III
Суббота у Егоркиных прошла в суете. Они взяли пятьсот рублей из тех, что гости положили им на свадьбу, купили софу, шкаф небольшой, стол кухонный, четыре табуретки. Привезли, расставили в небольшой комнатке. Оглядели, радостные, свое первое гнездышко.
— Хорошо! — сказала Галя.
— Хорошо! — обрадовался Иван. — Устала?
— Ага, а ты?
— И я… Иди сюда, — хлопнул он по софе рядом с собой. Она села. Он обнял ее, и они стали, целоваться. Потом она, сидя, устроилась у него под мышкой и стала блестящими глазами снова осматривать комнату.
— Шторы нужны…
— Зачем?.. Мы же на седьмом этаже…
— Верно! — засмеялась она. — На седьмом этаже, как на седьмом небе… А со шторами уютней! — подумала она вслух.
— Если б наша была комната, тогда…
— Когда мы свою получим? Когда? — вздохнула Галя. — На заводе нужно пять лет отработать, чтоб на очередь поставили, да лет восемь — десять ждать… Значит, в лучшем случае через двенадцать лет… Я к тому времени старухой стану! Тридцать один год будет! Представляешь?
— Представляю! — засмеялся Егоркин. — Горбатенькая будешь, седая!
— А что? Может, и поседею! Рожу тебе пятерых и поседею с ними…
— Во, идея — как можно быстро квартиру получить! Три года — и трехкомнатная!.. Рожать будешь каждый год, и все в ажуре! А лучше всего — сразу тройняшек роди! Из роддома в трехкомнатную перевезут…
— Что я — крольчиха? Сразу троих? — засмеялась Галя. — Это глупости! Вот придумай, как нам действительно можно выкрутиться!
— А я думал, — сказал Иван серьезно. — И придумал! Отрабатываю эти последние две недели на заводе, начинаю учиться и устраиваюсь дворником! Комнату там сразу дают: и прописка будет, и денег к стипендии хорошая добавка!.. А работать по утрам: встал, подмел и в институт.
— Долго думал? Эх ты, дворник… Никуда ты не пойдешь. Учись.
— Не, я пойду! Это точно!
В воскресенье они решили съездить к Роману с Ирой, пригласить их в гости, показать, как устроились. Приехали, но их дома не оказалось. Старушка соседка объяснила, что гулять пошли всей семьей, а когда вернутся, неизвестно. Иван написал записку, пригласил в гости вечером, телефон оставил. И они с сожалением, что не застали друзей, назад отправились.
Вышли из автобуса и Маркина увидели. Иван окликнул его:
— Николай Сергеевич, привет! Ты куда направляешься?
Маркин обрадовался. Был он с мальчиком лет десяти. Иван догадался, что это сын его.
— Мы-то домой! А вы куда? — в свою очередь спросил Маркин.
— И мы домой!
— Как? — не понял Маркин.
— А мы теперь живем здесь! Квартиру сняли, вон в том, — указал Иван на белый двенадцатиэтажный дом, через три дома от остановки.
— А я вот в этом! — радостно указал Маркин на дом возле остановки. — Идемте ко мне. Нет, отказываться не надо! Галя, я не слышу. У меня, может, к мужу твоему особые чувства! Я, может, благодаря ему на себя по-иному посмотрел? Идемте, идемте!.. Вовка, сынок, бери за руку Галю. И крепче держи, чтоб не сбежала! — Галя сама взяла мальчика за руку.
— Сын у тебя — копия, Маркин-второй, — улыбнулась Галя.
— А как же. Для себя старались, по заказу. Портрет мой, а характер мамин. Ишь, молчит — слушает. А я бы уж на его месте за эти три минуты сто слов сказал…
Люся увидела гостей, захлопотала. Галя к ней на кухню ушла, а Маркин квартирой стал хвастаться, комнаты показывать, ванную. Ничего особенного у него не было, обычная квартира человека среднего достатка. Но Николай Сергеевич радовался, Егоркин понял его радость: ведь с нуля, с нуля начинали с Люсей.
— Коля! — позвала жена. — Ты в гастроном спустись, а то ведь ничего нету.
— Это я враз. Это я мигом! — сказал Маркин. — Гастроном прямо в нашем доме, — пояснил он Егоркину.
— Знаем уже. Мы приходили сюда.
Иван пошел в комнату к Вовке.
— Ну, Вовка, хвастайся теперь ты! Как учишься?
— Одни! — Мальчик растопырил пятерню.
— Да ну! — удивился Иван. — Врешь, наверно?
— Нет, смотри, — Мальчик подал дневник.
— В четвертом классе, значит… Ух, ты! Молодец! Это здорово. — Егоркин вернул дневник. — А за верстаком этим ты работаешь? — указал он на невысокий стол в углу, к которому привинчены были небольшие тиски, стоял маленький ручной сверлильный станок, крошечная наковальня. Под столом виднелся ящик с инструментами, аккуратно уложенными в ячейки.
— Мы с папой, — ответил мальчик.
— А инструментов у тебя сколько. Ого, и каких только нет!.. И что же вы с папой делаете?
— Сейчас корабль радиоуправляемый. А весной приемник сделали. Вот! — Вовка взял со стола радиоприемник величиной с толстую книгу, включил и стал крутить. Запищало, засвистело в комнате, потом прорезалась музыка и довольно чистая. — Что хочешь ловит! — похвастался Вовка.
— А где же корабль?
— Мы его только начали… Пошли, я покажу что, — понизил голос Вовка. — Только маме не говори!
Мальчик вывел Ивана на балкон, который был в большой комнате. Там с одной стороны стоял самодельный шкаф, а с другой — от пола до потолка ступенями деревянные ящики с цветами. В самом верхнем ящике рос вьюнок. Он опутал весь потолок и спускался по ниткам к перилам балкона. Егоркин вспомнил, как вчера Галя, когда они шли мимо этого дома от автобусной остановки, увидела зеленый балкон и сказала:
— В нашей квартире на балконе я тоже такие цветы посажу. Видишь, как красиво!
Они тогда не подозревали, что балкон этот Маркина.
— Смотри! — указал Вовка на длинные белые трубы, лежащие у стены. — Мы с папой дельтаплан делать будем… Приготовим все и будем делать! А мама ругается…
— Вот вы где? — услышал Иван голос Маркина. Он уже вернулся.
— Что же ты главным не похвастался? — упрекнул его Иван. — У тебя, оказывается, тут целая мастерская.
— Ковыряемся потихоньку, — улыбнулся довольный Маркин. — Я еще забыл сказать, стенка эта, — указал он на мебельный гарнитур «Спутник», — на гонорар за наше приспособление куплена. Когда делали, я и не думал, что нам заплатят… Кстати, приспособление для сборки «головки» мы с технологом дотянули!.. Сейчас опытный образец делают.
— Я знаю, ты говорил… Слушай, я заходил во второй сборочный к твоему знакомому. Помнишь, ты говорил, что они вдесятером мучаются над одной деталью?.. Смотрел, там действительно что-то не то. Надо вдвоем сходить, покумекать!.. Пошли завтра?
— А тебе сколько осталось в цехе быть?
— Я буду наведываться непременно… Родной цех забывать не собираюсь.
За столом Люся спросила с улыбкой у мужа:
— Ну как, нахвастался квартирой?
Видно, ей тоже был приятен разговор о том, что у них хорошо все устроено. Была она в розовом в полоску ситцевом платье. Волосы распущенные вились до плеч. Маленькая челка, закрывающая половину лба, спокойное доброе лицо.
— А вы от завода получали ее? — спросила Галя.
— Девять лет в очереди выстояли… Четвертый год живем… — ответил Маркин.
— Да-а! — удивился Иван. — А сколько же ты на заводе работаешь?
— Семнадцать лет отбухал… Я на нем, как и ты, с восемнадцати!
— Тридцать пять лет вам, значит, — сказала Галя и обратилась к Люсе. — Простите, а вам сколько?
— Тридцать три…
Иван с Галей переглянулись и засмеялись. Иван объяснил:
— Галя сегодня говорила, что мы квартиру лет через двенадцать получим, по тридцать одному году нам будет… Она уже старухой станет… Я счастлив буду видеть ее такой старушкой в тридцать три! — улыбнулся Иван, глядя на Люсю.
— Он у меня в дворники собрался, квартиру зарабатывать! — кивнула Галя, смеясь, на Ивана.
— И пойду! — упрямо заявил Егоркин.
— А ты у Гали прописан? — спросила Люся.
— Нет… В общежитии…
— Сначала надо постоянную прописку получить, а потом в жэк идти… А так вас и в комнату временно пропишут обоих, по лимиту. Если идти в жэк, то лучше Гале, техником-смотрителем… Квартиру быстро заработаете… Она москвичка!
— Техником? — спросила Галя. — А что они делают?
— Наряды рабочим раз в месяц закрывают да квартиры принимают, когда кто переезжает… Болтаются без дела да лясы точат!
— А квартиры им сразу дают?
— Вроде бы сразу… Да вы узнайте сами! Зайдите в любой жэк…
Иван вспомнил, что Таня, жена Пети Антошкина, работает техником в жэке. У них служебная квартира. Антошкин говорил об этом, когда они встретились в деревне. Петя грустный был, подавленный, сказал, что страшный материал везет в газету. Не думал раньше, что в наше время может быть такое. Средневековье! Всплыли в памяти слова Антошкина: «Мы говорим, человек рожден для счастья, но не догадываемся, что жизнь наша — блуждание в зарослях в поисках дороги к счастью. Никто не знает, в какой стороне эта дорога. И кружимся мы в зарослях, блуждаем, ветки хлещут по лицу, падаем, набиваем синяки да шишки… Выбрались на тропинку, широкая, много людей протопало по ней. Радуемся — на верном пути, вот-вот выберемся на дорогу, большую дорогу к счастью. Торопимся, бежим, спотыкаемся, а тропинка все уже, все неприметней, глядишь, и исчезла. И опять вокруг одни заросли. И снова кружим, кружим, кружим».