Все на меня глядели, удивлялись: вот, дескать, храбрая какая девочка — бандитов не испугалась!

А я хоть и молчала, а сама думаю:

«А вы почем знаете, что не испугалась? Еще как испугалась-то».

Папа у нас неделю только и погостил. А потом опять воевать уехал.

А через день или через два меня в комсомол приняли.

Как-то вечером возвращаюсь с Ночкой из стада — вижу: ребята идут. Комсомольцы. И с ними наш Вася. Увидели меня — честь отдают.

— Здорово, — говорят, — товарищ военный инвалид. Мы к вам.

Я говорю:

— Ну что ж, милости просим.

Привела, усадила, спрашиваю:

— В чем дело?

— Дело, — говорят, — такое. В комсомол хочешь?

А я хоть и обрадовалась до полусмерти, а сама и виду не подаю. Отвернулась даже. Говорю:

— Я же маленькая…

Тут Вася мой подскочил, кулаком по столу ударил и говорит:

— Ну, ну! Не фасонь! Ты! Матрена Ивановна! Маленькая, да удаленькая…

Ребята смеются.

— Правильно, — говорят. — Об чем разговор. Пиши заявление.

Тогда я подумала и говорю:

— Ну, хорошо, ладно. Вот с коровой управлюсь и сяду писать…

А сама думаю:

«Чего мне писать? У меня уж все написано и переписано».

У меня заявление-то месяца три уж под подушкой лежало. Уж и пожелтело небось… Все дожидалось, пока я вырасту.