ГЛАВА ДЕВЯТАЯ Вань Чжан Часть первая (9 статей)

9.1. Вань Чжан задал Мэн-цзы такой вопрос:

– Известно, что, когда Шунь направлялся в поле, он взывал к Небу и беззвучно плакал. Для чего он взывал и почему плакал?

Мэн-цзы ответил:

– Был обижен лаской и роптал. Вань Чжан удивился:

– Кого любят отец и мать, должен радоваться, но не забываться! Кого ненавидят отец и мать, должен трудиться на них и не роптать. Если это так, то как же Шунь роптал?

Мэн-цзы ответил:

«Когда-то Чан Си спросил у своего учителя Гун-Мин Гао: „О том, что Шунь уходил в поле, я уже удостоился услышать от вас, но о том, что он взывал и беззвучно плакал, обращаясь к Небу, к отцу и матери, – этого я не знал".

Гун-Мин Гао полагал, что сердце почтительного сына не такое беспечное. Тот ему ответил: „Я изо всех сил пашу поле, считаю своим сыновним долгом снабжать родителей, и все. А что мне до того, если родители не любят меня?"

Верховный правитель (Яо. – В. К.) послал своих детей, девять сыновей и двух дочерей, всех чиновников, коров и овец, припасы из житниц и амбаров, чтобы услужить Шуню на полях. Многие из служилых людей-ши в Поднебесной направились к нему. Верховный правитель собирался сделать его помощником в управлении Поднебесной и переселил его к себе.

Но неугодный своим родителям подобен бедняку-нищему, у которого нет приюта.

Другой хотел бы, чтобы все служилые Поднебесной радовались ему, а Шуню этого было недостаточно, чтоб развеять свою печаль.

Сластолюбцу хотелось бы того, чтоб жениться на двух дочерях царя, а Шуню этого было недостаточно, чтобы развеять свою печаль.

Богачу хотелось бы обладать богатствами всей Поднебесной, а Шуню этого было недостаточно, чтобы развеять свою печаль.

Тщеславному человеку хотелось бы, чтобы быть знатным, как Сын Неба, а Шуню этого было недостаточно, чтобы развеять свою печаль.

Он был таким, для которого ни подобострастие людей, ни сластолюбие, ни богатство, ни знатность не были достаточны, чтобы развеять свою печаль.

Лишь бы угодить родителям – вот что могло бы развеять его печаль.

В детстве люди ласкаются к отцу и матери; познав сластолюбие, они ласкаются к молоденьким красоткам; имея жен и детей, ласкаются к ним. Кто служит, тот ластится к своему государю, а если не угодит ему, то находится словно в горячке.

Люди великой почтительности к родителям всю жизнь ласковы к своим родителям.

В великом Шуне я вижу такого, который и в пятьдесят лет все же искал ласки родителей».

9.2. Вань Чжан задал Мэн-цзы такой вопрос:

– В Стихах говорится:

Кто, как не Шунь, должен был бы поверить этим словам. Как же получилось, что Шунь женился, не объявив об этом? Мэн-цзы ответил:

– Если бы он объявил, то ему не удалось бы жениться. Пребывание мужчины и женщины во внутренних покоях дома – это великое дело во взаимоотношениях людей. Если бы Шунь объявил (что он женат на двух государевых дочках Яо. – В. К.), то уничтожил бы это великое взаимоотношение и огорчил бы своих родителей. Вот почему он не объявил. Вань Чжан сказал:

– Я удостоился услышать от вас о том, почему Шунь женился, не сообщив (родителям. – В. К.). Но почему же не было объявлено о том, что «ди» (император Яо. – В. К.) женит Шуня?

Мэн-цзы сказал:

– «Ди» тоже знал, что, если бы было об этом объявлено, ему не удалось бы женить Шуня.

Вань Чжан тогда задал другой вопрос:

«Известно, что отец и мать Шуня послали его покрыть крышей житницу. Оттащив лестницу, Гу-Соу [40] поджег эту житницу.

Известно также, что, послав Шуня чистить колодец, родители сами вышли из него, а Шуня завалили в нем.

Сводный брат Шуня, по имени Сян, говорил: „Мне принадлежит заслуга в замысле погубить этого столичного властителя. Его коров и овец – родителям, житницы и амбары – родителям; щиты и копья – мне, гусли – мне, резной лук – мне и двух золовок заставлю стелить мою постель!"

Сян направился во дворец к Шуню и вошел туда. К его удивлению, Шунь уже находился на ложе и играл на гуслях. Сян смутился и сказал ему: „Томлюсь от тоски. Думаю о тебе, государь мой!" Шунь сказал: „Я хотел бы, чтоб всем слугам и простому народу ты бы дал мое правление".

Не могу понять, неужели Шунь не знал, что Сян готовился погубить его?»

Мэн-цзы ответил:

– Как же не знал? Когда Сян грустил, Шунь тоже грустил, когда тот радовался, Шунь тоже радовался.

Ученик спросил:

– Получается, что Шунь был таким, который радовался притворно. Не так ли?

Мэн-цзы ответил:

«Нет! В старину был такой случай. Кто-то угостил Цзы-Чаня во владении Чжэн живой рыбой. Цзы-Чань велел смотрителю водоемов выпустить ее в пруд и кормить там. Смотритель зажарил рыбу и, докладывая об исполнении приказания, сказал: „Как только я выпустил рыбу, она была вялая, немного погодя стала резвиться и очень довольная исчезла!" На это Цзы-Чань задумчиво произнес два раза: „Она обрела свое место, обрела свое место!"

Смотритель водоемов вышел и сказал: „Кто из вас скажет, что Цзы-Чань умен? Я сжарил и съел рыбу, а он говорит: «Она обрела свое место, обрела свое место!»".

Выходит, что добропорядочного мужа можно обмануть, воспользовавшись его же способом рассуждать, но трудно погубить, если прибегнуть к тому пути, который он отвергает. Этот Сян явился к Шуню таким путем, каким являются из любви к старшему брату, потому Шунь искренне поверил и обрадовался ему. Какое же тут было притворство?»

9.3. Вань Чжан задал Мэн-цзы такой вопрос:

– Почему же Шунь, когда он был возведен Сыном Неба, ограничился только тем, что сослал сводного брата Сяна, хотя тот что ни день считал своим кровным делом умертвить Шуня?

Мэн-цзы сказал:

– Шунь пожаловал ему владение. Но некоторые говорят, будто он сослал его.

Вань Чжан продолжал:

– Шунь сослал Гун-гуна в Ючжоу (69), отправил на поселение Хуань-Доу в Чуншань, казнил Сань-Мяо в Саньвэе, умертвил Гуня в Юйшани. Предание казни этих четырех злодеев привело к тому, что вся Поднебесная покорилась Шуню, так как были осуждены те, кто был лицеприятным.

Между тем самым лицеприятным из всех был Сян, а ему было пожаловано владение в Юби. Чем же провинились жители этого владения (получив такого правителя. – В. К.)? Так ли, безусловно, должен был поступить Шунь, которого считают человеком, обладающим чувством нелицеприятности ко всем людям? Когда дело шло о других, то он казнил их, а коснулось его младшего брата, так он пожаловал его земельным владением!

Мэн-цзы ответил так:

– Человек с чувством нелицеприятности к людям относится к своему младшему брату откровенно: он не скрывает своего гнева' и не утаивает обиды к нему, любит его по-родственному, вот и все.

Питая к нему родственные чувства, он желает, чтобы тот сделался знатным; любя его, желает, чтобы тот был богатым. Пожаловав владение Юби младшему брату, Шунь этим сделал его богатым и знатным.

Можно ли сказать про Шуня, что он проявляет родственную любовь к младшему брату, если бы сам занимал положение Сына Неба, а младший брат оставался бы на положении простого мужика?

Ученик спросил:

– Осмелюсь спросить, что значит сказанное вами: «Некоторые говорят, будто он сослал его»?

Мэн-цзы ответил:

– Сяну не дана была возможность заниматься делами управления в том владении. Сын Неба послал чиновников править тем владением и через них взимал налоги и подати. Вот почему и говорят, что Сян был на положении сосланного. Разве ему удалось бы мучить свой народ в таких условиях?

Несмотря на это, Шунь постоянно желал видеться с ним, поэтому тот беспрестанно приезжал к нему.

Помнишь, «не дожидаясь срока поднесения дани владетельными князьями с отчетами по делам управления, Шунь принимал владетеля Юби»[41], – здесь как раз об этом говорится.

9.4. Сянь-Цю Мэн задал Мэн-цзы такой вопрос:

– В Изречениях сказано: «Служилый-ши, преисполненный добродетелями, никак не допустит того, чтобы его правитель был унижен в слугу, а отец поставлен в положение сына» (70). Между тем Шунь, вступив на престол, сидел на троне лицом на юг (71), а на утренние приемы к нему являлся прежний правитель Яо, возглавляя всех владетельных князей-чжухоу, и лица их были обращены на север. Даже Гу-Соу, присутствуя на утренних приемах, тоже обращал лицо к северу. При виде отца Гу-Соу Шуню было настолько не по себе, что он не находил места (букв.: «поджимал под себя ноги». – В. К.). По этому поводу Кун-цзы восклицал: «Ах! В какой беде оказалась в те времена Поднебесная! Опаснее опасного!» (72) Не знаю, насколько это изречение правдиво?