— Как ты узнал, что мне это поможет? — спросил Кай, когда мы с кучей пакетов вышли из магазина. — Ты что, не только сексуальный солдат, но и тайный психиатр?

— Нет. Просто ты попал в эту ситуацию из-за меня, и тебя надо было чем-то отвлечь. Я рад, что это сработало.

— Я тоже. — Мы встали с тележкой, в которой еще лежали наши пакеты. Кай поднял глаза и широко улыбнулся. — Знаешь, это паршиво, что я такой, но круто, что ты меня понимаешь. И что пытаешься как-то помочь.

Я усмехнулся.

— Пытаться — не значит сделать.

— Но ты правда помог. — Кай со смешком указал на себя. — Я в полном раздрае, но панической атаки у меня нет. Тебе это покажется преувеличением, но для меня адски важно то, что ты следишь за моим состоянием… что понимаешь его и помогаешь преодолеть.

Это была самая идеальная вещь, которую он мог мне сказать, но мое сердце словно пронзило ножом.

— Кай… — Неужели я все-таки собирался на это пойти? — Кай, когда мы вернемся домой, нам надо будет поговорить, хорошо?

Он всмотрелся в мое лицо.

— Звучит как-то не…

— Какие люди. Это же наш педофил.

Я вскинул голову, и Каю даже не пришлось называть ублюдка напротив. Это был Трэвис — откуда-то я и так это знал.

— Что ты сказал? — Трэвис был так сосредоточен на Кае, что заметил у тележки меня только после того, как я задал этот вопрос. Часть показушной храбрости с него сразу слетела, однако не до конца. Я шагнул к нему. — А ну повтори.

— Гаррет… — выдавил Кай. — Давай просто…

— Кто это? Твой бойфренд? — Трэвис обращался к Каю, но не сводил глаз с меня. — Не хочешь рассказать своему бойфренду о том, что тебе нравится проводить время с несовершеннолетними мальчиками?

Мой первый толчок чуть не сбил Трэвиса с ног, но не стер с его рожи кривую ухмылку. Его взгляд был мутным и злым, как у отца, когда тот напивался.

— Шон уже с меня ростом, — сказал я, и мой голос напоминал скорее рычание. — А ты просто мудак, который считает геев больными.

— Ха. — Трэвис вздернул подбородок. — А что, разве ты не такой?

Как и в тот раз с Костиганом я не планировал распускать руки, но это случилось. Мой кулак с треском врезался в его челюсть, и он, оглушенный, рухнул на задницу. Когда я шагнул к нему, абсолютно готовый его изметелить, Кай двумя руками обхватил меня за предплечье.

— Не надо! Он вызовет копов!

— Не вызовет, — прорычал я, отходя. — Иначе ему придется признать, что его побил педик.

— Гаррет, остановись. — Голос Кая звучал непреклонно, но еще я расслышал в нем нотку паники.

Внезапно мне пришло в голову, что если я надеру Трэвису задницу, то мы привлечем толпу и, возможно, полицию. Которая нас арестует и будет задавать нам вопросы, и я не исключал вероятность того, что к нам отнесутся предвзято, узнав, что мы с Каем пара. А поднять руку на гомофоба-копа я точно не мог.

Я погрозил Трэвису кулаком.

— Если хотя бы взглянешь в его сторону хоть еще один раз, я прикончу тебя. Ты и глазом моргнуть не успеешь.

Трэвис еще держался за челюсть и в шоке смотрел на меня, когда Кай потянул меня за руку и заставил уйти.

***

Кай

Адреналина, бурлящего в моих венах, хватило бы, чтобы снабдить энергией стадо слонов. Гаррета еще немного трясло. Его шаги были такими широкими, что мне то и дело приходилось срываться на бег.

Я оглянулся, но мы уже свернули за угол, поэтому Трэвиса я не увидел. Как и прохожих, которые могли стать свидетелями последствий пережитой мною сцены. Взгляд Гаррета еще метал молнии, а лицо оставалось предельно напряжено.

Я отреагировал самым неподходящим для ситуации образом.

Расхохотался.

Так громко и сильно, что чуть не разбил купленные по настоянию Гаррета три упаковки яиц. У меня подогнулись колени, и чтобы устоять на ногах, мне пришлось схватиться за стену.

Гаррет с тревогой взглянул на меня, но поняв, что я смеюсь, а не плачу, насупился и стал наблюдать за тем, как я пытался взять себя в руки.

— Ты закончил?

Свои пакеты я поставил на землю, так что, когда смех утих, обхватил свою грудь.

— Ты… — выдохнул я, — ты его полностью растоптал.

— Конечно. У него, наверное, встает от мысли, какой ты красивый, вот он и цепляет тебя, выпячивая свой гетерокретинизм.

— О, перестань, это вряд ли.

— Не знаю, как по мне, все очевидно. — Гаррет переложил пакеты в другую руку. — Тебя не разозлило то, что я снова включил мега-защитника?

— Нет. Наверное, должно было, но если честно… сегодня мне это даже понравилось. Я всегда был один. Всегда. Родственники делали вид, что меня нет, а друзей, пока я не стал танцевать, у меня почти не было.

На лице Гаррета возникло то мучительное выражение, которое всегда появлялось, когда он жалел меня. Я выдохнул, мои плечи поникли, и из меня разом вышел весь адреналин.

— Пошли домой.

Он поколебался минуту, потом молча продолжил идти. Я знал, что он думает о том, что сказать, и прокручивает все случившееся у себя в голове.

Дома я убрал все замороженное в холодильник, а затем увел Гаррета в ванную и, велев сесть на унитаз, протер его руки дезинфицирующей салфеткой.

— Послушай, — сказал я, когда он строптиво вздохнул. — Трэвис мерзок, и я не хочу, чтобы его мерзость была на тебе. — Я приподнял его руку. — Видишь? У тебя костяшки разбиты.

— У него костлявая рожа.

Выбросив салфетку, я встал между его раздвинутых ног и притронулся к его скулам, вспоминая тот день, когда он вышел в скайп весь в синяках.

— Все это могло закончиться очень плохо.

— Бэби, все и так прошло не особенно хорошо.

Я рассмеялся.

— Нет, могло быть гораздо хуже. У меня могла начаться паническая атака, но ты наблюдал за мной и заметил, когда я исчерпал свой лимит. Я не запаниковал даже после того, как пришел Трэвис. Наверное, из-за того, что я волновался, что тебя арестуют за то, что ты оторвешь ему член.

Ванную огласил его смех.

— Да мне надо медаль дать за выдержку. Я ведь просто разок стукнул его.

— Когда ты за меня вступился, я ощутил себя в безопасности. Наверное, я должен был прийти от насилия в ужас или сказать, что я всегда могу защитить себя сам, но правда в том, что это не так. — Собираясь с духом, я замолчал, потому что собирался признаться в том, что временами мне и правда нужна была помощь других. — Я знаю свои пределы. Я знаю, что там, — я указал в сторону двери, — мне страшно и неуютно. Вся моя жизнь построена здесь. — Я показал пальцем на пол. — Я рад, что с тобой чувствую себя в безопасности, но мне надо решить еще очень много проблем.

— Ты когда-нибудь… думал сходить к психотерапевту?

— До встречи с тобой? Нет. Никогда.

— Никогда? — повторил он.

Я посмотрел в лицо, которое значило для меня больше всего остального на свете и которое заставило меня захотеть вновь научиться жить в мире.

— Ну… я всегда подозревал, что у меня социофобия. Я же гуглил симптомы. Раньше меня это не волновало, ведь моим способом справляться с проблемой было…

— Не замечать ее.

— Но теперь у меня есть причина не быть таким. Это ты. И мы можем поработать над этим. Шаг за шагом, не торопясь. Можем ходить в тот магазин и в другие места по соседству. — Я воодушевлялся все больше и больше, смелость разгоралась в груди, как пожар. — Однажды я даже смогу решиться на большее, например… на поездку к твоей семье.

Дурацкая улыбка, с которой я все это говорил, замерла. Я думал, что Гаррет обрадуется, обнимет меня, а потом мы займемся любовью прямо тут, на полу ванной…

Но он побледнел.

— Кай…

Мое сердце ухнуло вниз, а страх, точно лоза, опутал и задушил прилив смелости. Возможно после истории в магазине у него открылись глаза. Возможно он понял, как тяжело со мной жить…

Когда он заговорил, его голос был сиплым.

— Я буду вынужден согласиться на работу за пределами штата.

Я моментально вспотел, а в следующую секунду меня словно бросили в ванну со льдом. Из легких вышел весь воздух, и я еле-еле смог вымолвить:

— Что ты имеешь в виду?

— Компании, предлагающие работу по моему профилю, за которую хорошо платят и где есть возможность для карьерного роста, находятся не в нашем штате. Они даже не на Восточном побережье.

Я знал, что в Филадельфии у него может не сложиться с работой. Но за пределами штата? Даже не на Восточном побережье? Такого я точно не ожидал. Я будто бы оказался на раскручивающейся с бешеной скоростью карусели. Я не понимал, что мне делать, но знал, что оставаться в ванной, под его взглядом, я не могу.