Изменить стиль страницы

Тем не менее на лице Кейтеля выражение некоей обидчивости и непонятливости. Всей своей позой он хочет сказать: «Помилуйте! Причем тут я? Я только исполнял приказания фюрера, исполнял свой воинский долг. Разве меня можно судить за исполнение воинского долга и приказа?»

Этот аргумент прозвучал и в попытке Геринга выступить перед судом при опросе подсудимых в их виновности. Суд оборвал эту декларацию, указав, что Геринг, поскольку он выбрал защитника и отказался от личной защиты, не имеет права теперь обращаться лично к трибуналу и должен делать это через своего защитника.

Аргумент этот не только глуп и бессмыслен и звучит, как холостой выстрел, но и сам по себе он преступен, как попытка фашистов сохранить свой генеральный штаб, с тем чтобы создать новую, еще более жестокую и страшную войну, если можно вообразить, что возможна война еще более ужасная, чем эта.

Интересно поэтому проследить, откуда пошел миф о разделении политической и военной системы у гитлеровцев и существовало ли вообще подобное разделение.

Свидетель генерал Лахузен, которому нет оснований не доверять в данном вопросе, передавал такие слова Кейтеля:

— Основа всех наших действий должна быть в первую очередь нацистская, во вторую очередь — военная, а там уже все остальное.

И все действия фашистов показывают, что так оно и было. Аргумент же о разделении военной и политической системы заготовлялся, так сказать, для дальнейшего. Фашисты не так уж безусловно верили в свою победу. Как вы теперь знаете из опубликованных документов, Гитлер в ноябре 1937 года, выступая в узком кругу своих ближайших советников и помощников, сказал, что заговор о захвате Европы и Азии, который они будут осуществлять, подвержен риску, и что бывают поражения, и что Бисмарк и Фридрих тоже испытывали поражения, и что надо быть готовым к возможности поражения.

Отсюда, из возможности поражения, которое не могло бы случиться без единения и дружбы свободолюбивых народов мира, вытекают и стратегия и тактика, которых придерживаются фашисты вплоть до сегодняшних дней, когда фашизму наносится последний, решительный и смертельный удар… Отсюда, из возможности поражения, и самохвальство Гитлера, крики его, что «все существование зависит от меня, от моего существования, от моих политических способностей».

Обвинение, подтверждаемое фактами, людьми и документами, изо дня в день четко и ясно говорит, что все фашистские организации и члены этих организаций, упомянутые в обвинительном заключении как участники заговора, разделяют ответственность за все свои заговорщицкие и подлые действия.

И тут уж ни за каким военным приказом Кейтелю не спрятаться, и его зеленоватый мундир не скроет его среди рощи документов, которые совсем другого цвета. Обвинение доказывает пункт за пунктом, что дело не только в одном Гитлере и его приказах. Преступления создали все преступники сообща, и если Кейтель попытается сказать, что он слепо повиновался Гитлеру, то документы скажут совсем другое. Дело обстояло проще. Они выполняли не военный долг, не военный приказ. Они сознательно шли на грабеж, насилия и издевательства.

После захвата Австрии в 1938 году, захвата, осуществленного посредством ряда самых гнуснейших и отвратительнейших махинаций, банда преступников, сидящая ныне на скамье подсудимых, вместе с Гитлером начала готовиться к захвату Чехословакии.

Чехословакия. Прекрасная, тенистая, зеленая и трудолюбивейшая страна. На редкость талантливый и поэтичный народ, где каждый человек сверкает поэзией и трудом, как листочки поутру под солнцем, унизанные росинками.

Не только славянские народы Советского Союза, но и вообще все наши народы издавна развивали и закрепляли с Чехословакией самые дружеские и самые доброжелательные отношения. Но если даже допустить, что таких дружеских и братских отношений не было, если допустить, что мы бы находились очень далеко друг от друга, все равно и тогда то, что сделали фашисты с Чехословакией, не могло не возбудить самого сильного и самого чистого негодования, как вообще не могут не возбудить негодования подлые поступки фашистов в каждом честном человеке.

Чувство негодования встает сегодня с особой силою, когда перед трибуналом развертываются документы, шаг за шагом вскрывающие отвратительные этапы агрессии немецких фашистов, объединенных с фашистами венгерскими и итальянскими, против мирной Чехословакии.

Когда немцы обещают дружбу, жди выстрела в спину.

Геринг заверяет «честным словом», что Германия никогда не нападет на Чехословакию.

Кейтель в это время готовит «инцидент»: убийство германского посла в Праге, дабы был повод для обмана международного общественного мнения, когда германские войска бросятся через чехословацкую границу.

Тощий генерал Иодль, который и сейчас сидит за спиной Кейтеля, отмечает в своем так называемом «карандашном дневнике», выдержки из которого публикуются на суде, все подробности разработки «зеленого плана» — плана уничтожения свободной и независимой Чехословакии. Некий неизвестный день назначен «икс-днем», на некий день нападения надета черная маска, и дата этого дня не сообщается никому, даже Муссолини.

Кейтель пишет «меморандум», направленный Гитлеру, — совет, как внезапно и стремительно может быть захвачена Чехословакия.

Вот и сейчас, когда читают этот «меморандум» Кейтеля, шпаргалку, по которой Гитлер пишет свои категорические «директивы», Кейтель сидит, опустив голову и покусывая зубами желтый карандаш. Он опустил голову не потому, что ему стыдно. Нет, он записывает что-то, может быть, отрицание своего «меморандума», на котором стоят его инициалы и в котором он уговаривал Гитлера учитывать элемент неожиданности как самый важный фактор стратегии. Гитлер принял этот «меморандум» и объявил его «моим свободным решением».

Учитывается в «меморандуме» не только «инцидент» с убийством германского посла, который имеет для этих прохвостов «первостепенное значение», но учитывается даже и то, что во время «инцидента» должна быть благоприятная погода для полета бомбардировщиков на Прагу. По подлости документ — явление исключительное, но самыми исключительными являются в нем слова Кейтеля: «Если фюрер согласен с этим планом, нет надобности в дискуссии». Действительно, чего ж тут дискутировать!..

«Икс-день», бандитский день в маске приближается.

Этот черный «икс-день» по-прежнему хранится в глубочайшей тайне.

Дело в том, что и Гитлер, и Геринг, и Кейтель, и другие преступники чрезвычайно заинтересованы в неожиданном осуществлении «зеленого плана» как потому, что внезапный захват Чехословакии скует волю западных держав к выступлению против Германии, так и потому, что немцы желают захватить богатую чехословацкую промышленность неповрежденной, с тем чтобы она работала для осуществления их дальнейших агрессивных планов. За четыре месяца до нападения на Чехословакию фашистские лидеры, сидящие сейчас на скамье подсудимых, уже рассчитали и разложили по графам, что и сколько даст Германии чехословацкая промышленность, если «зеленый план» удастся осуществить.

…В окно комнаты видна нюрнбергская улица. Влево — сильно поврежденное темно-серое здание с колоннами. Над порталом его аллегорические фигуры, так залепленные пеплом пожарищ, что и не разберешь, кого они изображают. Одна фигура довольно ясно видна, и то лишь потому, что основой для этой фигуры была кирпичная кладка и от осколка снаряда кладка эта обнажилась и темно-красный кирпич бросает отсветы на остатки фигуры. Я вижу толстое улыбающееся лицо и руку, приближающуюся к голове. Плющ увил стену здания, и с одной стороны кое-где сохранились изжелта-зеленые листья: морозов еще не было, хотя и сейчас падает мокрый снег. К зданию примыкает дощатый барак, там горит костер, и дым вырывается сквозь щели барака. Через улицу — светло-серое здание с высокой и покатой крышей, этак этажа в два (такие крыши довольно часто встречаются здесь), крыша эта постепенно поднимается вверх и похожа на огромный могильный холм, да вдобавок с окошечками для проветривания. Три верхних этажа этого дома пусты, выгорели, и по ним свободно гуляют ветер и снег, а окна нижнего этажа заложены кирпичом, и только оставлены в них крошечные оконца, вроде тех, что на крыше. Смотришь, и кажется, что могильный холм наверху и могильный холм внизу, а посредине все выбито. Из нижних окошечек высунулись трубы времянок, идет густой беловатый дым и пахнет бумагой. Рядом с этим домом — большой четырехэтажный, и в трех этажах его окна наглухо заложены кирпичом. Всюду на улицах рядом с тротуарами, у домов, в садиках груды темного битого кирпича и черепицы. Такой вид типичен для Нюрнберга.