Глава 37

Пока Джереми спал на другой кровати, Томас позвонил Эмбер и объяснил, что произошло в тот день.

– Что мне делать? – спросил он.

– А что ты можешь?

– Не знаю. Ты юрист. Скажи мне.

– Томми...

– Я не позволю им забрать его у меня!

– Томми... не делай этого.

– Это неправильно.

– Мы преодолеем этот мост, когда дойдём до него. Если дойдём.

– Он мой мальчик!

Эмбер замолчала.

– Я не могу этого сделать, – сказал Томас, зная, что её тишина означает, что сказать нечего. Закон есть закон. Он знал, ввязываясь в это, что может произойти. Не было никаких гарантий. По закону ничего нельзя было сделать.

– Я не могу его потерять. Ты должна помочь мне.

– Я знаю, это больно.

– У меня здесь сердце из груди вырывают.

– Думаю, ты драматизируешь.

– Он мой малыш! Конечно, я драматизирую!

– Томми, послушай меня. Не делай этого с собой. Всё должен решать суд. У этого человека даже нет работы, и он не может обеспечить его. И он бывший заключённый, ради Бога. Думаю, ты переживаешь из-за ничего. И, да, он настоящий отец, и, если они поладят и понравятся друг другу... ну, да, тебе может придётся отойти в сторону. Так всё работает, и ты знал это, когда ввязывался во всё. Постарайся принимать это легче.

– Я так не могу.

– Можешь и сделаешь. Ты настоящий отец этому мальчику, и ты помог ему жить хорошей жизнью. Отличной жизнью. Ты был рядом, когда он в ком-то нуждался. И теперь ты можешь помочь ему перейти к следующему этапу в его жизни, а именно к его настоящей семье.

– Но я его настоящая семья.

– Но это не так, Томми. Не по закону.

– Я не хочу прямо сейчас слышать ни о каком грёбаном законе.

– Мне кажется ты позвонил не тому человеку.

– Я хочу, чтобы ты сказала мне, что я прав, и что мне следует сбежать с ним в Канаду.

– Что такое похищение, более или менее, в великой схеме всего? Такое постоянно случается. Тебя, вероятно, даже не поймают. Можешь потерять свою лицензию на опеку и усыновление, но какого чёрта?

– Чёрт побери!

– Аминь.

– Дерьмо!

– Чёрт, – парировала она.

– Это нечестно.

– Нет, нечестно, и это сосёт яйца.

– Большие, волосатые яйца, – сказал Томас.

– Яйца, которые никакой гей в здравом уме не захотел бы сосать.

– Болезненные, зловредные яйца.

– Тебе лучше?

– Нет, но всё равно спасибо.

– Ты пройдёшь через это, Томми.

– Откуда ты это знаешь?

– Потому что ты буддист, а так делают буддисты, что всегда злит нас остальных. Ты сделал потрясающий поступок, Томас Манфред. И когда ты будешь стоять перед судьёй, не думай, что это останется незамеченным. Этот парень может быть биологическим отцом Джереми, но любой ублюдок-бродяга может заделать ребёнка и бросить его. И судья знает это. Но не любой может дать ребёнку жизнь. Настоящую жизнь. С настоящими шансами и настоящими возможностями на будущее. Но ты дал. Так что прояви немного веры. И это говорит твоя подруга пресвитерианка, которая не бывала в церкви с тех пор, как потеряла девственность под трибунами в выпускном классе, так что лучше цени это.

Поговорив с Эмбер, он позвонил Рэнди. Он хотел рассказать ему, что произошло. Вместо этого он расплакался.

– Так плохо, да? – спросил Рэнди, когда плач стих.

– Я не этого хотел.

– Ещё рано, приятель. Ты не знаешь, что будет.

– Я люблю этого ребёнка, – сказал Томас. – В этом дело. Я люблю его так сильно, а они собираются забрать его.

– Ты этого не знаешь.

– Это нечестно.

– Это точно, брат.

– Что мне делать?

– Поживём-увидим.

Позже Томас сидел рядом с Джереми и убирал длинные, непослушные волосы с лица мальчика. Долгое время он смотрел на Джереми, каждую черту которого давно запомнил.

Кто-то однажды сказал – он видел это в "Фейсбуке" или где-то ещё – что мозг – идеальный орган, который продолжает расти и расширяться, двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю, на протяжении всего детства, и только продолжает расти и расширяться, учиться и увеличиваться... пока ты не влюбляешься.

Он так любил этого ребёнка, что не мог мыслить трезво. Не мог думать логически. Не мог думать в холодном, отстранённом смысле насчёт того, что лучше для Джереми, что значительно в его лучших интересах – особенно, если эти интересы не включают в него самого.

Джереми Триппер был его малышом, а он был папой мальчика, вот и всё. Конец истории. Как мама-медведь, он загрызёт любого, кто встанет на пути, и любого, кто угрожает причинить вред его отпрыску. Даже угроза провести остаток жизни в тюрьме не сдержит его – и упаси Бог любого, кто хотел проверить его решительность. Он был гиперопекающим? Может быть. Но Джереми испытал слишком много боли за свою пока малую жизнь, и он не собирался сидеть и позволять кому-то делать ещё хуже.

Прошло много времени, прежде чем он уснул.