ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Иванчишин нервничал. Он не терпел недоделок, недомолвок, разнотолков в принятых решениях, обязательствах. Все должно быть точно, ясно и безоговорочно, как в военном приказе. Несколько недель в начале года шли изыскательские работы, предложения обсуждались на всех уровнях, от звена, бригады до партийно-хозяйственного актива и руководства треста. В основу социалистических обязательств легло предложение управляющего Скирдова о перевыполнении плана строительства текущего года на два процента, а не на двадцать, как настаивал главный инженер Магидов. Казалось бы, все. Точка.

Как бы не так, разгоревшиеся страсти вокруг первого и второго предложений не улеглись, а лишь приобрели негласный характер. А давно известно: подтексты, разночтения, преднамеренные слухи обрастают ядовитыми травами. Пошли гулять даже словечки: «перестраховщики», «умеренные», «прогрессивное крыло».

Иванчишин проводил планерку с бригадирами и начальниками участков. Позвонили из парткома.

— У меня планерка, — сообщил Леша и положил трубку.

Звонок повторился.

— Павел Иванович, передо мной тридцать человек. Заместитель в отпуске, главный инженер у вас в тресте. Только через час.

Присутствующие видели по лицу Иванчишина: на другом конце провода остались недовольны ответом — и старались по возможности говорить кратко, опуская некоторые вопросы. Но Леша заставлял докладывать обстоятельно, все бригады должны в деталях знать планы взаимодействия на эту неделю, чтобы потом не кивать друг на друга, не превращать планерки в разбор взаимных претензий. И сам Иванчишин готовился к планеркам тщательно, тон их был всегда деловит, начинались и заканчивались они в точно отведенное время. Так было и на сей раз, и Леша, удовлетворенный, шел в партком.

Павел Иванович не вышел, как всегда, навстречу Иванчишину, лишь кивком головы указал на присутствующих в кабинете, представил:

— Инструктор горкома партии, секретарь городского комитета комсомола, корреспондент местной газеты.

Леша отвесил общий поклон и сел без приглашения. Его раздражало поведение представителей — они чувствовали себя здесь скорее хозяевами, нежели представителями. Зина, секретарь горкома комсомола, не вынула сигареты изо рта; корреспондент, развалившись в кресле, зевал; только инструктор горкома партии был корректен, хотя и не преминул посетовать:

— Заставляете ждать себя, товарищ начальник строительного управления.

— Не я, работа.

— А мы, по-твоему, бездельники? — резко спросила секретарь горкома комсомола.

— Не мне судить.

— Плохо. Нам казалось, член парткома должен знать объем работы городского комитета комсомола. У нас десятки заводов, строительных объектов, сотни комсомольских организаций. Понятно?

— Понятно. Только вы, конечно, пашете, сеете, убираете, а мы поедаем готовое, — внешне спокойно, но жестко ответил Иванчишин.

— Это уж слишком! — воскликнула Зина. — Теперь мне становится яснее твоя позиция, твое отношение к предложениям комсомольцев об ускорении темпов строительства алюминиевого гиганта Сибири.

— А мне ваша позиция не ясна, — по-прежнему спокойно произнес Иванчишин, но по разгоравшимся щекам можно было судить, что он доходил до точки кипения. — Давайте говорить не о гиганте Сибири, а о девятом строительном управлении, за которое я отвечаю.

— Значит, ты хочешь смотреть только со своей колоколенки, перспективы всей стройки тебя не интересуют? — ужалила Зина.

— Для обсуждения таких вопросов надо созвать по крайней мере партком с приглашением руководства треста.

Инструктор горкома партии Дегтярев знал слабость Зины идти в наступление без подготовки и решил притушить разгоравшиеся страсти.

— Хорошо, мы посоветуемся.

Леша поспешил выйти в коридор, он понял: представители хотели отделаться от его присутствия.

И действительно, разговор шел о нем.

— Этот…

— Иванчишин, — подсказал секретарь парткома треста.

— Он тоже из пограничников? — спросил корреспондент.

— Да. Старшина заставы.

— Удивляюсь. Старшины — дисциплинированный народ, откуда у этого столько спеси?

— И нельзя ли ее сбить? — вставила Зина.

— Вот именно, — подхватил корреспондент.

— До сих пор не было необходимости, его комсомольско-молодежное управление передовое в тресте, третий год держит переходящее Знамя крайкома комсомола и пограничных войск.

— Поэтому мы и добиваемся, чтобы именно он и его управление выступили с инициативой пересмотра социалистических обязательств в сторону резкого увеличения, — пояснила Зина.

— Но ведь меня тоже надо убеждать, я не поддерживаю предложения Магидова.

— И вы даете задний ход, Павел Иванович? — сказал Дегтярев. — Плохо наше дело.

Разговор затух, но наступившая тишина не предвещала разрядки. Таранов знал, что этот триумвират был известен крутыми выводами, резкими статьями в газете, нелестными эпитетами в адрес отстающих, кричащими призывами. И появлялись они обычно там, где требовалось переливание крови безнадежно больному или закостеневшему в рутине консерватизма организму заводского треугольника.

— Послушай, Павел Иванович, почему ты назвал имя главного инженера треста Магидова? Среди авторов письма он не числится.

«Вот в чем дело, письмо, с которым триумвират не пожелал ознакомить даже партком», — подумал Таранов и сухо пояснил:

— Идея его.

— И правильная идея! — подчеркнул Дегтярев. — Давайте расширим круг наших собеседников.

— И союзников, — прибавила Зина.

…Через час собрались вновь. Иванчишин отметил про себя за счет кого расширился круг собеседников. Первым явился Андрей Ефимович Магидов. Он почему-то принял за главного в триумвирате корреспондента газеты и с подчеркнутым усердием тряс его руку, потом галантно раскланялся с секретарем городского комитета комсомола Зиной, отвесив ей подержанный комплимент, дескать, молоденькие женщины на любом совещании заставляют мужчин держаться корректно. Долго жал ладонь Дегтярева, видимо только сейчас сообразив, что тот в заглавной роли, стал распинаться о готовности оказать любое содействие представителям вышестоящих органов, если это будет зависеть от него, главного инженера треста.

Набралось человек двадцать, среди которых были: начальник двенадцатого строительного управления Носов, секретарь комитета комсомола треста Юркин, Мара Сахаркевич, начальник планового отдела Вараксин, директор завода железобетонных конструкций Снегов.

Представитель горкома Дегтярев решил пояснить присутствующим цель пребывания группы в Алюминстрое:

— Товарищи! Прежде всего я должен отметить смелость, принципиальность товарищей, в том числе и присутствующих здесь, поставивших свои подписи под письмом в газету. Я не буду называть их имена, отмечу лишь, что коммунисты и комсомольцы строительных управлений и бригад подвергли содержательной критике заниженные социалистические обязательства по выполнению планов строительства. Могу сообщить, что статья уже набрана, завтра или послезавтра будет опубликована, но мы хотим лишний раз убедиться в значимости вопросов, поставленных в письме, имея в виду, что они касаются не только вашей, но и других строек города. Должен признаться, друзья, что у вас будут и противники, в том числе из руководящего звена, но пусть это никого не смущает — новое, прогрессивное не рождается безболезненно. Начнем? — обратился он к секретарю парткома.

Резко поднялась Мара Сахаркевич. Она добросовестно пересказала содержание письма, перегруженного общими призывами о выполнении и перевыполнении хозяйственного плана на второе полугодие. Конкретное же заключалось в следующем: взять социалистические обязательства по перевыполнению плана строительных и монтажных работ не на два, а на двадцать процентов.

Иванчишин сидел с опущенной головой и с горечью думал: «Эх, Мара, Мара, любимица ребят и девчат, моя первая помощница! И речь у тебя обычно сочная, образная, и вдруг эти скучные, общие фразы, не берущие за живое. Кто же вдохновил тебя на эту затею?»

А Мара заканчивала:

— Здесь присутствует товарищ Иванчишин, начальник нашего строительного управления. Не преувеличу, если скажу: его все очень уважают, он на лету подхватывает новое, прогрессивное, а вот сейчас смотрю на него а не верю себе: как он мог остаться в стороне от встречного плана, от благородного почина комсомольцев, молодежи! Думаю, на этом совещании он поддержит нас.