Лев Гумилевский ДРУГАЯ РЕВОЛЮЦИЯ Рассказ

У Полицейского моста вагон неожиданно остановился. Антошка прижался к стеклу, но ничего не увидел.

Сидевший против него седой важный барин прошипел раздраженно: «Безобразие!» — и пристукнул крючкастой палкой о пол. Кондуктор же, вернувшись в вагон, коротко объявил:

— Вагон не пойдет дальше, граждане!

— Почему?

— Потому, что не пойдет!

Кондуктор пожал плечами и наклонился к сумке, пересчитывая выручку. Пассажиры стали выходить, ворча и споря. Антошка оторвался от окна и пошел за другими, равнодушно помахивая узелком с картошками. Неожиданное приключение на знакомой скучной дороге было ему приятно. Он весело соскочил с площадки и оглянулся.

Сзади Невский, как всегда, сиял голубым заревом электрических фонарей. Сверкали витрины магазинов, таинственно мерцали расцвеченные вывесками фонари кинематографов, гудела плотная толпа пешеходов, звенели трамваи, ревели автомобили. Но впереди, за длинной цепью нанизанных на рельсы вагонов, огни были погашены, поперек улицы стояли цепью люди с винтовками, и за мостом грелись патрули у красных остовов тлеющих костров.

Мальчик ни на секунду не задумался: идти ли дальше, или вернуться домой. Он подбросил крошечный узелок свой, закинул его за плечо и пошел вперед.

У вагонов стояли кондуктора и пассажиры — они с любопытством смотрели на солдат.

Нарядная барыня, негодовавшая у ступеньки вагона, крикнула страшным голосом:

— Куда ты, мальчик! Там большевики!

Антошка оглянулся на нее с холодным любопытством, но промолчал и не замедлил шагов. Тогда, глядя ему вслед, она проворчала исступленно:

— А! Их же отродье! Шпион!

Стоявшие за мостом люди с винтовками видели, как шел к ним мальчик со смешным узелком за плечами, но не остановили его. Он подошел к костру, погрел ноги, потом руки, перекидывая из одной в другую узелок с торчащими ушками; и тогда, решив, что познакомил с собой других достаточно, он спросил сочувственно следивших за ним людей:

— Холодновато, братишки?

Один из них посмотрел на Антошку, угрюмо покачал головой и вдруг сурово оборвал его:

— А тебе-то что тут надо?

Во влажных глазах его струился смех, но Антошка вздрогнул от сурового вопроса. Помахав над костром узелком с картошками, он кивнул на цепь омертвевших вагонов:

— Трамвай не пошел дальше. А я вот жратву нес отцу. Мамка послала. Можно мне пройти?

— Куда?

— На Васильевский.

— Зачем?

— Да вот же к отцу, на фабрику…

— Кто он — отец твой?

— Рабочий.

— Откуда?

— С Невской ниточной…

Угрюмое лицо красногвардейца стало мягче. Он облокотился на винтовку и засмеялся:

— А на Васильевский зачем твой отец попал?

— Ушел вчера с делегатами туда на мануфактурку. И вот нет. Не емши, а мамка чуть не плачет — куда пропал… Найти надо. Вот картошек несу…

Красногвардеец переглянулся с товарищами — он, вероятно, был старшим. Один из слушавших бойкую болтовню Антошки солдат покачал головой:

— Не найдешь! Никого там нету теперь!

— А где они?

— Не знаю уж!

Антошка вздохнул. Вокруг него собрались люди с винтовками. Они разглядывали его и слушали. Осмелев, он потрогал винтовку у одного из них, присмотрелся к затвору и спросил:

— А вы зачем тут с ружьями стоите, братишки? Революция, братишки, да?

— Революция!

— А уж она была ведь — одна? Зимою, а?

— Была! Теперь другая будет!

— Ого, другая! — удивился Антошка, тихонько поглаживая скользкий ствол винтовки. — Другая! Это уж наша, братишки, да?

— Наша, — засмеялся красногвардеец, — наша.

— Чтоб лучше жить всем было?

— Вот именно!

— Тятька говорил! — вздохнул Антошка. — Тятька мне все говорил! Только не сладите вы с ними, пожалуй. Стрелять будете?

— Понадобится — и стрелять будем!

Антошка с завистью посмотрел на твердые руки, сжимавшие винтовку и приходившиеся ему против самых его глаз.

— А зачем вы тут караулите? Они где?

— Во дворце заперлись!

— Там?

— Там!

У мальчика сверкнули глаза. Красногвардеец усмехнулся:

— Отец у тебя не большевик?

— Большевик!

— А ты?

— Я тоже!

— Ага! Ну что с тобой делать — значит, ты свой! Ступай прямо, потом направо, выйдешь к арке — там спросишь, где с Невской ниточной дружина стоит! Гляди, и отца найдешь!

— Ой, братишки! Правда?

— Пойди погляди!

Антошка последил за указывавшим в темноту пальцем, взмахнул узелком и пошел недоверчиво от костра, думая, что его вернут назад и скажут, что смеялись. Но никто его не вернул. За углом он вздохнул свободно и побежал по каменной мостовой к огромной арке, которой обрывался переулочек, погруженный во тьму.

Под аркой, без костров, невидимые в темноте, стояли вооруженные люди. Антошка спросил деловито:

— С Невской ниточной дружина не здесь?

— Нет! Зачем надо?

— К отцу. Где они?

— Дальше!

Штык винтовки просунулся под арку, указывая путь. Антошка кивнул головой, проскользнул между рядами стражи и вышел на площадь. Там, как на другом берегу широкой черной реки, горел желтыми огнями бесчисленных окон Зимний дворец. Антошка увидел тени перебиравшихся через площадь людей и пошел весело за ними.

Отца нигде не было. Блуждая по площади, Антошка обошел кругом дворец. За его решетками, у ворот, у входов, у подъездов стояли часовые. Это были молодые люди, одетые в новенькие военные формы.

«Юнкера!» — подумал Антошка, припоминая не раз слышанное в этот вечер слово.

Слово было незнакомое и поэтому важное и жуткое, как эти люди с винтовками, охранявшие дворец и засевшего в нем неведомого врага.

Антошка нечаянно вышел на Зимнюю канавку и побрел по ней, прячась в тени гранитного барьера. Он дошел до арки дворца, никого не встретив. С этой стороны, видимо, не ожидали нападения. Здесь было тихо. Антошка даже свистнул от удивления, дивясь тому, что отсюда никто не думал нападать.

Он уже решился вернуться к солдатам, окружавшим площадь, сообщить им об этом упущении, но в тот же миг из черной впадины подъезда оглушил его звонкий окрик:

— Стой! Кто идет?

Антошка шарахнулся в сторону, но из подъезда тотчас же высунулось дуло винтовки с острым жалом штыка.

— Стой, стреляю!

Антошка вздохнул и с размаху сел на мостовую, чтобы доказать свою неподвижность.

— Поди сюда, мальчик! Слышишь?

Ничего не оставалось, как подойти. Антошка поднялся, охая и вздыхая, подошел ближе. В подъезде стоял молоденький юнкер. Он посмотрел на мальчишку беззлобно, но удивившись. От скуки он стал говорить с ним:

— Зачем ты здесь шляешься, мальчик? Того и гляди, стрелять будут! Что тебе надо тут?

— Я ведь к отцу шел…

— Где твой отец? Во дворце?

Антошка ответил твердо: «Во дворце!» Ему казалось, что после этого юнкер может ограничить только выговором свое право над его жизнью и смертью. Юнкер же спросил с любопытством:

— Кто твой отец? Швейцар?

— Цвицар! — должен был согласиться Антошка. Юнкер строго положил руку на плечо мальчика.

Антошка закрыл глаза, готовясь выслушать приговор.

— Слушай, мальчик! Я тебя, пожалуй, впущу, но ты прежде всего пойдешь в юнкерскую комнату — первая комната за белым залом, — спросишь там дежурного и скажешь, чтоб он прислал сюда бутылку вина. Понял?

Антошка кивал головой утвердительно — все было очень понятно и гораздо менее страшно, чем он готовился услышать.

— Бутылку вина, обязательно бургундского! Скажешь, что Хорохорин просит бургундского, иначе он бросит пост, потому что тут холодно и я устал! Понял? Потом можешь идти к отцу. Ступай.

У Антошки похолодело сердце, обмякли ноги. Он шел в пасть врага и смотрел, как юнкер, нажав ручку двери, распахивал ее для него.

— Только обязательно бургундского, понял?

— Понял, — вздохнул Антошка, проскальзывая в дверь: надо было идти, чтобы не выдать себя.

— Смотри! Поймаю — оборву уши, если не сделаешь, как сказано!

Антошка стоял уже за дверью. Юнкер погрозил ему вслед. Антошка взмахнул узелком и пошел прямо по коридору, делая вид человека, привыкшего к этой дороге, как к родной избе. Он не оглянулся назад, не смотрел по сторонам, шел, помахивая узелком, подняв голову. Впрочем, если бы он и не делал всего этого, если бы он даже открыто и честно изумлялся блеску, золоту, шелку и богатству, едва ли бы кто-нибудь заметил его и заинтересовался им.

Во дворце с этой стороны было пустынно. Довольно часто встречались служители, казаки, офицеры, юнкера, но все они были растерянны, взволнованны и заняты собой. До мальчишки с красным узелком никому не было дела, тем более что он издалека еще уступал всем дорогу и всех обходил, заранее сворачивая в сторону и прижимаясь к стене.