Изменить стиль страницы

2. Дивизия идет вперед

Брянскими лесами вдоль фронта идет 380-я Орловская дивизия. Мне не говорят о задаче, которую дивизии предстоит выполнить, да и зачем мне знать! Я знаю вполне достаточно — дивизия двигается на врага, Орловская операция ощущается ею как операция вчерашнего дня, и оттого лица у всех сияющие, веселые и нежные. Одно плохо: по чувству — Орловская операция происходила вчера, а как рассказывать о вчерашнем? Поэтому рассказы о взятии Орла — без того лоска, который накладывается временем. Я беллетрист, привык к лоску времени, к благословенно-медленному течению мемуаров, поэтому я недоволен. Я часто спрашиваю у командира дивизии полковника Кустова:

— Как же было то-то и то-то в Орле?

Он делает широкий жест, словно бросает, сея, горсть зерна:

— Так же как и здесь. Приглядывайтесь. Глядите на орлов!

Дивизия идет ночью. Когда мы из лесу выходим в поле, явственно обозначается линия немецкой обороны; ракеты, пулеметы, орудия, минометы вычерчивают в темном, слегка дождливом небе багрово вздрагивающую полосу огня.

Трепетно поблескивает под молодым месяцем поле. В глубину беспечного неба стремятся облака с радужными от взрывов краями. Пехота тяжело шагает по ухабистой и, пожалуй, чересчур мягкой дороге: спать бы на такой перине, а не ходить — настолько дорога взбита, изрыта, исхожена.

Но до сна ли тут? Я не слышал слова «сон». Вместо «опит» говорят «отдыхает». Да так оно и есть! Не имея возможности спать ни восемь часов, ни шесть, человек отдыхает четыре — пять, чтобы снова приняться за тяжелый труд войны, чтобы совершенно лишить противника не только сна, но и отдыха. И не только отдыха, но и возможности передвигать ноги!

Ночью здешние леса таинственно прекрасны. Сколь ни рубили их немцы, сколь ни жгли, по-прежнему поднимаются вверх могучие сосны, по-прежнему сладко и проворно шелестят вольные березы, и усатые дубы так огромны, что вокруг них в тени уляжется целая деревня. Душистым, мягким, осенним уже запахом веет от леса — и вспоминаешь детство, старину, которой всегда оно овеяно, старинные предания, и кажется, что ты сам живешь в бессмертном предании.

А разве оно не так? Разве не вечным преданием останутся в памяти потомков наших эти леса, навевающие на немцев губительно слепой ужас? Разве не навечно сохранятся песни о солдатах и партизанах, сражавшихся за отчизну в этих лесах, сражавшихся с мужеством и умением необычайным, с тем же умением, с которым они подходили к Орлу и брали его!

Когда мы приехали в штаб армии, он находился в одной из деревень на границе Брянских лесов. Перед деревней — речка с плоскими берегами и такой же плоский деревянный мост. Здесь во времена немецкого полонения стоял огромный, в четыре человеческих роста, щит с надписью по-немецки: «Внимание! Опасность! Партизаны!» Но мало надписи. Неподалеку от моста немцы выстроили деревянные блокгаузы с бойницами и резко угловатыми башнями вроде тех, какие мы видели в детстве в иллюстрациях к Стивенсону и Куперу. И опять-таки мало им блокгаузов. Защищаясь от ужаса леса, немцы обнесли крайние дома деревни тройным забором, земляным валом и колючей проволокой.

А разве не богатырским преданием веет от этой дивизии, что под мелким и прозрачным дождем шагает по лесным дорогам? Издалека шла она, чтобы затем огненно-яростным тараном прорвать оборону немцев на реке Зуше, громить их до самого Орла, войти в Орел и стать отныне «Орловской»! В этой дивизии полторы тысячи орденоносцев и медаленосцев. Полторы тысячи подвигов — разумеется, не считая тех, что остались неучтенными.