Жалкие лгуны!

Неужели вы думаете, что русский пролетариат прибегает к таким способам формирования Красной Армии, а иностранный пролетариат при таких условиях идет на службу?

Вот я, как иностранный рабочий, который во время Великого Октябрьского переворота еще был в России в плену, довожу до вашего сведения, что около четырех тысяч бывших военнопленных из одного со мной лагеря поступили добровольно в ряды Красной Армии. Это было тогда, когда ваша покровительница — Антанта уговаривала чехословаков в Сибири выступить против Рабоче-Крестьянского правительства… Не старайтесь напрасно портить бумагу для ваших воззваний. Мы не попадемся на вашу удочку.

Мы уже три года сражаемся в рядах Красной Армии за идеалы пролетариата, за идею коммунизма, и никто в Советской России не обещал нам золотых гор.

Мы отлично знаем, что наша борьба тяжелая, но все-таки она закончится нашей победой.

Только Советская власть во всем мире принесет всем трудящимся освобождение и вечный мир.

Мы же, „наемники“, бывшие военнопленные, никогда не простим вам смерти наших венгерских и баварских товарищей.

Мы отомстим за них.

Ваши танки и ваша техника не потушат мирового революционного пожара.

Коммунизм для пролетариата всего мира стал теперь вопросом его жизни и смерти.

Рано, или поздно он победит».

К стр. 85 * Об этом ярком эпизоде, как нельзя лучше характеризующем Дундича, я впервые услышал от старых конармейцев, проживающих в станице Семикаракорской.

Ростовские историки, к которым я обратился за консультацией, говорили, что записанный мною эпизод больше похож на легенду, чем на правду. Но не верить старым конармейцам, слышавшим об этой неравной схватке из уст самого Дундича, у меня не было никаких оснований.

И вдруг, читая книгу Маршала Советского Союза С. М. Буденного «Пройденный путь», я нахожу на 268-й странице следующие строки, полностью подтверждающие все то, о чем я слышал несколько лет назад в станице Семикаракорской.

«…Особенно восхищала нас его бесстрашная боевая дерзость, — вспоминает С. М. Буденный. — Помню, это было ранней весной 1919 года, когда мы вели напряженные бои на Маныче. Дундич тогда командовал 19-м полком, сменив раненого и отправленного в госпиталь Стрепухова.

Однажды ночью я вызвал к себе командиров полков на совещание. И пока мы совещались, полк Дундича под давлением противника отошел. Дундич не знал об этом и на рассвете отправился с ординарцем к месту прежнего расположения своего полка. Въезжая в село, он увидел на площади у церкви полк казаков. Отличить издали, свои это или чужие, было трудно, так как полк Дундича тоже был казачий. Но группу офицеров, стоявших перед строем полка, он сразу разглядел.

…И Дундич карьером устремился на стоявших перед строем офицеров…

Под Дундичем убили лошадь, но он вскочил на коня одного из зарубленных им офицеров. Его хватали за рукава и полы бекеши, изорвали в клочки гимнастерку, пытались выбить из седла. Вторая лошадь свалилась под ним, но он, продолжая сражаться, извернулся, сбил офицера и прыгнул на третью. Подняв лошадь на дыбы, он вырвался и ускакал, оставив в руках пораженных его дерзостью белогвардейцев клочки гимнастерки и бекеши.

В штаб корпуса Дундич примчался с окровавленной шашкой в руке, в разорванной нижней рубашке и с каким-то чудом удержавшимся на шее смушковым воротником бекеши».

К стр. 85 ** До последнего времени Дундич был известен как отличный конник. Впервые о том, что он командовал бронепоездом, я узнал из письма М. А. Дундич.

«В августе 1919 года, — сообщала она, — на станции Михайловка был отбит вражеский бронепоезд. Командование им было передано Дундичу».

Это сообщение подтвердил и бывший коновод Дундича — Я. Н. Паршин, ездивший вместе со своим командиром осенью 1919 года на станцию Арчеда, а оттуда верхами — на хутор Колдаиров за Марией Дундич. Эти воспоминания подкрепляются недавно обнаруженным приказом по конному корпусу от 2 сентября 1919 года № 6. В приказе говорится:

«Врид командира бронепоезда „Буденный“ …назначается состоящий при мне (Буденном. — Ред.) для поручений товарищ Дундич Иван…»

Этим же приказом Дундичу вменялось в обязанность «привести в полную исправность к боевым действиям указанный бронепоезд», взять на учет все находящееся в нем имущество.

Сколько времени находился Дундич на бронепоезде — неизвестно.

К стр. 108 * В статье «Красный Дундич», опубликованной в воронежской газете «Коммуна» (№ 8 за 1919 г.) и перепечатанной газетой «Красный кавалерист» (№ 71 за 1920 г.), местный журналист рассказал о своей встрече с Буденным и Дундичем.

«На торжественном заседании 29 октября, — сообщает он, — тов. Буденный представил мне одного из своих боевых сотрудников — тов. Дундича.

Мужественное молодое лицо. Так юно улыбается, когда сидящий с ним рядом черноусый командир конкорпуса тов. Буденный рассказывает чудеса про его боевые подвиги, про боевую отвагу героя из героев конкорпуса — тов. Дундича.

— Это он, наш Красный Дундич, — говорит тов. Буденный, — произвел лихой налет с четырьмя товарищами на Воронеж за несколько дней до оставления его белыми. Пять сорвиголов прорвались на проспект Революции и наделали такую панику, как будто в город ворвался целый полк.

— Дундич, расскажите, как вы зарубили 24 белоказака.

Дундич конфузится… но товарищи по оружию пристают. Им нельзя отказать. По словам Дундича, эта история произошла при следующих обстоятельствах. Во время одного из боев на донском участке фронта Дундич почти один схватился с целым эскадроном белых казаков.

Его окружило около 50 человек белых. В левой руке он держал шашку, а в правой револьвер, управляя лошадью ногами. Разрубая шашкой противников до седла, он метко бил и в лоб и в сердце из револьвера и в короткое время положил на месте 24 человека. Остальные в панике отступили. Поймав одного из офицеров этого отряда, тов. Дундич сел на его спину верхом и крикнул, сняв шапку:

— Довольно, надо немного отдохнуть…»

К стр. 108 ** О Кузьме Крючкове, о его дальнейшей судьбе существует много разных версий. В восьмой книжке журнала «Новый мир» за 1959 год была опубликована статья В. Шкловского — участника гражданской войны. Он пишет: «У безмолвного, пустого Днепра рассказали мне про Крючкова. Говорили, что Кузьма Крючков пошел в Красную Армию и стал красным казаком… Казак уже не молодой, хороший рубака…

Раз гнали красные белых до реки — имени той реки не вспомню. Белые казаки успели погрузиться на плот, довольно большой: на плоту было семь конников. Кузьма Крючков гнался вместе с отрядом за белыми, первым вылетел на берег, прыгнул с конем на плот. Плот отчалил. Прибило плот к берегу километров за десять — двенадцать ниже: лежали на плоту восемь трупов людей и лошади порубленные. Среди зарубленных мертвым лежал и Кузьма Крючков».

К стр. 110 * В трудах М. И. Калинина удалось найти упоминание о его встрече с Дундичем, о том, какое впечатление произвел на всероссийского старосту этот храбрый командир Красной Армии.

«…Я помню лишь… — писал М. И. Калинин, — командира полка Дундича, павшего смертью славных под Ровно. Он командовал отрядом при моей встрече, в настоящий момент он был помощником у Буденного, после ранения, довольно тяжелого, по счету двенадцатого. За ним ухаживала Н. И. Буденная, как за ребенком: он ей платил той же взаимностью, говоря: „Это — больше, чем наша сестра: без нее я давно бы уже был готов“.

Он много рассказывал о своих боевых приключениях, о дерзких налетах, — сражался, играя своей жизнью, любуясь моментами, когда она висела на волоске…

…По шоссе обратно нас проводили тем же караулом во главе с Дундичем»[21].

Среди провожающих был старый конармеец, боевой товарищ Дундича — Михаил Сафьянов. Позже, в мае 1928 года, он виделся с Калининым в Москве.

«В самом начале разговора, — пишет в своих воспоминаниях М. Сафьянов, — председатель ВЦИК заговорил о Дундиче. „Да, товарищ Сафьянов, — с грустью произнес Михаил Иванович, — многие из тех товарищей, с которыми я встречался в Первой Конной армии, погибли, но особенно мне жаль удалого Дундича, этого обаятельного сербиянина, которым гордилась красная конница“».