— Отпусти, зараза, я из-за тебя без рубона не собираюсь оставаться!
— Попробуй только ударь, — отступая, предупредила Манюшка. — Из строя выволоку. Ты меня теперь знаешь.
Сплевывая сукровицу, он рванул и отбросил стул и выскочил из комнаты. Надо было перед построением еще забежать в туалет — омыть боевые раны.
За обедом Толик Захаров поинтересовался, где пропадала и кто так тщательно обработал ей физиономию.
— Ваш спец! — со злостью ответила Манюшка. — Хотел меня ограбить… Из первой роты.
Толик внимательно на нее посмотрел.
— Эх, жисть наша поломатая! Ты его узнаешь?
— С первого взгляда: у него вывеска еще получше обработана. Я ему тоже не копейками сдавала.
— Надо собраться, поговорить.
— Сегодня суббота, — напомнил Мотко. — Вряд ли кто останется.
— Посмотрим. Передайте на соседние столы: после обеда — сбор в классе.
Собрались все, только Ленька Синилов отпросился.
— Во как нужно, — провел он ладонью по горлу.
— Иди, иди, — сказал Захаров, — а то Шура отставку даст.
Решили никакого собрания не проводить, а просто потолковать по душам о случившемся. Но уже через две минуты стало ясно, что толку не будет: начался такой ор — хоть затыкай уши. Тогда к столу вышли Ростик Славичевский и Захаров.
— Без протокола, но с президиумом, — сказал Ростик и по въевшейся привычке лицедействовать важно надул щеки. — Ты хочешь толкнуть речуху? Давай, — ткнул он пальцем в Троша.
Барон был настроен сердито.
— Непонятно, чего затеяли треп. Надо сказать первой роте, на кого их спец поднял руку, и они ему…
— Нет! — резко перебила Манюшка. — Он не знал. Я не хочу лишнего наговаривать. И дело не во мне, а в принципе…
— А, ну тогда чего ж… — промямлил Трош. — Если в принципе, то вспомните, как мы были ратниками и как из нас жали масло, гнули нам салазки и возили на нас воду. Мы прошли через это, а почему другие не должны? Традиция есть традиция.
— Традиции треба уважать, — подхватил басом Мотко. — А инакше что получится? Чем же спец будет отличаться от ратника?
Тут все заговорили одновременно и «президиуму» никак не удавалось овладеть ситуацией. Возмущались: мол, как же так, над нами куражились — мы молчали, а теперь, когда настала наша очередь куражиться — ратника и пальцем не тронь? Подводили под традицию теоретическую основу: мы учимся в военной школе, будущего солдата, военного летчика надо воспитывать в спартанских условиях: чтобы закалиться телом и духом, он должен обязательно пройти через физические и психологические испытания. Традиция, мол, учит дисциплине, уважению к старшим. Не выдержав, встала Манюшка. Лицо ее было в кровоподтеках, левый глаз заплыл, губа рассечена. Послышался смешок:
— Жестокие нравы, сударь, в нашем городе, жестокие…
— Традиция, — презрительно процедила она. — Обижать, кто послабее, унижать человеческое достоинство — скажите, какая прекрасная традиция! Да вы просто трусы, раз позволяли вытворять такое над собой!
— Ну, ось ты не позволила — и що маешь? — насмешливо и раздраженно выкрикнул Мотко.
— Цветущий вид и тонкую шею, — хихикнул Ростик, но тут же выставил перед собою ладони: мол, виноват, случайно сорвалось с языка, не принимайте в расчет.
— Я за себя постояла… И в дальнейшем терпеть не буду. Против ваших дурацких традиций буду драться хоть до смерти.
— Ну, княгиня, вас-то мы защитим, — склонил голову Трош. — Вы у нас одна. Да вас никто и не тронет. Сами же сказали, что он не разглядел. А то бы…
— Брось! — обрезала Манюшка. — Я таких знаю. Если он считает, что ему дозволено унижать и грабить, то он и мать родную не пожалеет. Да они же, вот такие, и установили эти традиции. И такие же их придерживаются. Я, например, не верю, что ты, Барон, или ты, Ростик, способны унизить или ограбить человека, хотя бы и ратника.
Помкомвзвода приложил руку к груди.
— Наконец-то похвалили.
— Ничего себе похвала. — В голосе Троша проклюнулась злость. — Княгиня просто считает нас трусами, какая ж это похвала?
— Эх, жисть наша поломатая! Хватит трепотни! Для чего мы, собственно, собрались? Давайте решать — что будем делать, если тот спец захочет расквитаться с Марием и нагрянет с дружками. Такое может быть.
— Надо… ето… доложить, — сказал Евстигнеев, болезненного вида парень с бледным лицом и замедленной речью по кличке «Болящая Евгения».
— Ну да, не хватало еще! — послышались недовольные голоса. — Прятаться за спину начальства! Что мы, не сможем себя защитить?
— Вот, правильно, — подхватил Захаров. — Будем защищаться. То есть, драться за Мария или за любого из нас. Все за одного. Да? На этом и порешим… Вы чем-то недовольны, барон?
— Я всем доволен, — хмуро отозвался Трош. — Буду защищать ратников от спецов. Всю жизнь мечтал.
— О аллах! — воскликнул Игорь Козин. — Можешь не защищать. Без тебя обойдемся как-нибудь.
— Вы-то обойдетесь, а я? — проворчал Трош.