— Што ше ты м-медлишь палач?..

Ее тело, отделенное от головы, дергалось в конвульсиях и тогда, когда камера уже опустела.

«Мегера… ведьма проклятая… Не рубить ее, сжечь как полено… Святые отцы тоже куда смотрят?… Завтра же обязательно подам рапорт… Непорядок…»

ОН сидел в свое каморке совершенно обессиленный. Перед глазами мелькали красные круги. Никак не унималась дрожь в ослабевших руках. На этот раз ЕМУ удалось заставить себя не смотреть в проклятое окно. Однако теперь ОН ощущал жаркое дыхание ненавистной голубой звезды и не оборачиваясь. Ее огненные жала раскалили голову, где, извиваясь в безумном танце, корчилась боль. Мысли спеклись в бурый клубок. Даже прикосновение к ледяной стене не смогло полностью остудить нестерпимый жар, бушующий внутри. ОН приложился к кувшину с ключевой водой. Нестерпимо заломило зубы, однако опустошил сосуд до дна. Немного полегчало.

Медленно направился к двери:

— Заберите тело… — пронесся ЕГО глухой голос по мрачным лабиринтам подземелья. — Заберите тело…

Следующего смертника уже привели. ОН отчетливо слышал как нетерпеливо переминались за дверью стражники, изредка отпускал забористое словцо. ОН приподнял капюшон, еще раз ополоснул лицо:

— Введите! Следующего!

Третьим оказался человек среднего возраста, небольшого роста, с мелкими, почти невзрачными чертами лица. Было бы в нем что-то от мелкого стряпчего или писаря, если бы не глаза. Грозный и в то же время насмешливый, пронзительный, всепроникающий взгляд. И этот, уже второй за ночь, умудрился освободиться из рук стражников и сам направился к скамье. Увидев сгустки почерневшей крови на ней, брезгливо поморщился и тихо произнес:

— Мог бы и подчистить скамейку, палач… Все-таки в последний путь отправляешь… Или совсем уже совесть потерял?

ОН хотел грязно выругаться, отдать приказ стражникам, бестолково топчущимся у дверей, самому заткнуть рот этой нахальной твари, которая так скоро превратится в безобразный обрубок, а затем и вовсе в ничто… И не мог. Взгляд завораживал и отталкивал одновременно. ЕГО руки и ноги превратились в стопудовые кувалды — не поднять, не оторвать от земли.

Тем временем смертник медленно опустился на скамью, откинул глубокий капюшон, обнажая шею. Все это время он неотрывно следил за человеком в красном балахоне, опирающемся на топор.

— Так вот какой ты оказывается, Ревельштадский палач, Великий Палач, — тихо произнес смертник. — Тридцать лет беспорочной службы… Немало… Тридцать лет из ночи в ночь на своем боевом посту… — Человек на скамье замолчал и вдруг приказал: — Открой свое лицо, палач!

— Я не могу этого сделать! — после секундной паузы глухо ответил ОН.

— Можешь… Я жду…

И тогда изумленные стражники увидели, как судорожно вскинулась рука и сброшенный балахон обнажил крупную, с густой проседью, голову.

Волчий оскал, зловонное дыхание мрака, черные, пустые глазницы смерти…

— Вот так и будешь делать свое последнее дело, палач! — вновь тихим и ровным голосом произнес человек, сидящий на скамье.

— Кто ты? — Страх послышался в ЕГО голосе. — Как посмел ты, отребье, командовать мною? Подумай лучше о том, что истекают твои последние минуты…

— Не переживай за меня, — ответил смертник, вытягиваясь на скамье. — Лучше вспомни о тех несчастных, кто прошел через мясорубку твоих рук. Вспомни… Самое подходящее время вспомнить… Исчадие ада и грязи, отродье дьявола и всех его химер… Вспомни!

— Ты лжешь! — гневно заорал ОН. — Ты лжешь! Все эти годы я делал богоугодное дело во славу Господа нашего и пастыря заблудших — святой церкви. Это подтвердят все…

— И Анна тоже… — выдохнул лежащий на скамье.

Руки с занесенным лезвием замерли над головой.

— Что же ты медлишь, палач…

Шепот, словно летний туман в капельке росы, нанизанной на луч солнца.

И тогда ОН взглянул вверх. Вместо оконца нестерпимым голубым блеском сияла звезда. От нее в ЕГО сторону протянулся тонкий, похожий на лезвие меча, луч и пронизал голову нестерпимой болью и светом. И ОН распался на части, и палач превратился в Ничто. Но мгновением раньше ОН успел обрушить топор на четко рассчитанное место, туда, где находилась шея смертника.

Во имя Господа нашего…

Скованные ужасом стражники увидели, как смертоносное лезвие ударило по шее лежащего на скамье и разлетелось вдребезги.

Человек поднялся со скамьи. В его правой руке нестерпимым для человеческого глаза светом блистала голубая звезда. Ее лучи пронзили замшелые своды подземелья. Во все стороны посыпались раскаленные камни, и уже громовой, а не тихий голос произнес:

— Что же ты медлишь!..