Двойной праздник

6 ноября 1942 года Коротченков подготовил к утреннему сеансу связи донесение Западному штабу партизанского движения о результатах Пригорьевской операции. Вызвав начальников штабов батальонов и отдельных подразделений, он еще раз уточнил все данные и в назначенное время представил на подпись следующую радиограмму:

В ночь на 5 ноября бригада имени Сергея Лазо совершила налет на станцию Пригорье. В ночном бою истреблено 370 гитлеровцев. Уничтожено 2 воинских эшелона, 17 самолетов, 40 бронетягачей, 4 вагона с военным снаряжением, 13 автомашин, 6 мотоциклов, два вещевых склада, сенобаза, мельница с локомобилем. Взорваны и уничтожены огнем здания станции и все станционные сооружения. Участвовавшая в операции рота 2-й Клетнянской бригады взорвала вблизи станции 2 железнодорожных моста. В итоге налета станция Пригорье выведена из строя минимум на 5 дней. Потери бригады — 20 убитых и до 30 раненых.

Жизнь в лагере кипела. Отдохнув по два-три часа, врачи вплотную занялись ранеными. Затем стали готовиться к поголовному осмотру «купальщиков», чтобы вовремя предупредить серьезные простудные заболевания.

На штабной и батальонных кухнях готовили сытный завтрак и обед. Один за другим прибывали председатели сельсоветов из партизанского края бригады с подводами, груженными подарками от населения. Тут было все, вплоть до солидных посудин с крепким самогоном: праздник есть праздник.

С утра до вечера дышали благотворным жаром партизанские бани. Среди заядлых парильщиков шел нескончаемый спор: какой веник лучше — еловый или сосновый. Большинство сходилось на том, что париться такими вениками все равно, что лежать голому в муравейнике. Но как бы там ни было, из бани все выходили сияющие.

Неутомимо занимались своими кропотливыми делами политработники. Им было о чем потолковать с людьми, которые за дни похода не слышали ни одной сводки Совинформбюро. Готовила праздничный номер редакция боевого листка. Секретарь партбюро Винокуров, отказавшийся лечь в санчасть, несмотря на сквозное пулевое ранение в ногу, вызвал к себе на совет редактора Белова и обсуждал с ним, как лучше осветить бой в Пригорье. Радист Макаров со своей помощницей готовился принять в передачах ТАСС доклад на торжественном заседаний в Москве…

7 ноября партизаны выстроились на поляне большим полукругом. Ровно в десять часов утра, когда в Москве начинался парад советских войск, командир бригады Кезиков открыл торжественный митинг. Поздравив личный состав с двадцать пятой годовщиной Великой Октябрьской революции, он передал слово мне. Я рассказал о торжественном заседании в Москве. Дал оценку местной обстановке. Подвел некоторые итоги боевых действий бригады. И закончил призывом беспощадно мстить немецко-фашистским захватчикам.

Хотели выступить еще два партизана, но этому помешало неожиданное вторжение радиста Чуприна. С сияющим лицом он подбежал к нашей импровизированной трибуне и вручил командиру срочную радиограмму. Кезиков быстро пробежал ее, передал мне и с волнением подал команду:

— Внимание! Слушай телеграмму Военного совета фронта!

— Кезикову, Шараеву, — громко прочитал я.

Поздравляем вас и ваших партизан и партизанок с крупной победой, одержанной на станции Пригоръе. Всех отличившихся в бою представить к награде. Желаем дальнейших успехов в вашей славной боевой деятельности.

Смерть немецким оккупантам!

Военный совет Западного фронта.

— Слава советским партизанам! Ура! — крикнул Кезиков.

— Ура-а! Ура-а! Ура-а! — подхватила тысяча голосов.

Партизаны разошлись по землянкам в предвкушении праздничного обеда. Несмотря на старание Лазарева сохранить в секрете свои хозяйственные тайны, все давно знали, что к обеду будет «горючее». Кое-кто опасался, что всем не хватит по стопке. Больше всех, конечно, беспокоился Бронебойный. Вокруг него, как всегда, собрались любители побалагурить.

— За себя-то я не боюсь, — с серьезным видом уверял он окружающих. — Мы с Бородой земляки: в одной республике родились. А вам надеяться не на что. Считайте сами. Командирам надо — надо, хозяйственникам… можно бы не давать, но они сами возьмут. Политработникам, вообще-то, не полагается. Но командирам выпивать без них неудобно — вместе в бой, вместе и за стол… А возьми, к примеру, докторов. Им никуда без спирту. Ну и раненых тоже надо повеселить. А там разведчики, автоматчики. Откуда ж остальным взять? Борода тебе не винокуренный завод!

Но щедрость людей, приславших праздничные подарки, была безграничной. Зря волновался Николай Бронебойный. Всем хватило, да еще и осталось, на всякий случай.

После обеда все высыпали из землянок. Увидев Кезикова, Лазарев бойко отрапортовал:

— Товарищ комбриг! Музыкальная команда явилась в полном составе: старшина хозчасти Миронов, оружейный мастер Филиппов, медсестра Антонина Григорьева и один баян…

— Невелика команда, — улыбнулся Кезиков.

— Будет больше! Дайте только начать.

— Ну начнем.

И поплыли над лесом задушевные русские песни…

Лишь к вечеру угомонился лагерь. Партизаны разошлись на отдых. Бдительно несла охрану караульная рота: для нее праздник начнется только завтра.

А сегодня Данильченко вместе с разведчиками и начальник санчасти со своим персоналом готовились принять ночью самолеты для эвакуации раненых. Первой отправят Тоню Фигловскую, ей срочно необходима сложная операция. Запросили помощь с Большой земли. Утром была получена радиограмма:

Ночью ждите самолеты. Сигнал опознания площадки — номер семь. Попов.

Все было готово к приему самолетов. Погода стояла летная. Но в штабе никто не уснул, пока над лагерем не раздался знакомый рокот наших крылатых друзей.