад он бы просто смотрел, если бы перед ним так подняли руку.

Мы с Гарри пошли за Кэлламом и другими туристами по короткой дорожке. Минуту спустя стало видно, откуда такой ажиотаж. Мы стояли на небольшом холме, и бревно, повисшее в двадцати футах в воздухе, выглядело не зловеще, а просто кошмарно.

Гарри запищал рядом со мной, сжал мою руку с силой. Конечно, мой страх был его восторгом. А у меня были проблемы с высотой.

Я не любила высоту.

Высота не любила меня.

– Мы заберемся на эту штуку, пройдем по ней дважды, а потом спустимся? – Гарри все еще верещал, почти оторвал мне левую ладонь. – Ущипни меня, – я не отреагировала, и он подтолкнул меня. – Ущипни, чтобы я понял, что не сплю.

– Может, лучше дать тебе подзатыльник?

Кэллам впереди говорил с группой. Балка висела меж двух больших деревьев, на которые можно было забраться по мелким металлическим ступенькам, выпирающим из ствола. Чтобы добраться до вершины, придется прыгать по ступенькам.

Супер. Просто супер.

Конечно, наверху – если человек доберется – нужно было пройти по узкой балке, развернуться и пройти обратно, а потом спуститься по лестнице Ада.

Я подумывала убежать. Кто–то заметит, если мы с Гарри пропадем? Можно изобразить боль в животе.

– Кто первый? – крикнул Кэллам толпе туристов, прикрепляя к снаряжению большую цветную веревку. – Хоть кто–то? – сказал Кэллам. – Обещаю, мы уже много лет не теряли никого из–за Балки, – он огляделся с улыбкой, но мне было не до смеха, звучавшего ото всех вокруг.

Рядом со мной взлетела рука. На миг я обрадовалась, что вызвался кто–то еще. А потом поняла, чья рука поднялась.

– Гарри Эйнсворс. Весь день подтверждает мою теорию о храбрости, – Кэллам подмигнул моему глупому и рискованному брату. А потом Кэллам покачал головой. – Прости, но мне стоило упомянуть, что нужно быть определенного роста и веса. Я должен был понять, что ты захочешь быть первым.

Я выдохнула с облегчением. Гарри обреченно сжался.

Люди вокруг нас с сочувствием улыбались ему, несколько пап похлопали его по плечам. Кэллам стыдился. Ему было больно ранить его. Через миг он позвал другого волонтера.

– Гарри... – начала я

– Все хорошо, Финикс. Правила есть правила, – он шмыгнул носом. – Я понимаю.

– Правда? – спросила я. Он вздохнул, но поднял голову, и я увидела, что он не плакал. – Это так... по–взрослому, – сказала я, приобняв его.

– Я учился, глядя на тебя.

– Учился чему? – спросила я. Как не плакать, когда хочется? Как выдавать одну эмоцию за другую?

– Как быть взрослым, – ответил он и обнял меня.

– О. Ого. Не знаю, как реагировать, но спасибо, – я трепала его волосы, когда кто–то подошел к нам.

– Простите, что опоздала. Что я пропустила? – мама почти задыхалась. Будто спешила сюда. Ее волосы были стянуты в хвост, на лице почти не было макияжа.

– Гарри первым вызвался пройти по той штуке, – ответила я, посмотрев на Балку, висящую высоко над нами. Там было сто футов, а не двадцать, как сказал Кэллам.

Мама проследила за моим взглядом и сглотнула.

– Только не говори...

– Не переживай. Он еще мал для этого, – сказала я.

Ее плечи расслабились.

– Но я подрасту к следующему лету, – отметил Гарри, потягиваясь. – Мы сможем вернуться? Ну, пожалуйста? Чтобы я прошел по Балке?

Мама ответила не сразу.

Я склонилась к ней.

– Не обещай того, что не сдержишь.

На миг она посмотрела на меня, как сделал бы любой взрослый. Она легонько сжала мое запястье и улыбнулась Гарри.

– Ладно, милый. Если тебе так это нравится, мы вернемся в следующем году, – Гарри подпрыгнул, словно у него был хвост–пружина. – Но я против того, чтобы ты ходил по этому бревну... доске... как ее там, – добавила она. – Но мы можем вернуться.

Гарри обнял ее, все еще подпрыгивая.

– Может, мы попадем в тот же домик, и Финикс снова будет вожатой, – он резко замер и посмотрел на меня. – Ты же тоже вернешься, Финикс?

Я замешкалась. Я боялась верить в то, что мама стала лучше.

– Не знаю, Гарри. Будет зависеть от того, где будет колледж, и когда будут начинаться занятия.

– Может, если ты попадешь в Нортуэстерн, занятия начнутся к концу сентября. И тогда ты сможешь быть вожатой следующим летом.

– Нортуэстерн? – мама повернула голову ко мне. Отлично. Попалась. – Я думала, ты оставила в вариантах УКЛА и Калифорнийский политех. Нортуэстерн в другой части страны, – ее голос изменился, стал слишком высоким, она почти паниковала. Странно.

– Теперь и я думаю про Нортуэстерн.

– Звучит так, будто ты не просто думаешь, – мама отвела нас в сторону от туристов. Ей не нравилось вести семейные разговоры при других людях. Это мешало потом играть хороших.

– Это на вершине моего списка.

Это удивило ее так, что она молчала две секунды.