Совершенно как и в случае с Грузией, мировая буржуазия воспользовалась вторжением в Финляндию для мобилизации общественного мнения против СССР. Социал-демократия и в этом случае выступает, как авангард демократического империализма. В её обозе тащится злополучный «третий лагерь» перепуганных мелких буржуа.

При глубоком сходстве обоих случаев военного вторжения есть, однако, между ними первостепенная разница: нынешний СССР далек от Советской республики 1921 года. «Чудовищное развитие советского бюрократизма и тяжелые условия жизни трудящихся, — гласят тезисы 4-го Интернационала о войне (1934 г.), — чрезвычайно понизили притягательную силу СССР в отношении мирового рабочего класса». Советско-финляндская война обнаружила с полной очевидностью, что на расстоянии пушечного выстрела от Ленинграда, колыбели Октябрьской революции, нынешний режим СССР не способен проявить притягательной силы. Но отсюда вытекает не то, что нужно выдать СССР империалистам, а лишь то, что нужно вырвать СССР из рук бюрократии.

«Но где же гражданская война в Финляндии, которую вы обещали?», вопрошают меня лидеры бывшей оппозиции, ставшие лидерами «третьего лагеря». Я ничего не обещал. Я лишь исследовал один из возможных вариантов дальнейшего развития советско-финляндской войны. Захват отдельных баз в Финляндии был так же вероятен, как и оккупация всей Финляндии. Захват баз предполагал сохранение буржуазного режима в остальной стране. Оккупация предполагала социальный переворот, невозможный без вовлечения в гражданскую войну рабочих и беднейших фермеров. Первоначальные дипломатические переговоры Москвы с Гельсингфорсом означали попытку разрешить вопрос по образцу остальных Балтийский стран. Сопротивление Финляндии вынудило Кремль добиваться своих целей военными мерами. Оправдать войну перед широкими массами Сталин мог только путем советизации Финляндии. Назначение правительства Куусинена означало, что Финляндию ожидает не судьба Балтийских государств, а судьба Польши, где Сталин, — что бы ни болтали фельетонисты «третьего лагеря», — оказался вынужден провоцировать гражданскую войну и совершить переворот в отношениях собственности.

Я писал несколько раз, что если война в Финляндии не растворится в общей войне, и если Сталин не окажется вынужден отступить перед опасностью извне, то он вынужден будет произвести советизацию Финляндии. Эта задача представлялась сама по себе значительно труднее, чем советизация восточной Польши. Труднее в военном отношении, ибо Финляндия оказалась лучше подготовленной. Труднее в национальном отношении, ибо у Финляндии имеется долгая традиция борьбы за национальную независимость против России, тогда как украинцы и белорусы, наоборот, боролись против Польши. Труднее в социальном отношении, ибо финская буржуазия по-своему разрешила до-капиталистический аграрный вопрос, создав земледельческую мелкую буржуазию. Тем не менее, военная победа Сталина над Финляндией несомненно открыла бы полную возможность переворота в отношениях собственности при большей или меньшей покорности финских рабочих и парцелльных фермеров.

Почему же Сталин не выполнил этого плана? Потому что началась грандиозная мобилизация буржуазного общественного мнения против СССР. Потому что Англия и Франция серьезно поставили вопрос о военном вмешательстве. Наконец, — последнее, но не менее важное обстоятельство, — потому что Гитлер не мог дольше ждать: появление войск Англии и Франции в Финляндии означало бы непосредственную угрозу для скандинавских планов Гитлера, основанных на заговоре и внезапности. В тисках двойной опасности — со стороны союзников и со стороны Гитлера, — Сталин отказался от советизации Финляндии, ограничившись захватом отдельных стратегических позиций.

Сторонники «третьего лагеря» (лагеря перепуганных мелких буржуа) создают ныне такую конструкцию: Троцкий выводил гражданскую войну в Финляндии из классовой природы СССР; так как гражданской войны не получилось, значит СССР — не рабочее государства. На самом деле, не было никакой надобности логически «выводить» возможную гражданскую войну в Финляндии из социологического определения СССР: достаточно было опереться на опыт в Восточной Польше. Тот переворот имущественных отношений, который там был произведен, могло совершить только государство, вышедшее из Октябрьской революции. Переворот был навязан кремлевской олигархии борьбой за самосохранение в определенной обстановке. Не было ни малейшего основания сомневаться, что, при аналогичных условиях, она окажется вынуждена повторить ту же операцию в Финляндии. Только это я и говорил. Но условия в ходе борьбы изменились. Война, как и революция, часто порождает крутые повороты. При прекращении военных операций Красной армией не могло быть, разумеется, и речи о развитии гражданской войны в Финляндии.

Исторический прогноз всегда условен, и чем он конкретнее, тем он условнее. Это не вексель, по которому можно в определенный день требовать оплаты. Прогноз вскрывает лишь определенные тенденции развития. Но рядом с ними действуют силы и тенденции другого порядка, которые в известный момент выдвигаются на первый план. Кто хочет точного предсказания конкретных событий, пусть обращается к астрологии. Марксистский прогноз лишь помогает ориентации. Условность своего прогноза, как одного из возможных вариантов, я оговаривал несколько раз. Цепляться теперь, как за якорь спасения, за тот третьестепенный исторический факт, что судьба Финляндии временно разрешилась скорее по образцу Литвы, Латвии и Эстонии, чем по образцу Восточной Польши, могут только бесплодные схоласты или … лидеры «третьего лагеря».

Вторжение Сталина в Финляндию не было, разумеется, только актом обороны СССР. Политикой руководит бонапартистская бюрократия. Она в первую голову озабочена своей властью, своим престижем, своими доходами. Она гораздо лучше защищает себя, чем СССР. Она защищает себя за счет СССР и за счет мирового пролетариата. Это слишком ясно обнаружилось во всем развитии советско-финляндского конфликта. Мы не можем, поэтому, ни прямо, ни косвенно нести хоть тень ответственности за вторжение в Финляндию, которое представляет собою лишь одно из звеньев в цепи политики бонапартистской бюрократии.

Но одно дело солидаризироваться со Сталиным, защищать его политику, или брать на себя за неё ответственность, — как делает трижды презренный Коминтерн, — другое дело, разъяснять рабочему классу всего мира, что, каковы бы ни были преступления Сталина, мы не можем позволить мировому империализму разгромить СССР, восстановить капитализм, превратить страну Октябрьской революции в колонию. Это разъяснение и составляет основу нашей защиты СССР.

Попытка конъюнктурных пораженцев, — т.е. авантюристов пораженчества, — выпутаться из положения при помощи обещания, в случае вмешательства союзников, изменить свою пораженческую политику на оборонческую, представляет недостойную уловку. Определять свою политику с хронометром в руках вообще не легко, тем более в условиях войны. В критические дни советско-финляндской войны, как стало известно теперь, союзные штабы пришли к выводу, что серьезно и быстро помочь Финляндии можно было бы только разрушив при помощи авиации Мурманскую железную дорогу. Это было со стратегической точки зрения вполне правильно. Вопрос о вмешательстве или невмешательстве союзной авиации висел на волоске. На том же волоске висела, очевидно, и принципиальная позиция «третьего лагеря». Мы же считали с самого начала, что нужно определить свою позицию в зависимости от основных лагерей в войне. Это более надежно.

Политика пораженчества не есть наказание данному правительству за то или другое его преступление, а есть вывод из соотношения классов. Марксистская линия поведения в войне основана не на абстрактных моральных или сентиментальных соображениях, а на социальной оценке режима в его взаимоотношении с другими режимами. Мы защищали Абиссинию не потому, что Негус* политически или «морально» выше Муссолини, а потому что защита отсталой страны от колониальной кабалы наносит удар империализму, который является главным врагом мирового рабочего класса. Мы защищаем СССР, независимо от политики московского негуса, по двум основным причинам. Во-первых, поражение СССР предоставило бы империализму новые грандиозные ресурсы и могло бы на многие годы продлить агонию капиталистического общества. Во-вторых, социальные основы СССР, очищенные от паразитической бюрократии, способны обеспечить необозримый экономический и культурный прогресс, тогда как капиталистические основы открывают лишь возможность дальнейшего гниения.