ГЛАВА ТРЕТЬЯ Гун-Cунь Чоу Часть первая (9 статей)
3.1. Гун-Сунь Чоу спросил Мэн-цзы:
– Учитель, если бы вы встали у кормила правления во владении Ци, смогли бы ли вы повторить заслуги, совершенные Гуань Чжуном и Янь-цзы (в прошлом. – В. К.)?
Мэн-цзы ответил:
– Ты – истый уроженец Ци: знаешь только про Гуань Чжу-на и Янь-цзы, вот и все!
Однажды кто-то спросил Цзэн Си: «Уважаемый, кто из вас более мудрый: ты или Цзы-Лу?» Цзэн Си почтительно поднялся и сказал: «Мой покойный мудрый дед испытывал робость перед ним». Тот еще спросил: «В таком случае скажи, уважаемый, кто мудрее: ты или Гуань Чжун?» Тут Цзэн Си внезапно изменился в лице и с негодованием ответил: «Давал ли я тебе когда-либо повод сравнивать меня с Гуань Чжуном? Добивался ли я расположения правителя так исключительно, как он? Занимался ли я делами управления (владением. – В. К.) столь продолжительно [долго], как он? А „подвиги" и „заслуги" оказались бы столь низкими (презренными. – В. К.), как у него! Было ли у тебя когда-нибудь и что-либо такое, что позволило бы тебе сравнивать меня во всем [этом] с Гуань Чжуном?»
Так вот, отвечу тебе так: считаешь ли ты, что я желал бы совершать то, что делал Гуань Чжун, но чего Цзэн Си не сделал бы? Гун-Сунь Чоу сказал:
– Все-таки благодаря Гуань Чжуну его правитель стал ба – предводителем всех владетельных князей; а благодаря Янь-цзы его правитель сделался прославленным. По-твоему, выходит, что Гуань Чжун и Янь-цзы были недостойны, чтобы подражать им в делах, так ли?
Мэн-цзы ответил:
– Помочь правителю Ци сделаться ваном так же легко, как перевернуть ладонь руки.
Гун-Сунь Чоу на это сказал:
– Если так, то сомнения вашего ученика, т. е. мои, возрастают еще в большей мере, тем более от того, что нравственные качества (доблести, дэ – В. К.) Вэнь-вана просуществовали в течение ста лет, а затем рухнули, так и не распространившись по всей Поднебесной. Когда же У-ван, а затем Чжоу-гун продолжили дело Вэнь-вана, тогда только эти начала широко распространились.
Ныне же вы утверждаете, что сделаться ваном совсем легко. Значит, Вэнь-ван не заслужил того, чтобы подражать ему, так ли?
Мэн-цзы на это сказал:
«Как можно сопоставлять себя с Вэнь-ваном? Мудрых и просвещенных государей было шесть или семь, начиная счет с Чэн Тана и до У-Дина. Поднебесная подпала в подчинение иньцам на долгое время, а раз надолго, то, значит, трудно было изменить положение в ней. У-Дин, принимая на утренних приемах владетельных князей-чжухоу, настолько расположил их к себе, что ему овладеть Поднебесной было бы так же легко, как катать шарики на ладони. Изгнание У-Дина иньским властителем Чжоу длилось не так уж долго. По-видимому, еще сохранились те обычаи, нравы и добрые начала в управлении, которые были унаследованы от его родовой семьи. К тому же были еще живы Вэй-цзы, Вэй-Чжун, княжичи Би Гань, Цзы-цзы и Цзяо Гэ, которые отличались своей мудростью. Они помогали в качестве советников правителю и как помощники. Вот почему дело Вэнь-вана продолжалось столь долго и лишь впоследствии начало забываться. При Вэнь-ване не было ни пяди земли, которая не принадлежала бы его владению; не было ни одного народа, который не считал бы себя его подданным, между тем Вэнь-ван начал свое правление, имея владение всего лишь в сто ли. Вот почему трудно сопоставить себя с ним.
У жителей владения Ци есть такая поговорка: „Хоть имеешь ум да разум, а все лучше уметь воспользоваться обстоятельствами, чем мудрить зря; хоть имеешь мотыгу и заступ, а все лучше дождаться времени полевых работ, чем действовать ими без толку". Сейчас как раз такое время, когда легче всего действовать. В годы полного расцвета династий Ся, Инь и Чжоу земель у них было не свыше тысячи ли, а ныне одно только владение Ци имеет столько же земель. В те времена петушиные крики и собачий лай, свидетельствующие о многолюдности населения, были слышны повсюду и достигали всех четырех сторон границ тогдашних владений, а ныне одно только владение Ци имеет такое же густое население. При осуществлении нелицеприятного образа правления любой правитель станет править, как настоящий ван, не изменяя ни земельных границ, ни густоты населения, и никто не сможет воспротивиться ему.
К тому же еще не бывало столь продолжительного времени, чем теперь, чтобы ван не проявлял себя достойным правителем; еще не бывало большей скорби народа о жестоком правлении, чем в настоящее время. Известно, что голодного легко накормить, а жаждущего легко напоить. Кун-цзы говорил: „Добродетель распространяется быстрее, чем указ, передаваемый пешими и конными гонцами" (12). Для нынешнего времени проведение нелицеприятного правления во владениях, обладающих десятками тысяч боевых колесниц, принесет народу такую же радость, какую испытает повешенный вниз головой при его освобождении. Поэтому выполнение хотя бы наполовину того дела, которому служили люди из древних времен, непременно завершится двойным успехом. Это тем более справедливо для настоящего времени».
3.2. Обращаясь к Мэн-цзы, Гун-Сунь Чоу спросил:
– Учитель, если б вам дали звание высшего сановника-цин или советника правителя «сян» и предоставили полную возможность осуществлять ваш путь управления во владении Ци, и пусть бы предводитель владетельных князей-ба и сам правитель-ван не возражали против этого, в этом случае ваше сердце дрогнуло бы или нет?
Мэн-цзы ответил:
– Нет! У меня с сорока лет сердце не содрогается.
Тот сказал:
– Если это так, то вы, учитель, далеко превосходите храбреца Мэн-Бэня.
Мэн-цзы ответил:
– Это же не трудно! Ведь и мудрец Гао-цзы раньше меня перестал содрогаться сердцем.
Гун-Сунь Чоу спросил:
– Имеется ли путь к тому, чтобы перестать содрогаться сердцем?
Мэн-цзы ответил:
«Имеется! Мужественный Бэй-Гун Ю, когда воспитывал в себе храбрость, не уклонялся от уколов в свое тело, не отводил взора от направленного в него острия. Причем его не оставляла мысль, что дрогни он хоть на волосок, значит, посрамит себя в глазах людей, будто его секут на базаре. Он ни от кого не принимал оскорблений: ни от презренных торгашей в просторных одеждах из грубого сукна, ни от владетелей сотни сотен боевых колесниц. Для него было безразлично, заколоть ли владетеля сотни сотен боевых колесниц или мужчину в грубой одежде. Для него не существовало строгих владетельных князей-чжухоу. На их злые окрики он обязательно отвечал такими же. Другой храбрец, Мэн Ши-Шэ, воспитывая храбрость, внушал себе: „Рассматривай неуспех свой как победу. Кто взвешивает силы врага и тогда только наступает, кто обдумывает победу и тогда только вступает в сражение, тот, значит, страшится мощи тройного войска врага. Разве я, Шэ, могу быть всегда уверенным в обязательной своей победе? Я могу добиться лишь того, чтобы не иметь страха, и только!"
Так как тебе ведь еще неизвестно, кто из этих двух храбрых мужей был рассудительнее, умнее в храбрости, сравни Мэн Ши-Шэ с Цзэн-цзы, а Бэй-Гун Ю с Цзы-Ся. Окажется, что самообладание все же было у Мэн Ши-Шэ.
Когда-то в прошлом Цзэн-цзы говорил своему ученику Цзы-Сяну: „Любишь ли ты храбрость? Мне вот довелось как-то слушать о великой храбрости от моего учителя Кун-цзы. Он говорил: «Как мне не быть в тревоге, когда, обратившись к самому себе, я нахожу, что был не прав, хотя бы и перед торгашом в просторной грубой одежде? Когда же, обратившись к самому себе, я нахожу, что прав во всем, то пойду против всех, хотя бы их было тысяча и даже десять тысяч человек!»"
И опять же, присутствие духа, которым владел Мэн Ши-Шэ, оказывается, не идет ни в какое сравнение с самообладанием Цзэн-цзы».
Гун-Сунь Чоу вновь спросил:
– Разрешите мне узнать, какова же невозмутимость сердца у вас, учитель, и какова у Гао-цзы? Осмелюсь спросить вас об этом!
Мэн-цзы ответил:
«Гао-цзы говорит: „Не ищи в своем сердце того, что не удается выразить в слове; не ищи в своем духе того, что не удается обрести в сердце".
С тем, чтобы не искать в своем духе того, что не удается обрести в сердце, можно согласиться, но с тем, чтобы не искать в сердце того, что не удается выразить в слове, согласиться нельзя. Ведь предводителем духа является воля, а дух – наполнитель тела. В нем (теле. – В. К.) воля является ведущей, а дух – второстепенным. Потому-то я и говорю: „Поддерживая волю свою, не возмущай духа своего!"»