Изменить стиль страницы

Глава 7.

Пейдж

 

Вчера, когда мы утвердили наши планы, я согласилась, чтобы Митч отвёз нас на приём. Он уже выехал, да и я бензин сэкономлю. Для меня это выигрышно, учитывая, что в последнее время я считаю каждый пенни, как скупердяйка. Подгузники и детские вещи стоят недёшево, а я пытаюсь оставить часть денег Митча на чёрный день. Нельзя же вечно полагаться на маму.

Он приезжает на десять минут раньше и приветствует Бри ласковым поцелуем в лобик, прежде чем освободить меня от сумки с подгузниками и отнести её к машине.

— Твоей мамы нет дома? — интересуется он, открывая заднюю дверь.

— Она осталась у Рэнди прошлой ночью. Ей нужно показать пару домов в городе. — Я переживала за то, как пройдёт встреча мамы с Митчем. Наш разрыв сильно по ней ударил. Можно подумать, он разбил ей сердце, когда уехал. Она вроде не сильно удивилась его возвращению, но посоветовала мне не питать особых надежд.

— Разве оно не твоей сестры? — спрашиваю я, оглядывая дорогое бледно-зелёное автокресло, которое обычно крепилось на заднем сиденье её минивэна.

Уголки его губ приподнимаются в озорной усмешке.

— Больше нет. Теперь оно моё.

— Кто сказал? — задаю я очередной вопрос, пристёгивая Бри.

Он тычет себя большим пальцем в грудь.

— Я. Мне оно теперь нужно больше, чем ей.

Не могу с ним не согласиться. Происходящее между ними с сестрой — их дело. Но меня это наводит на мысль, как много он собирается возить нашу дочь.

Полностью пристегнув Бри, я вручаю ей любимого мишку Тедди и прорерызыватель для зубок. Он сразу оказывается у неё во рту, и лепет стихает, сменяясь влажными, причмокивающими звуками. 

Выбираясь из машины задом вперёд, я сталкиваюсь с Митчем — его пахом, если нужна конкретика. Кажется, я в жизни так быстро не двигалась, как когда бросилась обратно на сидение. Лицо замирает в паре сантиметрах от дочери. А она, решив, будто это игра, принимается стучать меня мишкой по носу, веселясь до упада.

Я почувствовала. Его агрегат. Его причиндалы. И, кажется, всё ещё чувствую их след на своей заднице. Это ощущение стремительно распространяется по всем другим частям моего тела.

Осторожно оглядываюсь через плечо, обнаруживая, что глаза Митча, прикованы к моему заду. Лицо так горит, что я, наверное, могла бы жарить на нём зефир.

Он виновато вздрагивает, переводя пристальный взгляд на моё лицо.

— Прости. Я не видел тебя.

Не видел? Мне должно быть смешно? Или ещё хуже, догадывается ли он, о чём я думаю или что чувствую?

В итоге, благодаря интимному характеру нашего контакта и его извинениям, которые служат ярким напоминанием о том, как давно я на самом деле не испытывала большого «О», внизу живота начинается тупая пульсация.

Привет и добро пожаловать назад, либидо. После вчерашнего дня, я знала, что это только вопрос времени, когда ты, наконец, вернёшься в полную силу.

— Всё нормально. Я не знала, что ты стоишь так близко, — задыхающимся голосом произношу я, и моё сердце стучит так громко, что становится удивительно, как он его ещё не услышал.

Его взгляд по-прежнему ничего не выражает, пока он наблюдает за мной.

— Теперь путь расчищен, — он проводит по воздуху правой рукой, другой опираясь на дверь.

На сей раз я изгибаюсь телом так, чтобы ягодицы вылезали не первыми. Он отступает в сторону, и я огибаю его, с осторожностью проверяя, чтобы мы больше не соприкоснулись. Захлопнув заднюю дверь, он открывает пассажирскую дверь, напоминая каким джентльменом был, когда мы встречались.

Пока я застёгиваю ремень безопасности, он поворачивается и тянется назад, проводя большим пальцем по щеке Бри. Она прекращает грызть прорезыватель, глядя на него широко раскрытыми глазами.

— Га, — восклицает она.

Он усмехается.

— Нет, правильно па-па.

Она бьёт его своей игрушкой.

— Га.

— Я научу тебя говорить «па-па» к концу следующей недели, — ласково клянётся он, и я уверена, что его слова обращены скорее ко мне, чем к ней.

 

* * *

 

В кабинете педиатра, я начинаю готовиться к тому, что должно вот-вот произойти. К прививке.

Честно говоря, кажется, мне с этим справляться сложнее, чем Бри. В первый раз, когда я привела её на вакцинацию, она быстро перешла от улыбок к громкому кровавому убийству. А потом посмотрела на меня, как будто говоря: «как ты могла допустить, чтобы кто-то сделал мне так больно?» Предательство, которое она испытывала, сияло в её глазах, застланных слезами, и я расплакалась вместе с ней.

Тогда я кляла Митча на чём свет стоит. Он должен был быть там. Я относила её девять месяцев и промучилась десять часов, выталкивая её в мир. Он хотя бы мог избавить меня от агонии, вызванной необходимостью наблюдать за ней, когда ей так больно.

— Хочешь, я запишу её? — спрашивает он, когда мы заходим в просторную комнату ожидания, где рассажено полдесятка женщин. Дальнюю стену покрывает красочная фреска в стиле фермерского дворика, а рядом расположена игровая зона, детские стол и стул, игрушечный стол «Паровозик Томас» и книжная полка, заполненная книгами, куклами и пазлами.

— Да, спасибо.

Молодая, привлекательная девушка в регистратуре внезапно оживляется, когда видит приближение Митча. Я всегда находила занимательным наблюдать, как женщины реагируют на него. Как заинтересованно они щурились, тайком пожирая его взглядом. Некоторым хватало смелости погладить его по руке и похлопать ресницами, выпрашивая у него номер телефона. То были времена, когда мне постоянно приходилось подавлять ревность, которая вспыхивала во мне, как зажжённая спичка. Митч же неизменно вежливо отшивал их, обязательно показывая меня.

Он понижает голос, заговорив с ней. Девушка протягивает ему ручку и смотрит на меня, награждая чересчур бодрой, живой улыбкой.

Конечно, она думает, будто мы вместе — одна счастливая семья. Если спросить меня, она вольна думать, что ей заблагорассудится.

Я отношу Бри к ряду стульев рядом с игровой и усаживаю к себе на колени.

Полминуты спустя, Митч приземляется на место рядом со мной.

— Она сказала подождать двадцать минут.

В прошлые два визита меня заставили прождать больше получаса, так что это хорошие новости.

Бри поднимает глаза на Митча. Он встречает её взгляд, и по выражение его лица становится ясно — он и так уже как пластилин в её крошечных ручках.

— Ты будешь смелой ради своего папочки? — ласково и любовно спрашивает он. И так начинается их разговор — Бри что-то лопочет, а Митч отвечает, как будто прекрасно понимания её язык.

Чувствую, как у меня оттаивает сердце к нему от такого восхитительно трогательного зрелища. Возможно, путь к сердцу мужчины лежит через желудок, но ключ к сердцу женщины — это доброта по отношению к её ребёнку. Но я не позволю Митчу приблизиться к нему и сделать мне снова больно. Конечно, не так, как в прошлом году.

Вдруг во мне просыпается потребность проложить дистанцию между нами, прояснить разум.

— Мне нужно в уборную. Можешь её взять?

На краткий миг он словно впадает в панику, но это проходит так же быстро, как появляется, поэтому мне кажется, что просто почудилось

— Конечно, — произносит он, и его адамово яблоко дёргается, когда он тяжело сглатывает.

— Бри, веди себя хорошо, пока мамы не будет, ладно? — говорю, отдавая её в руки Митча. Мне приходится бороться с желанием обернуться, спешно исчезая из поля её зрения, пока она не поняла, что я ушла.

 

Митч

 

Бри вертится на моих коленях, неотступно следя за матерью, пока Пейдж не сворачивает за угол. Спустя пару секунд она переключает внимание обратно на меня.

Не помню, чтобы когда-нибудь так боялся. Боялся того, что она сделает дальше. Готовлю себя к её непринятию, когда в глазках Бри появляются слёзы, а нижняя губа начинает дрожать. С тем же успехом она могла вырвать мне сердце из груди.

— Ма, — выдаёт она, отворачиваюсь к месту, где в последний раз видела маму.

— Мама скоро вернётся, — уверяю её. Я рад уже тому, что она не раскричалась на всё здание.

В меня прилетает ещё одним жалостливым взглядом, прежде чем она,  отворачивается, на этот раз показывая пальцем и восклицая громче:

— Ма.

Чувствуя чуть большую уверенность, вызванную тем, что она не отвергла меня сразу же, я подтягиваю её к груди и касаюсь губами макушки.