Глава 49

– Папа, это мой приёмный сын, Джереми, – сказал Томас.

– Это правда? – произнёс преподобный Манфред. Он окинул Джереми взглядом своих старых, слезящихся глаз и нахмурился.

Когда ничего дальше не произошло, Томас добавил – Мы заехали в "Пиг" и купили тебе шоколадный торт Миссисипи.

Хоть торты в "Пигли-Вигли" были не тем, о чём писали в газетах, преподобный Манфред всегда любил их.

– Тебе лучше пройти и поставить его на стол, – в конце концов сказал преподобный Манфред, отходя в сторону – подумал Томас, чтобы впустить их внутрь.

Дом был скудно обустроенным и холодным.

– Тебе следует включить отопление, – сказал Томас.

– Видел бы ты счёт, – отмахнулся его отец.

– Ты заболеешь, папа.

– Ну, полагаю, если я должен выбирать между теплом и едой, выбор не велик. В любом случае, ты всегда был слишком мягким, а я слишком стар, чтобы заболеть.

Томас поставил торт на маленький знакомый столик на кухне. С каждой стороны стояли те же два стула, их виниловые сидения были хуже после многих лет использования. На столе лежала буханка хлеба, стояла банка арахисового масла, несколько спиралей, зубочистки, монеты, карманный ножик, стопка купюр – стариковские вещи. Хотя на кухне было чисто. Всё было убрано. Ничего не было выставлено, не гнило, никакого мусора.

Его отец не разбрасывался вещами.

– Наслаждаешься праздниками? – спросил Томас.

– Ну, полагаю, если бы на земле действительно был мир и добрая воля человеку, мир был бы совершенно другим местом, но Спаситель пришёл спасти то, что потеряно. И если мы не потеряны, не знаю, кто мы. "Потерянный" – это слишком вежливое слово. Но достаточно скоро он поставит всё на места, и ты и твои гомосексуальные друзья можете на это положиться.

Томас отказывался клевать на это.

Джереми взглянул на него, с неодобрением в голубых глазах.

– Мы просто приехали поздравить тебя с днём рождения, – сказал Томас, пытаясь сгладить момент.

– Мне звонил социальный работник, – ответил преподобный Мэнфред. – Спрашивал, что я думаю о том, что ты усыновляешь ребёнка. Будешь ли ты хорошим родителем.

– Они должны это делать, – сказал Томас. – Проверить мою информацию, данные. Всё такое.

– Ну, полагаю, ты можешь представить, что я им сказал.

– Другого я и не ожидал.

– Я сказал им правду, Томас. Правду о тебе. Что ты гомосексуальный извращенец.

– Папа, пожалуйста, не начинай.

– Я сказал им, что в тебе нет правды Бога, что ты высмеиваешь святое слово Бога...

– Папа...

– И что мне жаль любого ребёнка, которого поместят в твой дом. Что такой, как ты, знает о воспитании благочестивого ребёнка? И почему государство хочет поместить ребёнка в твой дом? Если у них нет нормальных родителей, им приходится помещать ребёнка в такой дом, как твой, когда ты сексуально извращённый...

– Пожалуйста, мы можем не говорить об этом перед Джереми?

– В тебе нет правды.

– В этом ты ошибаешься, папа. Я сказал тебе правду. Ты просто не хочешь в неё верить.

– Я всегда хотел только того, чтобы мой ребёнок следовал святому слову Бога! Можно подумать, я просил солнца, звёзд и луны!

– Не лжесвидетельствуй – это тоже святое слово Бога. Я всего лишь сказал правду.

– Ты охвачен извращением!

– Папа, я не буду снова спорить с тобой об этом.

– Я не просил тебя приезжать сюда и выставлять своё извращение на показ в моём доме.

– Я приехал поздравить тебя с днём рождения.

– И это был бы счастливый день рождения, если бы мой единственный ребёнок открыл свои глаза, пока не стало слишком поздно.

Томас довольно тяжело вздохнул. С его отцом всегда было одно и то же. Те же споры, та же боль, те же стихи из "Библии". И всё же его отец был единственным членом семьи, который у него остался, и он не мог позволить себе отпустить это.

Джереми перенёс вес с одной ноги на другую.

– Мы просто приехали поздравить тебя с днём рождения, – продолжал Томас. – Мы приехали сюда не для того, чтобы создавать проблемы.

– Единственное разочарование в моей жизни, – с грустью произнёс преподобный Манфред.

– Папа...

– Мало того, что из-за тебя я потерял жену, так еще и ты вырос гомосексуальным извращенцем, не лучше, чем насилующий детей демон.

– Папа, я не извращенец.

– Святой Господь уничтожил Содом и Гоморру из-за таких, как ты! Твоя мать потеряла из-за тебя свою жизнь, и вот так ты ей отплачиваешь. Ей было бы стыдно увидеть, кем ты стал, стыдно, что она пожертвовала своей жизнью, а ты...

– Папа, я не собираюсь делать этого с тобой. Если ты не хочешь поговорить о чём-то другом, то мы с Джереми уйдём. Мы просто приехали поздравить тебя с днём рождения.

– Этому ребёнку будет лучше в приюте. Бога не высмеивают! Бедный маленький уродец уже живёт тяжёлой жизнью, без того, чтобы ты ухудшал её и превращал его в ребёнка в два раза хуже, чем был ты. И с кем ещё поместить урода, если не с тобой?

– Он не урод, папа. У него генетический дефект.

– Бог отметил его!

– Мы пойдём.

– Да, определённо пойдёте. Ты отправишься прямо в ад, ты и твоё издевательство над святым словом Бога. И теперь ты забираешься с собой ребёнка. Бога не высмеивают, Томас! Ты меня понимаешь? Святого Господа не высмеивают, не такие, как ты. Виновата твоя мать.

– Ох, честное слово, ты прекратишь? Ты не изменишь моё мнение, а я не изменю твоё. Мы не можем просто забыть об этой ерунде?

– Если бы твоя мать была жива, ты не был бы таким мягким. Ты получал бы то, в чём нуждался, и не искал бы нежности от мужчин. Ты был бы настоящим мужчиной, а не притворным, и эти извращения не воцарились бы над тобой. Она пожертвовала своей жизнью! Ты не понимаешь этого? И вот так ты ей отплачиваешь?

– Мы пойдём. Береги себя, папа.

– Бога не высмеивают, Томас!

Томас развернул Джереми, направляя его в сторону двери.

– Это верно, – крикнул старик. – Уходи! Ты всегда так делаешь, потому что в тебе нет правды, и ты не можешь столкнуться с правдой, но, может быть, когда-нибудь святой Бог покажет тебе своё лицо, и ты повернёшься к нему и будешь жить. Жить, Томас! Ты слышишь меня?

Томас вышел вслед за Джереми и не ответил.