Глава VII В ГЕНУЕ

На следующий день под вечер судно подходило к Генуе.

Около койки Таниэлло стояли Дженарино и Тотоно. Больше они уж не болтали. Стояли молчаливые и серьезные. Старый матрос тоже молчал. Он жалел мальчиков, но утешить и успокоить их не мог, потому что сам не знал, что ему делать с больным. Высадить Таниэлло на берег — было бы просто жестоко. Но без разрешения капитана оставить больного на судне было невозможно, а между тем никто не решался просить за мальчика. Капитан был такой строгий, такой грубый, что его редко решались беспокоить просьбами. Дженарино и Тотоно ужасно его боялись.

А серый голый берег с пятнами ярко выкрашенных домов все приближался, и все тревожнее становилось на душе у мальчиков. Таниэлло, приподнявшись на койке и вытянув шею, смотрел в окно.

— Подходим к Генуе. Подошли совсем! — кричал радостно возбужденный мальчик.

— Да успокойся же. Замолчи. И что тебе за радость, что подошли. Ведь ты еще не стоишь на ногах. Куда ты денешься? — разворчался старый матрос.

— Ах, что-то теперь с нами будет? — прошептал Дженарино, а Тотоно только тяжело вздохнул.

На палубе началась уже суматоха, обычная для судна, когда оно подходит к пристани.

Капитан, сделав все необходимые для причала распоряжения, направился в каюту, где лежал Таниэлло. Он вошел туда такой хмурый, такой суровый, что у мальчиков сразу пропала всякая надежда.

— А теперь слушайте, — начал он голосом, которым обыкновенно отдавал команду. — Все матросы обыкновенно получают у нас отпуск до вечера. И все получат кроме тебя, — обратился капитан к старику. — Ты останешься с больным. Товарищи же больного могут отлучаться с судна и приходить обратно, когда это им вздумается. Обедать и спать они должны здесь. Ну, теперь проваливайте, да поживей! — прикрикнул он на мальчиков, которые с прояснившимися лицами бросились было его благодарить. — Никакой благодарности! — И с этими словами он оттолкнул Дженарино и Тотоно.

Тотоно и Дженарино отправились бродить вдвоем по уступам Генуи. Теперь им уже не приходило в голову дать концерт или устроить что-нибудь в этом роде. Без Таниэлло и «Прыгуна» им было тоскливо.

Собака не послушалась ни ласковых слов, ни пинков и осталась возле больного. Пробовал уговорить «Прыгуна» и сам Таниэлло.

— Иди, миленький! Ну, иди же погуляй с Тотоно и Дженарино, — убеждал собаку мальчик. — Погуляешь и вернешься.

Собака виляла хвостом, чтобы показать, что все поняла, но с места так и не тронулась.

Тотоно, самый мужественный из всех троих, он, который придумал все это путешествие, плелся по улице с уныло опущенной головой, не обращая никакого внимания ни на новых людей, ни на незнакомые улицы.

— Тотоно! Не попробовать ли нам здесь счастья! — предложил Дженарино указывая на кондитерскую. — Ободрись, дружище! Я уверен, что завтра Таниэлло уже пойдет с нами.

— Отвяжись! — с раздражением ответил Тотоно. — Ничего мне больше не хочется: ни петь, ни танцевать.

— Но ведь Таниэлло поправляется, — снова начал Дженарино. — Может быть, все устроилось к лучшему. Вот теперь нам и не нужно никаких денег. Спать и есть мы будем на судне. И так будет продолжаться, пока Таниэлло совершенно не поправиться… А все-таки зашли бы мы вот в этот ресторанчик…

Но Тотоно смотрел совсем в другую сторону.

— Как здесь хорошо в этой Генуе! Как красиво! — сказал он.

И действительно, в этот чудный октябрьский день Генуя была очаровательна.

— Пойдем хоть в сад, — предложил Дженарино.

Они как раз шли мимо городского сада.

Тотоно не возражал, и они вошли в раскрытые ворота. В саду была толпа народа и очень много детей. Дети сразу заметили маленьких неаполитанцев и окружили их.

— Это что за штука? А это у вас что? — спрашивали дети, указывая на железный треугольник и тамбурин. — Откуда вы?

Вместо ответа Тотоно ударил в металлический треугольник, Дженарино затряс тамбурином и запел старинную итальянскую песню.

Оба мальчика пустились танцевать тарантеллу.

Вокруг них сейчас же собралась толпа. Все смеялись и аплодировали маленьким музыкантам.

Кончив танцевать, мальчики сами, вместо отсутствующего «Прыгуна», обошли всех зрителей с беретами в руках. Собрали много меди и немного серебра. Тотоно все это положил себе в карман.

На прощанье, перед тем, как выйти из сада, Дженарино обратился к публике с небольшой речью.

— Честь имею уведомить вас, почтенные синьоры и синьорины, что завтра мы, уже втроем и с нашей собакой «Прыгуном», исполним несколько комических пантомим. Льстим себя надеждою, что доставим большое развлечение уважаемой публике.

Тотоно, видя какой имеет успех речь Дженарино, принялся, в свою очередь, рассказывать про их путешествие. После этого мальчики еще больше всем понравились. Их стали расспрашивать, старались всячески обласкать, ободрить. Одна старушка так расчувствовалась, что потащила мальчиков в кондитерскую и там угостила их пирожками.

Только к ночи Дженарино с Тотоно вернулись на судно.

— Да скорей же идите, бездельники! — встретил их воркотней старый матрос. — Покажитесь поскорей вашему товарищу. Он плачет. Боится, что вы его совсем бросили.

В один миг Дженарино с Тотоно очутились возле Таниэлло. Они его обнимали, целовали, обещали, что больше не оставят его одного.

— Ты только взгляни, — сказали они и выложили все собранные ими деньги. — Сосчитай-ка, сколько это будет.

Вышло пятнадцать лир.

— Недурно! Мы опять богатеем, — сказал Дженарино.

— А какими вкусными пирожками нас угостила одна старушка!

— Как! Вы еще и пирожками угощались? — грустно и с завистью вырвалось у Таниэлло. — А мне ничего не принесли?

— Ну, вот, за кого ты нас считаешь.

И Тотоно подал мальчику бумажный мешок.

Таниэлло ужасно обрадовался угощенью. И «Прыгун» тоже радовался. На этот раз ему уделили целый пирожок.