Второго сентября, вечером, когда мы, как всегда, возвращались домой на машине, Никитин сказал мне:

— Завтра у нас особое задание. Одевайся по проще, курточку какую-нибудь задрипанную, шапку ношенную-переношенную и приезжай в отделение. Там объясню.

С Раей у нас было в это время как бы перемирие: надоело волком друг на друга смотреть. Вспомнили оба, что все-таки три года вместе прожито. Есть что вспоминать. Она сделала первый шаг к примирению, и я не стал кочевряжиться. Если разводиться будем, то лучше по-человечески.

За ужином сидели вместе. Рая за эти дни политизированной стала, ненавидела Ельцина, мечтала, чтоб поскорее его сковырнули, думала, что без него жизнь быстрее наладится. Это он, по ее мнению, из-за личной власти жизнь перевернул, поломал судьбы многих, довел до нищеты стариков. И нашу жизнь он исковеркал. Если бы не он, работали бы мы и работали на заводе, получали бы свою неплохую зарплату, копили бы потихоньку деньжата, ездили бы отдыхать к морю раз в год, родили бы ребеночка и не беспокоились за его будущее. Теперь ни о чем этом мечтать не приходится: все перечеркнул Ельцин. Как она его ненавидела! И как мечтала поскорее увидеть низвергнутым, и чтоб жил не как Горбачев, который по свету катается на наши денежки, а чтоб получал, как все и жил как все на жалкую пенсию! Жаль только, что он теперь награбил, набил кубышку, не только ему до смерти, но и детям и внукам хватит. Все бы отобрать у него, тогда б узнал, как живут люди. Я с усмешкой слушал ее рассуждения, не поддакивал, но и не спорил. Начнешь спорить — новый скандал. Ну ее, пусть буробит.

Утром я достал свою старенькую облезлую куртку, в которой ездил на дачу к Паше, кепку.

— Ты чего так одеваешься? — спросила Рая. — Куда это?

— На работу.

— Когда это ты так на работу ездил? Ты что, кирпичи грузить будешь?

— Баррикады разбирать, — пошутил я.