2

Немецкое командование, как и генерал Мильдер, было недалеко от истины, когда получило данные от разведчиков о свежих войсках, появившихся на левом берегу Волги и, по их предположению готовящихся к новому наступлению. Но немцы имели явно преувеличенные данные. Не две дивизии, а одна по решению командования фронта передавалась 62-й армии.

За ночь на 27 октября удалось переправить всего два батальона, а остальные во избежание напрасных жертв были отведены снова за Ахтубу.

И хотя по приказу Паулюса на свежие силы, переправившиеся в заводской район, обрушилась немецкая авиация и непрерывно в течение дня сбрасывала тонные бомбы, а затем начались атаки пехоты и более трех десятков танков, батальоны устояли. Они отбили все три атаки и, потесненные превосходящими силами противника, закрепились в трехстах метрах от Волги.

62-я армия была истощена до предела. Подсчет сил уже вёлся не десятками тысяч, не тысячами и не сотнями людей, составляющими подразделения. На учете был каждый солдат не только на переднем крае, но и в ближайших тылах. Немцы с неистощимой настойчивостью рвались в атаки, несли большие потери, но не добились заметных успехов, а право навязывать свою волю противнику оставалось в руках русских. Они маневрировали, наносили неожиданные удары, парализуя действия врага, заставляя постоянно сомневаться, придет ли этих боях к ним удача завтра, удержат ли они то, что отбили с таким трудом и жертвами сегодня.

Командующий 62-й армией понимал, что нельзя выиграть сражение пассивной, выжидательной тактикой, нельзя зависеть от действий врага. Поэтому он требовал от своих командиров и войск проявлять активность. Все знали, что иначе нельзя. Надо держать врага в постоянном напряжении. И они добивались маленьких побед на своих участках. И вот поэтому им удалось более двух недель удерживать узкие прибрежные позиции, глубина которых не превышала сто-двести метров.

Бурунов, ходивший все эти последние дни октября хмурый, озабоченный, сегодня заметно повеселел. А для плохого настроения было также немало причин. Во-первых, немцам удалось снова захватить дзоты, которые отбила у них штурмовая группа сержанта Куралесина. Хотя она подбила два немецких танка, но и сам командир был ранен. Во-вторых, ему крепко попало от командующего за оставленные позиции. А главное, здесь немцам удалось прорваться к реке. В это время наступило значительное похолодание, и связь с левым берегом почти прекратилась.

По Волге поплыла шуга. Приближался осенний ледоход.

В землянку Бурунова пришел Саранцев. Раскрасневшийся от мороза, он протянул комдиву большой сверток:

— Получай, Николай Тарасович, зимние подарки. Наши хозяйственники хорошо позаботились. Ушанки, валенки, теплое белье, стеганки, рукавички меховые привезли.

Бурунов сдержанно улыбался:

— Как же это они ухитрились? Авиация помогла? По Волге не пробиться. Говорил с командующим. С боеприпасами у нас туго.

— На бронекатерах, представь себе, пробились.

— А боеприпасов ни ящика?

— Боеприпасов, кажется, нет.

Бурунов тут же позвонил своему заместителю по тылу:

— Василий Семенович, когда будут боеприпасы? Я же говорил вам. Это же для нас что воздух. Что-что? Снова обмундирование зимнее и продовольствие? Да они что, с ума сошли? Нет, это черт знает что. Ты подумай, Виктор Георгиевич, установочку дал армейский интендант: «Харч в обороне — основное».

— Надо немедленно вмешаться и прекратить это безобразие. Поговори с командующим, а я сам съезжу к члену военного совета Гурову, он им устроит головомойку. Но пока что решится, предлагаю свой план. Выделяем своих снабженцев. В каждой роте, каждом батальоне найдутся рыбаки, моряки. Создадим из них транспортный флот дивизии. Сделаем несколько плотов и лодок и отправим их за снарядами на склады армии за Волгу. Конечно, дело рискованное. Но без боеприпасов смерть. Коммунистов подберем, хороших ребят.

Бурунов сидел, задумавшись, потом встал и согласился:

— Давай рискнем, комиссар! На бога надейся, а сам не плошай.

Их разговор перебил подполковник Коломыченко. Он тут же с порога выпалил:

— Боеприпасов ни ящика, товарищ полковник! И людей негусто. Когда же придет к нам обещанное пополнение?

— Пополнение, — тяжело вздохнул Бурунов. — Оно бы, конечно, не мешало его получить. Там вон немцы до Волги пробили «коридор».

— Ну а как сосед? Восстановил позиции? — спросил Саранцев.

— Восстановил.

— То-то я слышу, севернее целый день грохочет. Думал — немцы, а это наши, — заулыбался Саранцев. — Это хорошо. Пусть знают нашу армию, сталинградскую.

— Новосельскую улицу заняли, — склонился над картой Бурунов. Все сгрудились у стола. — И на заводе «Красный Октябрь» отбили у немцев три цеха: мартеновский, калибровочный и сортовой.

— Сильная дивизия, видать, прибыла. Здорово поперли.

— Знаменитая дивизия, — подтвердил Бурунов. — Имени Николая Щорса. У нее полки именные: Богунский, Таращанский и Донской.

— Да, товарищи, это большая наша предпраздничная победа. Через неделю четверть века Советской власти отмечать будем, — сказал Саранцев. — Представляю, как там Гитлер из кожи вон лезет, чтобы испортить нам праздник.

— Парад наверно, будет, — сказал Коломыченко, — на Красной площади в Москве. Вот бы поглядеть. Люблю военные парады.

— Сталин выступит перед войсками, — сказал Саранцев, — и торжественное собрание будет. Перед войной, в сороковом, я был на таком собрании. Сталина слушал.

— Посчастливилось вам, Виктор Георгиевич. А мне ни разу не приходилось Сталина видеть, — с сожалением сказал Коломыченко. — Как думаете, скажет он что-нибудь о положении в Сталинграде?

— Обязательно. Я уверен в этом, — сказал Бурунов. — Быть нам именинниками.

— Оно бы неплохо к тому празднику немцев погнать от Волги, — сказал мечтательно Коломыченко. — Как, товарищ полковник, по-вашему, не готовит фрицам такой подарок Сталин?

— Вполне возможно, — подтвердил Бурунов. — Вот замерзнет Волга, глядишь, подбросят и на наш фронт дивизий.

— Да, — поддержал разговор Саранцев, — судя по всему, события назревают. Это затишье не случайное. Быть буре. В самом деле, Николай Тарасович, как думаешь, почему нам не дают пополнения? Не верю, что нет у нас свежих сил. Берегут, наверно, для большого наступления. Ожидают, когда немцы окончательно выдохнутся.

— Они уже, по-моему, и так на последнем, издыхании, — сказал Бурунов. — Да ты сравни, как они полмесяца назад бешено перли на всех участках. А теперь, как и мы, наскребут по мелочи резервишек и если наступают, так на куцем, одном участке.

— Да-да, военная машина у немцев уже не та, — подтвердил Коломыченко, — Последнее время заметно забуксовала.

— Погоди еще маленько. Вот зима настоящая ударит. Они еще не так забуксуют в наших степях, — сказал Бурунов.

— Разрешите, товарищ полковник, мне идти в полк! Вот посидели, помечтали — и на душе легче. Пойду своих солдат подбодрю. Не знаю почему, но я, товарищ полковник, уверен, что лучше моих хлопцев нигде нет. Железные ребята

Саранцев и Бурунов переглянулись, улыбаясь.

— Эго хорошо, Михаил Дмитриевич, что ты людей своих так высоко ценишь, — сказал Саранцев. — Вот и мы с Николаем Тарасовичем такого же мнения о своей дивизии. Нам тоже кажется — нет ее лучше.

— А если бы можно было задать такой вопрос Чуйкову? — сказал Бурунов. — Как дума ешь, Виктор Георгиевич, что бы он ответил?

— Наверняка, что лучших дивизий, чем в его армии на Сталинградском фронте, нет.

— Будет день — рискну, спрошу у генерала, — пообещал Бурунов.