— ОТ ЯКОВА, ГЕРЦОГА ЙОРКСКОГО И ОЛБАНСКОГО, ГРАФА ОЛЬСТЕРСКОГО, ЛОРДА-АДМИРАЛА АНГЛИИ И ИРЛАНДИИ, КАПИТАНУ МЭТЬЮ КВИНТОНУ, КАПИТАНУ КОРАБЛЯ ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА «ЮПИТЕР». НА ВРЕМЯ ЭКСПЕДИЦИИ — СИМ НАЗНАЧАЮ ВАС КАПИТАНОМ НАЗВАННОГО КОРАБЛЯ. ВАМ ПРЕДПИСЫВАЕТСЯ ВЗОЙТИ НА БОРТ КОРАБЛЯ И ПРИНЯТЬ КОМАНДОВАНИЕ ИМ…
Толпа замерла в замешательстве, и даже бритоголовый выглядел смущённым, потому что чтение королевского приказа приравнивалось к чтению Священного Писания. Среди зрителей послышался шёпот. Потом толпа расступилась и пропустила в переулок здоровенного румяного детину с изуродованным оспинами лицом. Он дико усмехнулся при виде обнажённой стали и натужно возопил:
— «Юпитерцы», ко мне, к Ползиту! За наш корабль и нашего капитана!
Мёртвенно–бледный и тощий как щепка человек бросил кружку и встал рядом с гигантом. Из толпы вышел третий: невысокий и сутулый, похожий на обезьяну — два жуткого вида изогнутых клинка в его руках вполне компенсировали недостатки фигуры. Из дальнего конца переулка появились ещё трое. Один, чуть старше меня, был худ и носил парик, поразительная дань моде для подобного района, огромная дубина в его руке больше подходила обстановке. Второй был чёрен как смоль, только широкая улыбка белоснежных зубов выделяла его на фоне тёмных вод гавани Портсмута. Третий держался как солдат.
— Что, Лайнус Брент, — выкрикнул он. — Атакуем капитана королевской службы, да? Здесь пахнет трибуналом, Лайнус Брент. За это тебя вздёрнут. Подвесят на рее «Ройал Чарльза», и дерьмо будет стекать по твоим штанам. Туда тебе и дорога, Лайнус Брент.
— Не знал, что он капитан, — ответил хмуро Брент, он же бритоголовый. — Не думал, что вам так скоро найдут капитана.
— Вернулись дни королей и герцогов, Брент, — усмехнулся солдат. — Они саой дело знают. Не то что твой драгоценный Кромвель и его Охвостье–парламент, Лайнус Брент. И это не просто какой–нибудь капитан, так ведь? Это капитан нашего корабля. Как зовётся наш корабль, Лайнус Брент?
Бритоголовый принял решение.
— Только один корабль в этой гавани носит стоящее имя, Ланхерн, ты, ходячая куча дерьма. — И он завопил: — «РОЙАЛ МАРТИР!».
Ланхерн вторил ему могучим: «ЮПИТЕР!», к которому гигант добавил:
— За нас, ребята! За Бога, за короля, за Корнуолл и за нашего капитана!
Бритоголовый Лайнус Брент с тесаком бросился на Ланхерна, но мой моряк — мой моряк! — парировал выпад маленьким итальянским кинжалом, который выхватил откуда–то из складок одежды. Парик нанёс одному из дружков бритоголового удар такой чудовищной силы, что, по–моему, расколол ему череп пополам, однако тот лишь качнулся с разозлённым видом и налетел на Парика вихрем кулаков. Белозубый пнул бритоголового и сцепился со стариком, которому недоставало одного уха. В другом конце переулка верзила Ползит атаковал сразу двоих с «Ройал мартира», двинув одного об стену и держа голову другого в таком крепком захвате, что тому грозило собственное неминуемое мученичество[7]. Длинный и тощий друг Ползита ранил «ройал–мартирца» в руку, а рядом с ним обезьяноподобный с двумя клинками сбил соперника с ног и вскочил ему на живот.
Став простым наблюдателем, я заметил, что подобная сцена разыгрывается в десятикратном размере за пределами переулка. Волна «ройал–мартирцев» медленно откатывалась вверх по улице, бросая камни и бутылки в толпу, наступающую под ритмичные возгласы: «Корнуолл! Корнуолл!» и «Юпитер! Юпитер!». Взвизгнула шлюха, когда корнуольская кровь брызнула ей в лицо. Протиснувшись мимо Ползита, который уважительно пробормотал «кэп», ломая тем временем кому–то нос свирепым тычком правой, я снова вернулся на главную улицу. Внезапно рядом со мной оказался Ланхерн, военного вида вожак моих моряков.
— Капитан Квинтон, сэр, — сказал он, демонстрируя почтение и покорность. — Мартин Ланхерн, сэр, старшина «Юпитера». Вам требуется шлюпка? Ещё пару минут, сэр, пока мы позаботимся об этом деле. Достаточно наших останется на ногах, чтобы составить вам приличную команду.
Я в замешательстве посмотрел на стены Портсмута с накрепко запертыми воротами Пойнт–Гейт.
— Очень скоро сюда прибудут солдаты, чтобы остановить побоище, так ведь, Ланхерн? — спросил я. — И нам, наверное, следует доложить о причинах драки вице–губернатору.
— Вице–губернатор и солдаты не станут ввязываться, капитан, — осклабился Мартин Ланхерн. — Видите ли, это дело флота. Им чертовски хорошо известно, что если они отопрут ворота и притопают сюда в нарядных красных мундирах, то речь пойдёт уже не о «юпитерцах» против «ройал–мартирцев». Мгновение, и мы встанем вместе, плечом к плечу, «Юпитер» и «Ройал мартир». Тогда флот будет драться с армией, сэр, и нам это куда больше по душе, чем мутузить друг друга.
Уже почти стемнело, когда измученная команда, преодолевая под искусным управлением Мартина Ланхерна приливное течение, провела шлюпку через вход в гавань Портсмута, оставив по левому борту внушительную круглую башню Генриха VIII. Скорым корнуольским говором Ланхерн поведал мне, что он, как и Джеймс Харкер, родом из Падстоу и впервые попал на море слугой тогда ещё лейтенанта Харкера в великом флоте, созданном на «корабельные деньги» в 1637-м. Он был на берегу, когда в сорок втором началась гражданская война, и в рядах корнуольской пехоты Гренвиля прошёл через холм Лансдауна[8] и дальше, где они заслужили бессмертие как самые бесшабашные вояки обречённой армии короля.
Моряки, пришедшие в переулке мне на выручку, оказались в команде шлюпки, и я попросил Ланхерна рассказать мне о них.
— Вон тот здоровяк, капитан, это Джордж Ползит, а тощий, что дрался рядом с ним — Питер Тренанс. Оба они из Фоуи, рыбачили у берегов Ньюфаундленда, пока капитан Харкер не уговорил их взять королевский шиллинг. Наша мартышка, — при этих словах команда шлюпки радостно заухмылялась, — Джон Тренинник, сэр. Почти не говорит по–английски, только на старом корнуольском, так что можете называть его, как вам будет угодно.
Я воспользовался этим предложением, чтобы удовлетворить своё любопытство:
— Он с рождения такой, старшина? — спросил я. — С эдаким–то горбом от него наверняка не много проку на военном корабле.
Мне трудно было различить лицо Ланхерна, но его голос напоминал голос терпеливого учителя, который старается не выдать своего недовольства особенно бестолковым учеником.
— О нет, сэр, он не был таким с рождения. Тренинник, сэр, работал на оловянных рудниках Зеннора лет с семи или восьми, пока не пошёл добровольцем к капитану Харкеру на «Силли» в сорок девятом. Похоже, шахты там не глубже трёх футов, и то в лучшем случае. Но не дайте его обезьяньей наружности одурачить вас, капитан. Это самый сильный человек на корабле и лучший марсовый во флоте. Скачет по такелажу, как мартышка, и работает на реях за троих.
— А чернокожий? — Тёмный гребец осклабился, мне ещё предстояло узнать, что это его любимое выражение лица, охмуряет ли он женщину (частое явление) или ожидает порки (ещё более частое).
— Имя его Джулиан Карвелл, сэр, а настоящее ли оно, то одному Господу Богу известно. Присоединился к капитану Харкеру в Виргинии, году так в пятьдесят первом или втором. Перед этим служил одному старому плантатору, который, насмотревшись на соседей, превращавших своих чернокожих в рабов, решил, что таким образом сэкономит на жаловании Джулиана. Не на того напал! Поговаривают, Джулиан размозжил хозяину череп кочергой, но капитану Харкеру тогда позарез нужны были люди, и он не задавал лишних вопросов. Быстро учится наш Джулиан: освоился на корабле за пару месяцев, за год получил звание матроса первого класса. И боец хороший к тому же: почти так же силён, как Тренинник, только размах у него побольше. Держите этих двоих при себе, капитан, и вам не страшны «ройал–мартирцы». И янычары султана, и стройные полки короля Людовика, да и все орды Тартарии, коли на то пошло.
Ланхерн закончил свои захватывающие дух пояснения лукавым смешком и сверкнул на меня хитрым глазом. Я кивнул, попытался успокоиться — слишком уж пылко я разглядывал своих спутников, — а потом скользнул взглядом к Парику, весьма отличному от своих приятелей существу. По моим расчётам, он был лишь немного старше меня — человек с длинным носом, казалось бы, рождённый, чтобы носить парик на голове, хотя, конечно, это было невозможно при его нынешнем положении.