Вечером в воде у побережья мелькали светящиеся точки и, подобные крошечным иллюминациям, прерывистые сияющие полоски. Местные мальчишки называли их морскими яйцами. Это были пассивно двигающиеся по воле волн тельца радиолярий или своеобразные нити из их групп.

Каждая радиолярия (от слова «радиус») — чудесное произведение искусства. Сам крошечный лучевик скрыт в кремнеземистом скелете фантастических форм. Можно найти стреловидные лучи, и овальные щиты, и звезды: типа маленьких ежиков… Геккель рисовал, рисовал, рисовал. Иногда в день он открывал до десяти неизвестных науке видов радиолярий. А всего он зарисовал и описал в ту поездку 144 новых вида. Вильгельм Бельше, приятель Эрнста Геккеля, имел полное основание написать: «Интерес к радиолярии — на почве эстетики. В данном случае Геккель пошел на компромисс в душе между эстетикой и зоологией».

Геккель возвратился из Италии, как говорится, «на коне». В результате его работ число известных мировой науке радиолярий увеличилось почти втрое. Геккель собрал много материалов и о других простейших морских животных. Он похоронил мысль стать профессиональным художником. Но несостоявшийся художник помог Геккелю-исследователю ясно увидеть природу и точно отобразить все это в рисунках. Изучение сказочно красивых радиолярий выдвинуло его в число выдающихся зоологов и открыло путь к профессуре.

26 ноября 1859 года было субботой. В этот день в Лондоне издательством Мари было выпущено в продажу 1250 экземпляров сочинения Чарлза Дарвина под длинным названием: «Происхождение видов путем естественного отбора, или сохранение благоприятствующих пород в борьбе за жизнь». Для тех лет это был крупный тираж.

В воскресенье, которое в Лондоне, по старой традиции, являлось семейным днем, когда сидят у камина и не ходят по магазинам, книгу раскупили до последнего экземпляра.

«Появилась совершенно безумная книга», — писал в те дни один ученый. «Это был взрыв, — вторит ему другой, — какого еще не вызывала наука, так долго подготавливающийся и так внезапно нагрянувший, так неслышно подведенный и так смертоносно разящий».

«Безумная книга» стала той вполне реальной чертой, которая разделила жизнь Геккеля на две половины. Все, что было до нее, связано со смутным предположением единства природных явлений и какой-то неясной взаимной зависимости в их развитии. Теперь дарвинская теория эволюционного развития поставила все на свои места. Материальность ощущений, радиолярии, красота форм и приспосабливаемость живого к среде, наконец, что очень важно, закон сохранения и превращения энергии, который окончательно выкристаллизовался в сознании передовых ученых, все осветилось другим светом, все было увидено заново, под «эволюционным» углом зрения. Это привело Геккеля к непоколебимой убежденности в том, что природа едина, что она находится в непрерывном движении и изменении, что все животные и растительные формы прошлого и настоящего являются исторически переходными формами.

Старому застывшему миру, сотворенному по воле таинственных сил, не оставалось места. Неопровержимые факты, личные наблюдения и выводы Дарвина, Майера, Шлейдена, Шванна и других корифеев науки убедили Эрнста Геккеля в правильности материалистической картины эволюционного развития материи.

Достижения естественных наук не могли не повлиять на воображение ученых, в том числе и на воображение Геккеля. Но дело не только в научных открытиях. На формирование Геккеля как ученого большое воздействие оказали социальные условия развития Германии. В 1871 году владыки германских государств собрались в Версальском дворце побежденной Франции. Прусское юнкерство спешило воспользоваться благоприятным моментом и завершить объединение Германии вокруг своего королевства. Прусский король Вильгельм I был торжественно провозглашен германским императором. Хитрый, умный и решительный князь Бисмарк стал первым общегерманским канцлером.

Новое государство было чрезвычайно пестрым и разноликим. Тут уживались феодальная земельная аристократия и гроссбауэры — кулаки «нового времени», окрепнувшая буржуазия, военная диктатура и буржуазно-парламентские «вольности». Начинается стремительный рост промышленности. Германская буржуазия энергично захватывает мировые рынки.

«Железный канцлер» Бисмарк проводит законы о свободе перемещения, единстве мер, весов и вексельных прав, утверждает единый торговый кодекс. В угоду буржуазии он вводит всеобщее избирательное право и несколько ограничивает в деревне феодальную власть юнкерства.

Объединенная Германия стремительно превращалась в могущественную империалистическую и колониальную державу. Резко усиливалась эксплуатация на промышленных предприятиях, усиливалось недовольство трудящихся масс. Росло недовольство и части юнкерства, которая не успела перестроиться, найти общий язык с новой буржуазией.

Главной опорой аристократии и помещиков была католическая церковь. Она не просто стремилась воспользоваться благоприятными обстоятельствами, чтобы, собрав под свои знамена недовольных, укрепить позиции. События затрагивали непосредственно ее собственные интересы.

Во-первых, сама церковь, высшее католическое духовенство, была крупным помещиком, и буржуазные реформы были ей поэтому невыгодны. Во-вторых, могущество новой Германии подрывало власть Ватикана, который до этого прочно охватывал своими щупальцами слабые и разрозненные германские княжества. Наконец, в-третьих (возможно, это было одним из самых главных моментов), католическая церковь не могла смириться с «ересью», распространяемой в те годы немецкими учеными. Мы уже говорили, что бурное развитие промышленности неизбежно требовало столь же бурного развития науки. В силу этих объективных условий немецкие ученые, в большинстве случаев стихийно, зачастую сами не сознавая этого, стояли на материалистических позициях, нанося сокрушительные удары по самим основам религиозного мировоззрения.

Хитрая лиса Бисмарк, чтобы ослабить влияние католической церкви, предпринимает ход, вполне соответствующий прозвищу канцлера. Он объявляет «культуркампф», то есть борьбу за культуру. Этот тактический и во многом демагогический прием был призван не только ослабить влияние католической церкви и объединяемых ею противников централизованного буржуазного развития Германии, но и отвлечь народные массы от революционного пути.

Неприятности для католической церкви начались в 1872 году, когда из Германии были изгнаны иезуиты — представители наиболее реакционного и активного монашеского ордена. Школа, вопросы воспитания выводились из-под контроля и влияния духовенства, хотя и не полностью. Назначение на крупные церковные посты впредь должно было осуществляться не Ватиканом, а германским правительством. Церковь лишалась большинства монастырей, почти всей земельной и другой недвижимой собственности. Вводились значительные ограничения в отношениях духовенства и паствы.

Геккель ликовал. Впоследствии он отмечал, что воспринял «культуркампф» «как энергичную попытку избавления современной культуры от ига папской духовной тирании». Он не скрывал своего удовольствия, когда в раззолоченном зале Киссингенского замка, при приеме депутации Йенского университета, Бисмарк демонстративно обнимался с ним.

Канцлер знал, что делает, и его не смущало, что этот высокий блондин, профессор, имеющий уже международное имя, является пламенным сторонником Дарвина и вполне серьезно говорит о происхождении человека от обезьяны. Бисмарк умел польстить, когда считал это нужным. Он именовал Геккеля «величайшим доктором филогении» (дарвинистско-эволюционное учение Геккеля о происхождении органического мира).

В своем основном, 1200-страничном, труде — «Общая морфология организмов» Геккель впервые в мировой науке теоретически обосновывает неизбежность существования в глубочайшей древности обезьяночеловека, которого называет питекантропом. Какой вызов церковникам. Это же потрясение основ религии! Даже сам Дарвин не рискнул прямо заявить об этом в своей книге о происхождении видов. Великий ученый ограничился лишь намеком: «Это бросит свет на происхождение человечества и на его историю».