— А вот, видимо, Прохор нашел обидное для себя, — ядовито цедили бабульки.
— И что же делать? Алестовать Плохола? — предложил Елисей.
— Арестовать — это интересно, — начала я рассуждать. — Один он это дело провернуть не мог. Или у него к колдовству великий талант? — обратилась я к экспертам.
— Да какой там талант! Лентяй из последних, к книжному учению спустя рукава относится, в военном деле неприлежен, для добывания славы в дальних краях труслив, — охарактеризовала подозреваемого баба Янина.
— Предполагаю, что у этого Прохора Вакулевича есть сообщник, специализирующийся в колдовском деле, который ему предоставил проклятые иголки. А вот Прохор, воспользовавшийся отчаянием Марфы в деле возвращения царевича, передал эти иголки пропавшей дурехе, — рассуждала я.
— Думаешь, если мы будем его допрашивать, об этом узнают его сообщники, и он исчезнет, как Марфа? — спросила Янина.
На это я только покивала, глубоко задумавшись.
— А можно его куда-нибудь отослать под благовидным предлогом, который не вызовет подозрений? Есть ведь у него как-то служебные обязанности? — искала я выход.
— Да, — обрадовал меня кривенький.
— Не волнуйся Машенька, это мы возьмем на себя. По службе ненадолочко этот прохвост отъедет, никто и не догадается, — заверила меня Яга.
— А сейчас нам собираться надо, — сообщила Янина, — царь-батюшка с докладом давно дожидается.
Я смиренно склонила голову, не будем разочаровывать самодержца. Собрала в наплечную сумку свой блокнот, деревянный зоопарк, взяла ребенка за руку и скомандовала: — Пошли!
— Машенька, зачем же опять Ванечку в царский терем вести, он же пока идет, умается, да и скучно ему там, — начала причитать баба Яга.
— Ничего, он будущий мужчина, должен тренироваться и телом крепнуть. И, как мой ЕДИНСТВЕННЫЙ мужчина, должен меня защищать и оберегать, — прямо глядя в глаза престарелым интриганкам, проговорила я. — Правда, Ванятка? Будешь маму от ворогов защищать?
— Да, я их всем как пинану!!! — воинственно грозя кулачком, заверил меня роднулька. — А потом, как по башке дам!!!
— Ну, все, я в надежных руках! — улыбаясь Ванятке, сообщила я, — Да и вдруг ваше начальство опять посчитает мою несговорчивость неприемлемой, так что оставлять Ваню в ваших руках я думаю нецелесообразно.
Бабульки всплеснули руками и запричитали: — Да что ты на нас, старых, наговариваешь, да неужто, мы твому малышу зло сделаем, если слову нашему не веришь, так Яга же тебе клятву страшную дала, — начала голосить Янина.
— Повышать на меня голос не нужно, я вам вверила самое дорогое — сына, а вы решили в обход своей клятвы действовать. Теперь меня не интересуют оправдания, мотивы и причитания с вашей стороны, — припечатала я, — не хочу из-за ваших ко мне пустых претензий опоздать на доклад к высокопоставленному заказчику.
Старушки сразу стихли и растеряли свой раскаянно-побитый вид. Теперь передо мной стояли собранные и очень строгие женщины, умудренные жизненным опытом. Вот так-то лучше! А то взяли моду, то на жалость давить, то на мое «плохое» поведение!
Выйдя на крылечко терема, я обнаружила, что нас ожидает целая кавалькада сопровождающих. Двор был заполнен лошадками во всей красе боевого облачения с гордо восседающими на них конниками. Конники тоже были одеты в боевые кольчуги и шлемы, на их боках висели довольно впечатляющие мечи в ножнах. Перед лошадками стояли стрельцы в красных кафтанах с белой перевязью через левое плечо, красных шапках, отороченных темным мехом и с саблями на боку. Вот интересно, это на меня покушение готовится, или они стараются пресечь наш с Ваняткой побег? Тихон и Любомир, заприметив нас, подошли для приветствия. Но я, не дав и слова молвить, быстро спросила: — Нас хотят убить?
Мужики от моего вопроса немного подрастерялись и даже смутились.
— Нет, ну что вы, Вам, Мария Васильевна, ничегошеньки не угрожает, — заверил меня Тихон Игнатьевич.
— Я и волоску не дам с твоей головы упасть, — перешел все границы приличия Любомир.
— Значит, боишься что сбегу! — пристально глядя в глаза этому наглецу, озвучила я свои выводы.
Любомир глаз не отвел, но и отрицать не стал. Ну, что ж, исполнительный ты наш, достоин того, чтобы я тебе на твоей шикарной шевелюре плешку прогрызла. Да будет так!
— Тихон Игнатьевич, а Вы куда вчера запропали, нехорошо так надолго и без предупреждения исчезать, — широко раскрыв глаза, пела я. — Как Вы выбрались со двора? Плечо не поранили? Да, к слову, когда намерены забор восстанавливать?
Тихон покраснел, как рак, зло сжимая кулаки. Сами виноваты, нечего было голым видом, да тисканьем в подворотнях будить во мне стерву. А теперь это надолго, я себя знаю!
— Ну что растерялись, мальчики, ведите нас до царского дворца! — бесстрашно командовала я.
И вся наша честная компания, напоминающая небольшое войско, желающее атаковать центр столицы тридесятого царства, двинулась в направлении царских хором. Возглавляли шествие лихие конники на лошадках, дальше шла шеренга стрельцов, в серединке чинно шагали бабуси, Елисей, держа за ручку Ваню, который другой рукой вцепился в меня. Сзади сопели Тихон и Любомир. Затем, опять шла шеренга стрельцов и замыкала наше войско шеренга конников. Вот в таком сэндвиче мы и следовали до батюшки-царя.
— До царского терема, — хмуро поправил меня Любомир.
— Хорош, не до темной подворотни, — уколола я старшего конника.
— Маша, ты что-то хотела сказать? — подозрительно вежливо спросил старший конник.
— Да, конечно, я хотела спросить у Тихона Игнатьевича.
Старший стрелец встрепенулся, с превосходством мазнув взглядом по сопернику. У соперника заходили желваки на скулах.
— Скажите, Тихон Игнатьевич, а почему сегодня Вы надели полный комплект обмундирования. Признаюсь, обнаженный торс Вам идет больше, особенно в мокром виде, — закатывая глаза, вещала я. — Вы хоть бы одно плечико для нас Ягой и Яниной Серафонтовными оголили!
Тут и старший стрелец приобрел, подобно коннику, красный окрас. Все пришло для меня в гармонию. Любомир лишь громко хмыкнул.
— Мария Васильевна, что вы такое говорите? — возмутился старший стрелец.
— Да, я только говорю, а вот Вы, Тихон Игнатьевич, вместе со всем боевым отрядом нам с энтузиазмом отыграли конкурс «Мокрая рубашечка»! Могу высказать свое мнение: лично Вы были великолепны! — вошла я в раж. — Кстати, Яга Серафонтовна отметила игру опытного стрельца с проседью в челке, с проникновенным взглядом.
Один из стрельцов, шедший перед нами, вдруг споткнулся, но, удержавшись на ногах, продолжил движение. Вот только его выдавала неестественно прямая спина.
— Скажите, как величать этого завлекательного красавца? — делала я свое черное дело.
Старший конник, косясь на своего соперника, начал издавать какие-то лающие звуки.
— Стрелец Годин, — скромно ответил Тихон.
— Ну, Годин так Годин, учитывая темперамент бабы Яги, дольше, чем год он не протянет, — вслух рассуждала я.
Баба Яга возмущенно ко мне повернулась, хватая ртом воздух. Я же ехидно, напоказ, ей подмигнула. Лающий звук начал исходить уже откуда-то сверху, с лошадок.
— Скажите, многоуважаемый Тихон Игнатьевич, — продолжила я свой спектакль. — А как звать рыжего двухметрового богатыря, так отважно нырнувшего в лаз при отступлении с нашего двора?
Крайний стрелец в ряду вдруг сбился со строевого шага и налетел на товарища. Его огненные вихры выбивались из-под шапки, приковывая к себе внимание бабы Янины. Под ее игривым взглядом могучий стрелец умудрился съежиться до размеров щуплого подростка.
— Витоня, — прохрипел поникший старший стрелец.
— Витоня, — нежно прошептала баба Янина, на мой манер ехидно подмигивая Рыжему.
У того от такого внимания подкосились ноги, но братья по оружию его вовремя поймали и поволокли, сохраняя ранее заданное направление. Окружающие нас конники уже откровенно ржали в голос, им помогали их боевые лошадки. Бабуси не отвлекались на эти мелочи, пристально разглядывая выбранных стрельцов.
— Хотя, при таком выборе, Янина и Яга Серафонтовны, не стоит зацикливаться на двух кандидатурах, — подливала я масла в огонь. — Может, стоит обратить свой взор на предложенных вам конников.