Парень, стоявший в лодке, в приливе отчаянной храбрости всем своим тщедушным телом налег на шест и выбросил лодку на середину струи.
— С ума спятил, Колька? — во всю мощь здоровых легких гаркнул старший пятерки Бедокур.
— Тяни! — визгливо крикнул ему Николай и закусил губы.
Рабочие уперлись ногами в камни, откинулись назад, до звона натянули веревку. Лодка нырнула носом в водоворот. В течение нескольких минут продолжалась упорная борьба с крутящейся, разъяренной водой. Наконец лодка миновала водоворот, и ее нос показался между скал.
Но пеньковая промасленная веревка не выдержала гигантского напряжения. Она лопнула, как туго натянутая струна. Пять человек, словно подкошенные, рухнули на камни. Лодка задрожала и, освободившись, ринулась вниз по потоку. Ее подхватил водоворот, ударил о камень. Борт треснул. Лодка накренилась и зачерпнула воды. Но Николай успел налечь на шест и круто повернул ее нос по течению. Стремительная струя подхватила лодку и вынесла из водоворота.
Теперь, прыгая между камней, взмывая на пенистых гребнях, зарываясь носом в падуны, лодка летела вниз по порогу. Она уменьшалась на глазах. А в ней метался одинокий беспомощный человек.
Десятки расширенных от ужаса глаз следили с берега за черным тающим пятном. В эти минуты всего больнее было ощущать свое бессилие, свою слабость.
Когда лодка до самых бортов погрузилась в воду и каждую секунду была готова пойти ко дну, Николай с размаху погрузил шест в воду и, напружинившись всем телом, сделал прыжок. Облегченная лодка рванулась вперед и в ту же минуту опустилась на дно. Николай остался стоять посреди порога на маленьком скользком камне. А кругом гудела вода и кверху взлетали белые гривы барашков. После нескольких неудачных попыток Корневу и Бедокуру удалось на другой лодке добраться до Николая и снять его с камня.
Безуспешные атаки на «каменную мясорубку» продолжались до позднего вечера, но ни одна лодка не сумела проникнуть за поворот реки.
Голодные, измученные, продрогшие люди, не раздеваясь, повалились на землю и сразу заснули мертвым сном. Корнев не меньше других устал за этот день. Он сам, как в молодости, вел передовую лодку на штурм порога. Но сейчас, прежде чем лечь спать, нужно было решить вопрос: что делать завтра?
С трудом преодолевая дремоту, он подошел к спавшему у костра проводнику и тяжело опустил руку на его плечо.
— Что будем делать?
Зверев с трудом, мутными глазами посмотрел на Корнева.
— Кабы вода была выше… А сейчас…
— Что сейчас?
— Ничего не выйдет. Назад вертаться — одна дорога.
— Назад нельзя. Никак нельзя, старик.
— Тогда на пороге сиди. Отдыхай, — сонно проговорил Зверев и снова растянулся у костра.
Корнев нашел в себе силы, чтобы приготовить постель из еловых веток. Он уже засыпал, когда простая, ясная мысль снова подняла его на ноги. И как это раньше не пришло ему в голову!
Растолкав лежащего рядом Бурова, он крикнул:
— Просека!
— Где просека? — Буров, ничего не понимая, протер глаза и тупо посмотрел на Корнева.
— По просеке перетащим лодки.
— По какой просеке?
— Вырубим в тайге.
— Вырубим, — согласился Буров и ничком повалился на землю.
Утром все вооружились топорами. Угрюмый неуверенно предложил еще раз попытаться взять быка за рога и атаковать в лоб «каменную мясорубку». Но Корнев отверг его предложение. Вчерашний день и так обошелся слишком дорого. Одна лодка со всем грузом пошла ко дну. У другой был сорван борт. Остальные нуждались в шпаклевке.
Просеку надо было прорубить возможно быстрее. А тайга завалена колодником и буреломом. А сосны в два обхвата стоят ствол к стволу. Но рабочие дали слово до тех пор не выпускать из рук топоров, пока конец просеки не упрется в тихий плес по ту сторону Тулымского порога.
Уже наступал вечер, а работа далеко не была закончена. Кашевар сварил обед, все торопливо поели и снова взялись за топоры.
Едва только передние лесорубы успели углубиться в тайгу, как до слуха Андрея Михайловича донеслись неразборчивые крики. Корнев поспешил выяснить, в чем дело.
У надрубленного дерева друг против друга стояли Бедокур и остроносый сутулый парень Федор Галкин. У его ног валялся топор.
— В чем дело? — строго спросил Корнев.
— Да вот, Андрей Михайлович, все рубят, а он не хочет. Говорит — время вышло. Ручки, вишь, заболели.
— Не хочет — пусть убирается совсем. Обойдемся и без него, — жестко сказал Корнев и, повернувшись к Галкину, продолжал: — Ты что, легкой работы ищешь? На товарищей бы посмотрел… Себя не жалеют. Понимают, что большое дело делаем… А ну, давай сюда топор!..
Но Галкин торопливо схватил топор и что было силы всадил его в ствол ближней сосны.
— Давно бы так, — проворчал Бедокур.
К полночи просека была прорублена. Следующий день потратили на перетаскивание лодок и груза. Страшный порог Тулымского камня остался позади. Наконец-то можно было свободно двигаться дальше.
Но река с каждым километром становилась уже и мельче. Лодки с трудом подвигались к верховьям.
К счастью, ударил дождь. Он лил, не переставая, круглые сутки. С гор, с хребтов устремились мутные быстрые потоки. Вода в реке резко поднялась. Семь лодок экспедиции рванулись вперед. В продолжение полутора суток измученные люди не выпускали из рук шестов.
Вдали возвышалась синяя громада Ошенера — Вишерского камня. Там в глубокой ложбине сливалось несколько ручьев, образующих исток реки.
Водный путь кончился. Экспедиция начала переваливать через Уральский хребет. Груз переносили на плечах. Все, не исключая Корнева и Бурова, по многу раз возвращались назад и с двухпудовой поклажей повторяли пройденный путь. В день продвигались вперед на семь-восемь километров.
На четвертый день экспедиция достигла вершины хребта. Здесь был рубеж. Великий Каменный пояс. На западе лежала Европа, на востоке — Азия. А вокруг — низкое серое небо, серые камни, серый мох. По голой тундре разгуливал холодный ветер, и облака, опускаясь на землю, сеяли мелкую колючую изморось. Перевалив через хребет, часть груза надежно спрятали в скалах. Экспедиция взяла курс на северо-восток. От тугих лямок походных мешков плечи у многих были исполосованы кровавыми рубцами, на лопатках появились твердые толстые складки загрубевшей кожи, но никто не обращал на это внимания.
Третьего июля экспедиция спустилась в долину Полуденного Колчима. Здесь, после недолгого совещания со Зверевым, Корнев решил разбить постоянный лагерь.