Обман
В неведении находился один Овчина. Лишь на пути к княжескому дворцу принесли ему страшную весть: Андрей сидит в оковах, темницы забиты опальными новгородцами.
Охваченный гневом, ворвался он в покои великой княгини. Она отдыхала после завтрака с матерью и сыновьями. Увидев пылающее лицо своего любимца, попросила мать увести детей. Анна запротестовала было:
— Я не чужая здесь и тоже хочу знать, что случилось!
Но уже с первых слов Овчины поняла, что предстоящий разговор не для ваниных ушей, и потащила его к двери. Юра, как всегда безразлично, ковылял сзади.
— Как ты могла! Я же крест целовал! Божился, что не тронут твоего деверя и его людей, а ты князя Андрея в цепи заковала, жену с сыном и слуг его посадила под стражу! Как же я людям теперь в глаза глядеть стану?!
Откуда только взялись у бабушки силы — она вытолкала старшего внука за дверь и по переходам потащила в детскую.
— Пойдем, пойдем, Ваня, тебя давно уже дядька ждет! Ты урок-то выучил?
Но Ваня сумел вывернуться, выскользнул из цепких бабушкиных рук и умчался с быстротой, на какую только и способны семилетние мальчишки.
— Баба Аня, давай наперегонки: кто скорее добежит до детской!
На полпути он спрятался за распахнутой дверью и, дождавшись, когда старушка, тяжело дыша, проплелась мимо, шмыгнул обратно.
Дверь в столовую палату была приоткрыта, и мальчик от слова до слова слышал разговор, а точнее перепалку между Овчиной и матерью.
— … Вот какой ты меня представил — хуже некуда! — оскорбленно говорила мать. — А сам каков? Кто разрешил тебе за меня, государыню твою, и за великого князя клятву на кресте давать? Было у тебя на то мое согласие? Посылал ты гонца за ним?
— До гонца ль тут было?! — защищался Овчина. — Там счет на минуты шел! Еще немного — и полилась бы кровь. Сколько семей осталось бы без отцов, сколько сирот! Ты послала меня добыть победу, и я ее добыл, только не мечом, а крестным целованием! И за это ты заклеймила меня позором клятвопреступника!
— Выходит, я за тебя должна печься, а о государстве и юном государе забыть? Может, мне в честь мятежников пир устроить? Да замирись я с ними — они завтра ж порушат порядок, перебьют нас всех, и великого князя, и верных друзей! И тебя, миролюбца, тоже не пощадят! В народе говорят: «Всяк сверчок знай свой шесток», и тем, кто забыл эту мудрость, надо напомнить ее и крамолу пресечь, другим в назидание!
— Государыня, матушка, умоляю: будь благоразумна! Князь Андрей — дядя ванин! Он добрый и смирный человек! Все, что он сделал — не от жажды власти, а от отчаянья и страха за себя и свою семью. Надевать на него наручники и железную шляпу[32] — жестоко и несправедливо — не вынесет он такого страдания! А в чем виноваты его жена и сын Володя, двоюродный братец и дружок ванин — за что их-то пленили?..
Тут Ваня не выдержал — ворвался в комнату и со слезами бросился к матери. Сжав пальцы в кулачки, он стучал ими о ее колени и в исступлении кричал:
— Ты злая, злая!.. А дядя Андрей добрый, я его люблю… И он меня любит! Сними с него железную шляпу, сними сейчас же!
Из всего, что он услышал, «железная шляпа» особенно поразила его воображение. Она рисовалась ему вроде шапки Мономаха, которую только держали над его головой на особо торжественных приемах и на тяжесть которой жаловался даже отец. Но шапка из железа да еще наручники и цепи!.. Да разве можно так поступать с хорошим, добрым дядей Андреем?
Мальчик дрожал. Чувствовалось, что он на грани срыва. Елена страшно перепугалась. Она помнила, как он упал в обморок на церковной паперти в Иосифовом монастыре, и боялась, как бы это не повторилось.
— Да нет, сыночек, ты не понял! Я не собираюсь наказывать дядю Андрея, мы просто пошутили, подержали над головой эту шапку. Дядя просится домой к себе в Старицу и уедет туда вместе с тетей Ефросиньей и Володей…
— Поклянись, поклянись вот на моем крестике! — кричал Ваня.
Чтобы успокоить сына, Елена сделала и это — поцеловала крестик, который мальчик вынул из ворота.
— Ну вот, вот видишь, я сделала все, как ты хотел. Ты просто не так понял, ведь правда, дядя Овчинка? — Елена глазами приказала своему слуге подтвердить ее слова, и тот, жалея ребенка, кивнул головой. — А теперь иди на урок, учитель, поди, заждался тебя! Дядя Андрей уже сейчас собирается в Старицу, оттуда он пришлет тебе письмо, и мы с тобой вместе прочитаем его, ладно?
И Ваня поверил матери. Поверил потому, что очень любил ее и не мог сомневаться в клятве. Он еще не знал фальши и сталкивался с жестокостью только в сказках и былинах, но ведь там все было понарошку!..
А через несколько дней начали «сечь крамолу»: ближних бояр и советников князя Андрея, несмотря на их знатный сан, пытали. Одних казнили на торговой площади, другие умерли в темницах. А на людном тракте от Новгорода до самой Москвы на виселицах, сооруженных на равном расстоянии друг от друга, почти до самых морозов качались на ветру три десятка новгородских детей боярских и помещиков[33], иссеченных плетьми и батогами, а затем повешенных за то, что откликнулись на зов князя Андрея и пытались его защитить. По тракту этому долго не ездили люди, лишь воронье летало, расклевывая глаза и раны мучеников.
Через шесть месяцев умер князь Андрей под железной шляпой, в оковах, страдая от голода и холода, в той же темнице, где погиб его старший брат Юрий. Андрея хоронили в церкви Архангела Михаила со всеми почестями, положенными близкому родственнику великого князя. Незадолго до смерти дядя Андрей «прислал» из Старицы письмо племяннику, в котором сообщал о своей болезни. Мама сама прочитала его Ване. Потом дядя умер от этой болезни, и его привезли в Москву для захоронения, как положено членам великокняжеской фамилии. Ваня был на похоронах дяди и горько плакал, прильнув к матери, которая тоже была в слезах. Вечером Ваня горячо молился и просил Боженьку, чтобы он позволил дяде Андрею встретиться в райском саду с тятей, ведь тятя очень любил своего младшего брата.
А Елена в ту ночь впервые за последние годы спала крепко и спокойно: теперь не осталось ни одного претендента на великокняжеский престол, занятый ее сыном.
