— Не сладко, — ответил Дундич. — Карагеоргиевичи враждовали с Обреновичами из-за власти, но обе королевские династии одинаково плохо относятся к народу.

— Все короли и цари — на один манер. Русский царь и сербский король — два сапога пара.

…Проехали станцию с небольшим базаром и скучающими молочницами. Дундич вспомнил, что с утра ничего не ел, и ему захотелось выпить кружку молока, но поезд, не задерживаясь, прошел мимо привокзального базара.

— Вы голодны? — спросил юноша. — У меня есть булка, правда, черствая. Хотите? Я с вами поделюсь. — И юноша протянул Дундичу полбулки.

— Спасибо, вкусная…

— Отцова работа. Булки выпечки Кангуна на всю Одессу славятся.

— И вы тоже пекарь?

— Нет, пекарь отец, а я металлист. Учился в ремесленном училище, много читал, потом работал на местном заводе Гена.

— А теперь у кого служите?

— У революции. По ее делам ездил в Кишинев. А вы военный, кавалерист?

— Угадали. Пятый год не слезаю с коня. Можно сказать, природный конник. Кавалерия — это моя стихия.

— Быстрота и внезапность! — подхватил Кангун. — Мы хотим пролетария посадить на коня. Пойдете к нам инструктором по кавалерии?

— Нельзя ли поточнее — к кому это «к нам»?

— К нам, к большевикам.

— К большевикам? — насторожился Дундич.

Кангун, не торопясь, рассказал Дундичу, что история знала много разных революций, но все они были однобокими: одни угнетатели сменялись другими, а эксплуатация человека человеком оставалась. Русские же пролетарии совершили такую революцию, после которой не будет ни угнетателей, ни угнетенных.

— В Одессе существует Красная гвардия, — продолжал Кангун, — и мы горды тем, что в нашем городе она родилась на несколько месяцев раньше, чем в Петрограде. Мы принимаем в ее ряды всех честных тружеников, без различия пола, национальности, вероисповедания. И вас, как военного специалиста, примем. Пойдете к нам? Вы нам нужны, очень нужны.

Наступила пауза. Дундич еще не успел произнести «да», как Кангун вынул из бокового кармана пиджака блокнот и на листке размашисто написал: «Одесса, Торговая улица, дом 4».

— Вот адрес штаба Красной гвардии. Разыскать на Торговой бывший особняк князя Урусова проще простого. Большой старинный дом с колоннами. Приходите завтра же с утра, буду ждать.

Не доезжая Одессы, Кангун сошел с поезда.

— Приходите, — повторил он еще раз и скрылся в темноте.

— Хорошо, приду! — крикнул вслед Дундич. Он твердо решил, что утром непременно встретится с этим открытым и сердечным парнем, влюбленным в революцию и связавшим с ней свою жизнь.

Найти на Торговой дом с колоннами было действительно нетрудно. В центре двора старинного здания шумела пестрая, по-разному одетая толпа.

«Неужели это гвардия?» — недоумевал Дундич.

Не такой представлялась ему Красная гвардия. Но Дундич все же решил дождаться Кангуна, поговорить с ним. Несколько поодаль от того места, где стоял Дундич, пожилой мужчина с нарукавной красной повязкой «отбивался» от парней, требовавших, чтобы им выдали оружие.

— Где, хлопцы, я вам его возьму? Подождите, получим…

— Ждать не будем. Маслины дают урожай через четыре года, а я хочу кушать сегодня, — возразил рябой парень в тельняшке, видно матрос с торгового судна.

— Нам победу надо завоевать, а чем? — Матрос зло плюнул и, заметив Дундича, повернулся всем корпусом к нему.

— Вы кого ждете? — строго спросил он.

— Господина… товарища Кангуна, — поправился Дундич.

— Ясно. Не из наших? Золотопогонник?

Дундич промолчал.

— Из офицеров? — допытывался матрос.

— Подпоручик. Хотел вступить в Красную гвардию, но вижу…

— Не знаю, что вы видите, — оборвал матрос, — а я вижу, что вы попали не по адресу. Здесь, господин хороший, красногвардейцы, а не юнкера.

Дундич молча направился к выходу. И хотя от всего виденного и слышанного у него остался неприятный осадок, но Олеко все же хотелось повидать того, кто дал ему этот адрес. Он рассчитывал встретиться с Кангуном у калитки или у парадного подъезда, но и там его не оказалось.

Шагая по Торговой, Дундич думал: вот из переулка выйдет Кангун, остановит его, начнет уговаривать, попросит вернуться, повторит то, что говорил вчера в поезде: «Вы нам нужны, очень нужны…»

Но ни в тот тяжелый для. Дундича день, ни через неделю, ни через месяц ему так и не пришлось встретиться с человеком, который так убедительно рассказал о том, что несет пролетарская революция народу.