В том же самом столетии ересь, возникшая по разным причинам, сильно встревожила римскую церковь. Всеобщий дух подозрительности, который был в самом разгаре, в разных странах принимал разные направления и почти везде возбуждал скептическое недовольство догмами церкви. Такие взгляды пользовались большим доверием у бедных классов из-за разложения духовенства, слишком многие представители которого богатством и ленью демонстрировали пренебреженье к морали, столь рекомендованной религиозной доктриной. Почти в каждой стране Европы в перенаселенных городах или в диком безлюдье деревень таились секты, которые сходились главным образом в своей враждебности к верховенству Рима и желании сбросить его господство. Вальденсы и альбигойцы[209] были многочисленными партиями, действующими на юге Франции. Романисты ( то есть сторонники Рима, ромафилы) стремились объединить доктрину ереси с ведовством, которое, согласно их мнению, особенно широко распространено там, где были наиболее многочисленны протестанты, и, что тем более горько, они не колеблясь бросали обвинение в колдовстве, как само собой разумеющееся, тем, кто был не согласен с католическими канонами веры. Иезуит Дельрио называет несколько оснований сходства, которое он считает безусловным, между протестантом и колдуном: он обвиняет протестанта, принявшего мнение Вира и других защитников дьявола (как он называет всех, кто против его собственного мнения, касающегося колдовства), таким образом укрепляя королевство Сатаны против церкви.
Замечательный отрывок у Монстреле излагает точку зрения католиков, изложенную в виде очень бессвязных и путанных доктрин о ереси и практике колдовства, и рассказывает о том, как встреча безобидных протестантов могла быть самым изощренным образом объявлена шабашем ведьм и колдунов.
«В этом году (1459) в городе Аррас и графстве Артуа возникло, благодаря ужасному и грустному случаю, течение, названное, не знаю почему, религией вальденсов. Эта секта состояла, говорят, из определенных людей, мужчин и женщин, которые под покровом ночи с помощью дьявола восстановили некое уединенное место среди лесов и пустошей, где дьявол являлся им в человеческом облике, но при этом он никогда не был виден полностью, он читал собравшимся книгу своих законов, сообщал о том, как все они должны ему повиноваться, распределял между ними немного денег и большое количество еды, и все завершалось сценой общего распутства, после чего каждый из собравшихся доставлялся домой, где он или она жили. «По обвинениям в осуществлении таких актов сумасшествия, — продолжает Монстреле, — несколько доверчивых людей в городе Аррас были арестованы и помещены в тюрьму, среди них было несколько глупых женщин и недальновидных мужчин. Они были подвергнуты столь ужасным пыткам, что некоторые из них признали правоту всех обвинений и сказали, кроме того, что видели и опознали на этих ночных сборищах много высокопоставленных лиц, прелатов, крупных феодалов и мэров нескольких мелких городков и крупных городов, при этом были названы такие имена, что допрашивающие решили все как следует проверить, пока же ограничились тем, что пытками заставили допрашиваемых обвинить своих феодалов. Некоторых из тех, против кого была собрана такая информация, арестовали, бросили в тюрьму и столько времени пытали, что они тоже были вынуждены признать выдвинутые против них обвинения. После этого те, кто принадлежал к среднему сословию, были осуждены и самым жестоким образом сожжены, тогда как более богатые и влиятельные из обвиняемых откупились значительными суммами денег, избежав наказания и позора, сопровождающего его.
Многих из тех, кто также признался, допрашивающие убеждали держаться этих показаний и обещали сохранить жизнь и состояние. Были, правда, и такие, которые перенесли, с чудовищным терпением и упорством, применяемые к ним пытки и ничего не сказали по поводу предъявляемого обвинения, но они также должны были выплатить огромные суммы денег судьям, которые потребовали, чтобы те, кто, несмотря на плохое с ними обращение, еще мог двигаться, покинули страну». Монстреле пугает нас эти шокирующим рассказом, информируя:
«Не будем скрывать: все обвинение было уловкой хитрецов, использовавших ее для своих корыстных целей, чтобы путем этих фальшивых обвинений и вынужденных признаний разрушить жизнь, честь и состояние зажиточных персон». Дельрио сам признается, что Франсуа Боден сообщает о выдуманном наказании, но настоящем преследовании этих вальденсов, теми же словами, что и Монстреле, чьи подозрения отчетливо высказаны, и добавляет, что парламент Парижа, услышав об этом деле, объявил приговор незаконным, а судей — чудовищно несправедливыми своим постановлением от 20 мая 1491 года.
Иезуит Дельрио цитирует этот отрывок, но продолжает, явно упорствуя, считать обвинение правильным. «Вальденсы (альбигойцы являются их частью),— говорит он,— никогда не были свободны от самого гнусного избытка колдовства», и, наконец, хотя он позволяет судьям вести себя все более одиозно, но не может превозмочь себя и оправдать обвиняемых такими пристрастными обвинителями в ужасных преступлениях, которые едва ли будут когда-нибудь доказаны даже при самых убедительных уликах. Он апеллирует по этому случаю к работе Флоримонда об Антихристе. Введение к этой работе заслуживает того, чтобы ее процитировали, так хорошо она иллюстрирует условия, до которых была доведена страна, и производит впечатление, совсем противоположное тому, к которому стремился писатель. «Все те, кто подавал нам признаки прихода Антихриста, согласны, что увеличение количества колдунов и волшебников отличают грустный период его появления, а было ли время, столь омрачаемое ими, как наше? Места, отведенные для преступников перед нашими судами, заняты людьми, обвиняемыми в этом преступлении. Не хватает судей, чтобы судить их. Наши тюрьмы захлебнулись ими. Не проходит ни одного дня, чтобы мы не заливали наши трибуналы кровью приговоров, которые мы провозглашаем, или когда мы не возвращались в наши дома, обескураженные и напуганные; ужасными признаниями, которые мы обязаны были выслушать. И дьявол считается таким хорошим владыкой, что мы не можем отправить на костер столько его рабов, ибо из их пепла возникнет такое их количество, которого окажется достаточным, чтобы занять место ушедших».
Это последнее заявление, из которого видно, что наиболее активная и беспощадная часть инквизиции вышла на первые роли, соответствует заметкам историков о повторных преследованиях по ужасному обвинению в колдовстве. Булла папы Иннокентия VIII прозвучала как набат против этого страшного преступления и выставила его в самых мрачных тонах, в то же время она поощрила инквизиторов к безжалостному выполнению своих обязанностей, к поискам и наказанию виновных. «Дошло до наших ушей, — говорится в булле, — что многие из мужчин и женщин не избегают общения с дьяволом и что этими колдовскими занятиями они причиняют горе и людям, и животным, что они губят браки, вредят родам у женщин и не дают увеличиваться поголовью рогатого скота, они вредят зерну, виноградникам, плодам на деревьях, траве и посевам на полях». Для каждого такого случая у инквизиторов на вооружении была апостольская власть, они призывали «осудить, заключить в тюрьму, наказать» и так далее. Ужасны были последствия этой буллы на всем континенте, особенно в Италии, Германии и Франции. Около 1485 года Куманус сжег под видом ведьм сорок одну бедную женщину за один год в графстве Бурлиа (Пьемонт). В последующие годы он продолжал преследование с таким неослабевающим рвением, что многие бежали из страны.
Альциат[210] заявляет, что один инквизитор в тот же самый период сжег сотню колдунов в Пьемонте и продолжал упорствовать при расследовании до такой степени, что терпение людей кончилось, они собирались и уезжали из страны, после чего вся сфера полномочий перешла к архиепископу. Этот прелат консультировался с Альциатом, который тогда только получил докторскую степень по гражданскому праву, в области которого позднее прославился. Перед судом предстали несколько несчастных колдуний, которых, согласно гражданскому праву, приговорили к лечению чемерицей, а не к смерти на костре. Одни из них обвинялись в том, что насмехались над распятием и отрицали свое спасение во Христе, другие убегали, чтобы участвовать в шабаше ведьм, несмотря на все запреты, некоторые только присоединились к групповым танцам вокруг дерева ведьм. Мужья и родственники клялись, что эти женщины оставались в постели и спали во время предполагаемых экскурсий. Альциат рекомендовал мягкие и умеренные наказания, постепенно люди в стране стали успокаиваться.